Ещё как уверен. Если тайник и был, то там, в подвале. Вот только я не тень, в щёлку не просочусь. А стало быть, придётся как-то люк расчищать.

– Чтоб… надо было Еремея отправить, – проворчал Мишка, бочком втискиваясь в щель. Дверь повесили наспех, и петли успели провиснуть, а сама дверь осела, накренилась. – Нет же, дурак, любопытно мне стало.

Это ворчание было привычным и, как ни странно, успокаивало. А мне надо было успокоиться? По ходу, надо. Пусть Савкина душа давно ушла, но тело сохранило память и теперь отзывалось на возвращение холодным потом да суматошным стуком сердца.

– Ничего так жили, – оценил Метелька. – А дом хороший. Вон, брёвна какие. И венцы целые. Туточки если поскоблить чутка, окны поставить…

Пыль. Гарь.

Мусор.

Откуда он появляется в заброшенных домах – само по себе загадка. Но вот появляется же ж. Что-то похрустывает под подошвой. К запахам гари добавляются иные, плесени и гнили. И Метелька крутит головой, пытаясь понять, что это так воняет.

– Нам туда, – я останавливаюсь и указываю на пол. – Тут подвал.

– Подпол, – поправляет Метелька. – Но да, дом такой. Добре ставили. С размахом. В нашем тоже был, но маленький. А так-то ещё дед сделал холодную. От она глубокою была. Там даже летом молоко не кисло…

В этом подвале тоже было холодно.

– Погоди, – Мишка выставил руку. – Давай я…

– Там тихо. Пока. Тени проверили.

– А лестницу они тоже проверили? – проворчал братец. – Если ты сверзнешься и шею свернёшь, девочки расстроятся.

Ну да. Конечно. Девочек расстраивать нельзя. Даже когда эти девочки крепко так подзадолбали. Но Мишке возражать бессмысленно, потому просто киваю. Да и прав он. Тьма просто убедилась, что лестница есть, а вот в каком она состоянии – это большой вопрос. Но Мишка спустился и тотчас снизу донеслось:

– Давайте.

Первым полез Метелька, а следом и я. Ступени как-то вот поскрипывали и прогибались, но вроде держали.

– А вот о лампе стоило бы подумать, – Мишка зажёг спичку. И в темноте его лицо выглядело ещё более странным, чем обычно. – Или о фонаре.

– С фонарём – это мы да, не подумали, а вот лампа была, – память подкинула нужную информацию. – Керосиновая, вроде. Там, у входа должна стоять.

Так-то подвал освещали две лампочки, яркие, огромные, куда большего размера, чем в матушкиной или Савкиной комнатах. Но электричества не было, а лампа вот нашлась. Даже с керосином. Не скажу, что свет её полностью разогнал тьму, но…

– Чувствуешь? – спросил я Мишку, который крутил башкой, напряжённо прислушиваясь к чему-то.

– Не знаю. Такое… странное вот ощущение… не пойму, что не так. Но не так.

– Холодом шкрябает, – Метелька поёжился. – И воняет. Вот аккурат, как там воняет.

Именно. Этот запах и вправду был тягучим, густым. Он пронизывал всё, каждый камень, каждую песчинку. Он наверняка прицепится к одежде, и ту останется только выбросить.

Но…

Откуда он исходил?

– Видишь? – я указал на потолок. Здесь змеи проводов были покрыты толстым слоем белил, но всё одно выделялись этакими выступающими венами на камне.

– Провода? – Мишка поднял лампу.

– Куда они ведут?

– Туда, – он указал направление.

Именно, что туда. Но в то же время там, как он выразился, ничего нет. Ничего такого, для чего понадобилось бы электричество. Провода упирались в стену. И уходили в неё.

– Думаешь, тайник? – Мишка постучал по стене. Прислушался. Я тоже постучал. И тоже прислушался с умным видом. Смысла в этом было немного, потому что звук получился глухим, каменным. Слева. Справа… и чувствуешь себя полным идиотом. Но ведь куда-то ж они ведут?

– Может, – Мишка задрал голову. – Они просто в дом идут? В комнаты там? Вели отсюда и наверх?

Может. Схемы электропроводки у меня не было. Но вот…

– Нет, – я помотал головой. – Дома всё спрятано. А тут видишь, их прямо поверху тащили. Никто в каналы убирать не стал.

