Гуров с опаской прикоснулся к одному из прутьев. Удара током не последовало.

Здесь снова сквозь ограду прорывалась сирень, но теперь уже вперемешку с какими-то колючими кустами. Гуров такие в жизни не видел. Тоже, наверное, защита территории, как ни крути. Если случайно споткнуться и влететь в такую опасную растительность, то потом надо сразу нестись в травмпункт, чтобы зашили рваные раны.

Музыка, несомненно, доносилась из особняка. Если в таком внеземном антураже звучит любимая народом песня про электричку и плачущую на перроне девчонку, то Маша была права – хозяин дома действительно был человеком простым. Оставалось увидеть его вживую.

Они зашли через распахнутые ворота и оказались посреди поистине огромной лужайки. От ворот в обе стороны расходились две заасфальтированные дорожки достаточной ширины, чтобы по ним смог проехать, не задевая траву, какой-нибудь «Хаммер». Дорожки вели к противоположным сторонам дома и, огибая его, исчезали из вида. Видимо, там и была расположена парковка, потому что ни одной машины перед домом не стояло.

Нигде не было ни одного человека, а музыка по мере приближения к дому становилась все громче. Маша и Гуров остановились, не зная, в каком направлении двигаться.

– Веди, – потребовал Гуров.

– Я тут в первый раз, – растерялась Маша.

Из-за левого угла дома появился человек и быстрым шагом направился к ним. Это был высокий мужчина лет тридцати в черном костюме-двойке. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, и общий внешний вид вместе с решительной походкой и дружелюбной полуулыбкой на лице указывали на то, что мужчина не гость, а скорее кто-нибудь из наемных работников. Секретарь, помощник или кто там еще прикладывается к богачам, чтобы решать за них некоторые вопросы, на которые не хватает времени? Этот вот был послан к Маше и ее мужу-полицейскому, чтобы встретить их как долгожданных дорогих гостей и отвести к имениннику. Ну как вариант. Разве нет?

Мужчина приблизился и с любопытством уставился на Гурова. Потом перевел взгляд на Машу. Прежде чем она успела произнести хоть слово, он слегка качнулся в их сторону и сложил ладони, будто собирался молиться.

– Мы к Михаилу, – быстро проговорила Маша. – К Михаилу Егоровичу.

– И пригласительных у нас с собой нет, – заявил Гуров, начиная раздражаться.

– Они не нужны, – широко улыбнулся мужчина. – Конечно, я вас провожу. Михаил Егорович хотел устроить торжество перед домом, но синоптики обещали дождь. Поэтому церемония будет проходить в доме.

«Вот сука, – подумал Гуров. – Ты еще тут про свое золотое детство расскажи. Давно бы уже отвел к хозяину, но нет – сначала нужно наладить светскую беседу».

– Я Виктор, – протянул руку мужчина. – Извините за неудобства.

– О чем вы? – непонимающе спросила Маша.

– Вам пришлось ждать. Это мое упущение.

Гуров пожал ему руку. Не хотел, но сделал это. Виктор приглашающе развернулся всем корпусом в ту сторону, откуда пришел.

– Нам туда.

– Понятное дело, – буркнул себе под нос Гуров.

Ему вдруг зверски захотелось выпить. Ну не любил он вот это все. Ни дома эти, напоминающие теплоходы, ни тех, кто в них живет. Хотя сам бы, признаться, не отказался бы провести пару дней в роскоши. Но лишь пару дней, не больше, потому что точно знал, что если задержится, то на душе не только кошки заскребут. Снова потянет в пыль, в суету, в асфальтовые джунгли. Гуров чувствовал себя там гораздо увереннее.

Он нарочно замедлил шаг и взял Машу под руку, чтобы не ушла вперед. Когда Виктор оказался впереди на достаточном расстоянии для того, чтобы не услышать их, Гуров повернулся к жене:

– Он кто?

– Виктор? Впервые его вижу.

– То есть ты успела подружиться с хозяином дома, но ни разу его раньше не видела?

– Ни разу.

Виктор остановился, обернулся и подождал, пока гости не приблизятся. Едва Гуров и Маша поравнялись с ним, он указал на дверь в стене дома, которую не было видно с дороги.

– Проходите, пожалуйста. Прямо и налево.

– Не заблудимся? – спросила Маша.

– Никак нет, – ответил Виктор и услужливо открыл дверь.

Маша первой шагнула внутрь. Гуров последовал за ней. Они казались в небольшом холле, слева виднелся проем, скрывавший узкую лестницу, ведущую наверх. Больше никаких выходов из холла предусмотрено не было, кроме как обратно, на улицу. Виктор оказался прав насчет того, что заблудиться здесь было невозможно. Нужно было просто идти на звуки музыки. Песню о плачущей на перроне девушке сменила другая мелодия, не менее знакомая, а сама музыка играла откуда-то сверху.

– Мальчик все так же хочет в Тамбов, – пробормотал Гуров, пропуская Машу вперед и чувствуя, что начинает волноваться. Маша поднималась по лестнице осторожно, придерживая подол платья, и Гуров, следуя за ней, уже не знал, чего ему ждать, кого он встретит, будут ли там его знакомые и сколько их вообще. Пока они не поднялись, Гуров обернулся и бросил взгляд на тот участок холла, который все еще оставался в поле зрения. Он почему-то подумал, что Виктор решит замкнуть процессию. Но позади никого не оказалось.

Музыка становилась все громче, но громкость была довольно комфортной. Маша, не оборачиваясь, вытянула назад руку и пошевелила пальцами в поисках руки мужа. «Да не хочу я!» – мысленно взмолился он, но Маше ответил, и теперь они шли, держась друг за друга. Мало того что подниматься по лестнице стало жутко неудобно, так им еще и предстояло появиться на публике, держась за руки, словно влюбленные подростки. Гуров терпеть не мог эти штуки, когда взрослые люди начинали виснуть друг на друге, демонстрируя мнимую привязанность к партнеру или партнерше, что должно было указывать исключительно на любовь до гроба. Сопровождая жену на публичных мероприятиях, Гуров насмотрелся на подобные ужимки некоторых пар и каждый раз радовался тому, что они с Машей не такие. У них все было по-серьезному: актриса Мария Строева всегда шествовала чуть впереди, изредка касаясь своим плечом плеча мужа, и этого было вполне достаточно для того, чтобы окружающие сразу понимали, что вот этот хмурый мужик с недовольным лицом и есть ее спутник не только на сегодняшний вечер, но и на целую жизнь. Но сейчас-то что с ней случилось? Сначала втопила в одиночку, про мужа, кажется, вообще и не вспоминает… Теперь вот за руку его ухватила.

Гуров зря переживал. Оказавшись на самой верхней ступеньке, Маша отпустила его руку. Гуров быстро осмотрелся. Они оказались в самом настоящем ресторанном зале, наполненном непременными для торжества атрибутами. Были тут и несколько столиков на несколько персон, и изысканные стулья с высокими спинками, а с каждой спинки свисали длинные гроздья связанных между собой широких лент то ли из атласа, то ли из шелка – один хрен не поймешь. Стены «ресторана» от пола до потолка закрывали огромные полотна из той же ткани, подхваченные каким-то хитрым способом у самого пола, отчего на ткани образовывались в хаотичном порядке волны. Таким образом создавался интересный эффект – стены от малейшего сквозняка словно двигались. Под невысоким потолком покачивалась небольшая люстра, на которой сверкали самым натуральным хрустальным блеском небольшие подвески. Блеска, впрочем, и кроме люстры здесь хватало. Сверкало все: от бокалов и серебряных столовых приборов до вкраплений на розовой обивке стульев. И цвета вокруг преобладали бледные и нежные, от приглушенного золотого до умирающего розового, и Гурову пришло в голову, что он словно внутри огромного торта с кремом.

– А-а-а-а-а! – вдруг завопила Маша что есть мочи, и рука Гурова рефлекторно дернулась к поясу джинсов, где он обычно носил табельное оружие, если того требовали обстоятельства. – А-а-а! Наро-од!

Маша с восторгом посмотрела на мужа и дернула его за рукав. Гуров обернулся и с облегчением выдохнул. В самом дальнем углу, на широком диване сидели и радостно смотрели в их сторону несколько человек. Пока Гуров осматривался, он даже не обратил на них внимания.