– Так подвал же. Тут не до красоты.

Резонно.

Но… думай, Громов. Думай. Тьма тоже не ощущает за стеной ничего такого… точнее полостей или щелей, в которые можно было бы просочиться, она не обнаружила. Но это не значит, что за стеной ничего нет. И если есть… провода отец не прятал. Почему? Если тайник там, то… то он надёжен. И даже если вдруг кто-то провода увидит, то это видение ему ничего не даст, как не дало вот нам.

Я прижался щекой к камню и закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях.

Артефактор… он был артефактором. Мог придумать что-то? Что-то такое… надёжное… но в то же время… да, тайник должен быть надёжным, но при этом таким, чтобы легко можно было добраться до его содержимого. Следовательно, и открываться он будет без лишних танцев.

Сомневаюсь, что отец использовал бы сложную схему с пентаграммами и десятком ключей…

Стоп.

Ключ.

К любой двери должен быть ключ. И надо лишь найти его. Если допустить, что саму дверь мы отыскали, то… ключ будет простой, но в то же время такой, который нельзя потерять или подделать. А ещё он всегда должен быть под рукой. А это…

Я вытащил нож из голенища.

– Сав?

– Погоди, – я проколол ладонь и прижал её к стене. Кровь – самое простое, что приходит в голову. Но… ничего? Или… нет, что-то изменилось. Запах. Стал сильнее. Ярче. И такое вот, будто сквозняком из форточки потянуло. Иномирным сквозняком из иномирной же форточки.

Но стена не исчезла.

Чтоб тебя!

А если… кровь – это хорошо, но одна кровь – не надёжно, потому что её и сцедить можно, а потом спуститься с баночкой и хоть всю стену изукрасить. Значит, это лишь часть. А вторая? Что было у отца такого… ну да, конечно!

Я выпустил силу, толкнул её к стене, и кровь моя слабо засветилась, а потом от капли её по камню поползли тонкие жилки. Они, подпитываемые силой, завивались, складываясь в узоры. Части их я узнавал, я уже видел похожие рисунки там, в поместье. Руны… и ещё руны. Целые цепочки, узоры рун, переходящие один в другой, и всё это вместе складывалось в… арку?

Дверь?

Как правильно?

– Что это? – Мишка сглотнул.

– По ходу, папенька не стал размениваться на мелочи, – прозвучало нервозно. Хотя да, я определённо нервничал. А как не понервничаешь, если часть стены вот была, а теперь её нет. Свечение поугасло, а перед нами открылась ещё одна комната.

Или правильнее сказать, помещение? Понятия не имею, как это называть, но… отец и вправду был чёртовым гением. Я не знаю, как он это сделал, но ведь сделал же, совместил обе части мира. И то, что получилось, я шкурой чувствовал неправильность этого место, его чуждость и в то же время не мог не оценить задумку.

Шаг.

Здесь вокруг камень. Не тот, странный, которым была вымощена лаборатория в поместье Громовых. Этот чёрный, гладкий, будто отполированный. Он и на полу, и на стенах. И на потолке тоже. Провода, кстати, обнаружились, вон они, тянутся к центру, а оттуда уже, на жгуте, свисает колба лампы. Здесь и электричество работало? Как… хотя, когда заперто, то вряд ли. А вот когда дверь открыта и миры совмещены, то почему бы и нет?

Я оглянулся. Сердце кольнуло. А если эта дверь закроется? Если… спокойно. Отец тоже не дурак. Если она открывалась снаружи, то и изнутри будет. Он вряд ли планировал уединяться тут на веки вечные. Да и в целом-то проход вполне стабилен. Руны исчезли, арка осталась. И выглядела так, словно всегда тут была.

– Метелька, – начал было я, но Метелька упрямо качнул башкой:

– Я с вами, – сказал он и руки в карманы сунул.

– И я, – Мишка переложил лампу в другую руку, а после и поднял повыше. – Это лаборатория?

Помещение было довольно просторным, если не сказать огромным. Вдоль дальней стены вытянулись ряды шкафов. Свет отражался в тёмных стёклах витрин, а что внутри – не разглядеть. Книги? Мы подошли ближе. И да, книги тоже имелись. А ещё тетради. Я взял в руки ближайшую, открыл.

Нервный почерк. Буквы скачут, то поднимаясь над строками, то волной уходя ниже. И ни хрена не понятно. Не в том смысле, что нечитабельно. Но какие-то низкоуровневые потоки, градации, коэффициенты. Рисуночки вот тоже имеются. Графики отношения чего-то к чему-то, явно на глаз составленные. Ага, а вот и пара рун каких-то, карандашом обведены участки соединения. В общем, это явно не личный дневник, в котором папенька рассказывает печальную историю своей жизни, заодно называя имена всех злодеев.

Во второй – то же самое. И в третьей. Скорее уж на рабочие заметки похоже. И разбираться в них точно не мне. Прям ощущаю, что умом для столь высоких материй не вышел.

Книги под стать тетрадям. “Основы прикладного зельеварения”. “Фактор комплиментарности в составлении схем третьего уровня”. И “Практическое применение математических моделей в артефакторной схематронике”.

Это вообще что-то на сильно умном.

Но Мишка книги разглядывал внимательно. А потом, открыв одну, печать показал:

– Это из библиотеки имперского университета, – пояснил он. – Видишь, двойную отметку? Закрытая секция.

То есть, папенька книгу скоммуниздил? Нехорошо, однако.

В остальных шкафах какие-то банки, склянки, посуда лабораторная. А спиртовку я даже узнал. Коробки и коробочки. Я заглянул в одну. Зерно какое-то из мутного стекла.

– Алмазы, – сказал Мишка. – Неогранённые.

Охренеть.

То есть, поместьице папенька при желании приобрёл бы без особого напряга. Алмазы я вернул в коробочку и сунул нос в другие. Красненькие стекляшки оказались рубинами. А вот зеленых камушка было только два.

Надо будет прибрать.

Мишка нахмурился, когда я ему эту мысль озвучил.

– Это как-то… неправильно, – произнёс он. – Одно дело бандитов грабить…

– Мы не грабили, – я поправил братца. – Мы проводили реэкспроприацию.

Ещё по прошлому миру помню, что чем сложнее звучит термин, тем большее почтение внушает.

– А тут тоже? – Мишка вернул коробочку на полку.

– Тут? Тут, между прочим, наше с тобой законное наследство. Нам ещё род восстанавливать. Так что, пригодятся… хотя, можно и оставить. Но тогда дом придётся выкупить.

А что, хороший тайник. Вот прям отличный. Столько лет всё в сохранности пролежало.

– А если он всё-таки жив? – уточнил Мишка. – Отец.

– Тогда алименты.

– Что?

А, здешний мир до этого понятия не доразвился.

– Содержание, – поправляюсь. – Твоё и моё, и Танюшкино. Отец ведь должен содержать своих детей, так?

– Естественно.

– Вот. А он не содержал. И значит, на нём долг.

– Я никак не могу привыкнуть к твоему цинизму. Хотя… в этом действительно что-то да есть, – Мишка поднял крышку очередной коробки, но в ней обнаружился сыпучий белый порошок. В следующей – пробирки с пылью, которая при прикосновении слабо засветилась.

– Это чего? – я поглядел на братца.

Точно не скажу. Я всё-таки не получил образования. Но почему-то мне кажется, что здесь собраны весьма ценные ингредиенты.

Наследство с каждой минутой нравилось мне всё больше. Вот книжку в библиотеку надо будет вернуть. Передам через Карпа Евстратовича. А то нехорошо как-то библиотеки грабить.

Приборы тоже имелись, на другой половине лаборатории. Я туда только глянул, и замутило сразу, потому что вон тот паук, подобравший лапы, был почти точной копией уже виденного нами. И крестовина имелась. И тонкие золочёные провода, скатанные аккуратными клубочками. Из каждого выглядывала длинная игла.

– Это… – Мишка остановился и лампой поводил. Металл бликовал, отражая свет. – Это ведь… похоже, да?

– Да.

А что тут ещё скажешь. Не просто похоже, а прямо копия вон.

Или прототип?

Но важно не это. Важно другое. Что он в подвале делает? Или папенька ставил эксперименты… тут? Прямо вот тут? Нет. Это ж в голове не укладывается… тут люди. Точнее там, наверху. Соседи. И они бы заметили… что? Что кто-то тащит в подвал сопротивляющуюся жертву? При этом демонически хохоча и рассказывая на всю улицу, что станет с нею делать?