Он был знаком со всеми. Их было пятеро, и каждому из гостей когда-то Маша представляла его лично. Режиссер Ефим Бурчак, который несколько раз снимал Машу в своих фильмах, его помощник и правая рука Александр и пара, состоявшая в перманентных любовных отношениях, Алла и Алексей Глебов. Фамилию Аллы Гуров вспомнить так и не смог.

– Наконец-то! – воскликнул режиссер и привстал с дивана. В его руке болтался пузатый бокал с остатками коньяка. – Лев Иваныч, греби сюда! Маша! Машуня! А мы-то думали…

Маша быстрым шагом приблизилась к компании, Гуров пошел следом, стараясь не задевать стулья. Но парочку все-таки зацепил. Стулья оказались легкими, будто бы пластиковыми, хоть на вид выглядели солидно.

Бурчак прижал Машу к груди свободной рукой. Александр сразу же подвинулся, освобождая для нее место, но садиться Маша не стала. Потянулась к Алле, прижалась на мгновение щекой к ее щеке, а Глебову дружелюбно кивнула.

– Что вы будете? – Бурчак схватил Гурова за плечо. – Тебе же можно сегодня выпить, Лев Иваныч? Не на службе же. Давай поухаживаю. И Маша. Машенька моя! Машуня моя. Чего тебе хочется?

– А что есть? Вино есть? – оживилась Маша и села на диван. – Ох, а тут прохладно. Вино. Я буду вино.

– А ты, Лев Иваныч? Коньяк хорош.

Бурчак качнул бокалом в воздухе.

– Могу и коньяк, – сказал Гуров. – Ты сиди, я сам налью. Скажи только где.

– А вон там, в углу, стоит стол с напитками.

– И вина мне, Лева, – попросила Маша.

– Вина ей, вина, – напомнил Гурову режиссер и упал на диван. – Вы поздно, Маша.

«Мы поздно, да, – подумал Гуров, направляясь в дальний угол зала, где на столике у стены увидел целую батарею бутылок со спиртным. Тут же можно было выбрать подходящий бокал. – А вот вы, кажется, уже набрались».

Приходить туда, где все уже изрядно приняли на грудь, Гуров не любил. Даже, если честно, терпеть не мог такую обстановку. Каким бы ни был повод или причина… он старался побыстрее отстреляться и уйти. Но сегодня так сделать не получится. Не его это вечер, а он вроде бы как сопровождающий. Черт возьми, придется догонять остальных хоть как-то.

– Машуня моя, Машунечка, – не унимался Бурчак.

Гуров обернулся и насмешливо взглянул на компанию. Никакой ревности к Бурчаку у него не было, как и к его помощнику. Гуров лично был знаком со съемочным процессом изнутри и, прости господи, однажды даже удостоился чести быть свидетелем съемки постельной сцены с участием своей жены. Он и не ожидал, а если бы знал, то ушел бы куда-нибудь, но посмотрел и… успокоился. Потому что «интимные» игры перед камерой оказались не более чем нелепой имитацией, и поверить в то, что зрители позже увидят на экранах, смог бы только слепой. Маша и ее «любовник» настолько не подходили друг другу, что Гуров не знал, что и думать. Они там что, не могли найти других актеров на эти роли? Похаризматичнее, пораскованнее. Поопытнее, в конце концов…

Гуров откупорил бутылку пива и наполнил свой бокал. Попробовал, посмаковал на языке. По телу разлилось тепло. Наполнив бокал жены вином, Гуров решил вернуться к народу, несмотря на то что не очень-то и хотелось. Опять же, именно к тем, кто здесь присутствовал, он относился ровно, но скоро наверняка ведь пойдут разговоры на темы, в которых он попросту не шарит.

Он не ошибся. Во время его отсутствия Бурчак, видимо, решил вспомнить прошлое. В этом самом прошлом, как выяснилось, принимали участие все присутствующие. Бурчак стоял лицом к гостям и что-то оживленно рассказывал.

– А я такой говорю: «Сашка, значит?» – радостно захлебывался Бурчак, указывая на своего помощника. – А он мне: «Зовите меня Александр Петрович». И так важно, главное! Но я запомнил. Сашкой его больше не называл, тогда был всего один раз. Но он у меня, конечно, молодец.

Бурчак опустил руку на плечо Александра. Тот холодно улыбнулся и аккуратно высвободился. Режиссер этого даже не заметил.