Я осмотрела комнату. Вчера даже пыталась собраться, но сегодня все выглядело не так. И отобранная с таким трудом одежда стала казаться дурацкой.

Я встала, включила планшет, включила комп, по привычке разложила все на рабочем месте. «Интересно, а как я в школе без этого всего?» – подумала я.

«А вы планшеты берете?» – спросила я в школьном чате.

Через двадцать минут папа обнаружил меня в пижаме, неумытую и непричесанную, весело обсуждающую с одноклассниками обзор новых игр-квестов с полным замещением реальности.

А еще через пятнадцать минут я сидела в машине, надутая и обиженная. Завтрак папа завернул мне с собой.

У школы было столпотворение. Огромная пробка перекрыла две ближайшие улицы, все двигались со скоростью сонной черепахи.

– Выходи тут, – сказал папа, – дальше пешком.

Я вросла в сиденье.

– Выходить? Тут? – в ужасе спросила я.

Сзади засигналили.

– Давай быстрее, – раздраженно сказал папа, – я на работу опаздываю. Мне еще через весь город ехать.

– А обратно? – спросила я.

– А обратно на автобусе, – сказал папа.

– Как?!

Сзади загудели громче и дольше.

– Тут остановка в пяти минутах ходьбы. Посмотришь по карте, у тебя телефон с собой!

– Я не могу на автобусе! – запаниковала я.

– Оля, – строго сказал папа, – тебе двенадцать лет. Ты точно можешь на автобусе одну остановку.

Я вылетела из машины, хлопнув дверцей. Всхлипнув, набрала маму. Но мама была на совещании и вообще не захотела вникать в проблему.

«Скажи папе, чтоб вызвал тебе такси», – написала она.

Чем ближе я подходила к школе, тем страшней становилось. Вокруг было все такое чужое. И почти всех вели за руку родители, только я была одна.

Я вошла в здание. Решила: «Если никого не узнаю, просто развернусь и уйду!»

Но, к счастью, в холле стоял историк.

– Оля Воробьева! – улыбнулся он. – Как хорошо, что ты работаешь с включенной камерой, тебя легко узнать. Я надеюсь, ты сегодня мне поможешь. Тебя все ждут.

Я уверенно кивнула.

Но в классе уверенность снова начала испаряться.

Одноклассники сидели, уткнувшись в гаджеты. Никто не поднял головы, когда я вошла. Все были какие-то странные, совсем не такие, как я представляла. Я думала, что меня встретят радостные улыбчивые лица, что все зааплодируют, когда я войду. А на меня никто не посмотрел. Я приехала последняя, поэтому сесть пришлось за первую парту, и совсем не понимала, что происходит вокруг.

В кабинет вбежал историк.

– Ну что, я счастлив видеть вас живыми, вы гораздо симпатичнее черных квадратов.

В классе стояла тишина. Я достала телефон. Даже в чате разговор шел довольно напряженный. Всем было неудобно, все хотели есть и спать. И считали, что идея очного обучения – полный и безоговорочный отстой.

– Вы можете подключиться к школьному вайфаю, – сказал историк и написал пароль на доске.

Школьники тихо зашелестели.

– Ну хоть какие-то признаки жизни! – обрадовался учитель. – А сейчас я хочу, чтобы мы все немного познакомились. Первое задание будет совсем простым – нужно сказать пару слов о себе, о своих увлечениях. Кто готов?

Класс уткнулся в экраны.

– Ну вот, например, я – учитель истории, зовут меня Игорь Николаевич, я живу cо своей девушкой и тремя котами…

Историк сделал паузу. Никто не отреагировал даже на котов.

– Котов зовут Кеша, Меша и Котлеша…

Кто-то хихикнул.

– Ну вот, – обрадовался историк, – я знал, что коты вас расколдуют.

Класс хихикнул еще пару раз.

– Котлешу мы назвали так после того, как она залезла в сковородку и украла горячую…

Я открыла чат. Мне было не очень интересно про Котлешу. А лучше бы не открывала!

Pioner только что запостил новое видео! Видео было про меня! И, как выяснилось, хихикали не над историком, а над тем, как я вчера докладывала про Древнюю Грецию! Да, один раз у меня зачесался нос, один раз скосила взгляд в телефон, а еще у меня, оказывается, отвратительно выглядят волосы, когда я заправляю их за уши!

Я в ужасе смотрела, как видео набирает лайки.

– Оля, я бы хотел, чтобы теперь про себя рассказала ты! – сказал Игорь Николаевич.

Я замотала головой. Историк удивился.

– Ну хорошо, – сказал он и ткнул пальцем в девочку на последней парте.

– Может быть, ты?

– Меня зовут Алина, – тихо сказала та, – я живу с мамой и папой… У меня уже три года нет котов…

– Ну вот, – обрадовался историк. – Видите, как все просто!

Под видео со мной множились комментарии, я боялась их открывать. Меня вообще парализовало, я не понимала, что делать, и застыла за партой.

Витя

10 апреля 1980 года

Весь предыдущий день меня колотило. И сегодня тоже. Хуже всего, что я почему-то не мог рассказать Женьке про собрание. И вообще не мог говорить. Даже когда на истории меня вызвали, стоял столбом. Николай Гаврилович очень удивился – тема была простая, про Древнюю Грецию. Рабовладельческий строй, угнетение, но зато философы и искусство. И Олимпийские игры – сейчас все вокруг только и говорили что про будущую Олимпиаду-80, можно было оседлать этого конька и наболтать на заслуженную пятерку. Но я мог только стоять и молчать.

– Что-то ты бледный, Шевченко, – сказал учитель. – Может, тебе выйти надо?

Я с невыразимым облегчением кивнул и сбежал. Меня и правда подташнивало. А в туалете вообще вырвало. Я долго и тщательно полоскал рот, но от противного вкуса избавиться так и не получилось.

Как назло, Танечка всё не приходила, чтобы меня «проинструктировать». Я уже начал успокаиваться, думал, пронесет, но вожатая все-таки заявилась посреди последнего урока. Выдернула в коридор и принялась давать ценные указания, то и дело спрашивая:

– Понятно, да?

Я кивал, хотя, честно говоря, понимал через слово. Голова кружилась, да еще потряхивать от озноба начало. К счастью, прозвенел звонок, и Танечка затолкала меня в класс.

– Никто не расходится! – скомандовала она. – Внеплановый классный час!

Урок был как раз у нашей классухи, она очень удивилась, но тут вошла Васса, и все возражения исчезли.

Мы расселись. Все недоуменно таращились на завучиху, и только я знал, что сейчас будет. Знал – и все-таки повторял про себя: «Только не это! Только не это!»

Случилось именно «это». Васса стальным голосом сообщила, что в классе произошло ЧП, о котором сейчас расскажет председатель совета отряда. Я вышел к доске на ватных ногах, развернулся к классу и, старательно глядя на шкафы в конце кабинета, произнес:

– Недавно пионер нашего отряда…

Тут я забуксовал, потому что вдруг забыл Женькину фамилию. Не мог же я сказать «Женька» или «Архипыч»! На помощь пришла Танечка:

– Евгений Архипов…

Я продолжил буксовать, потому что теперь не мог понять, кто такой Евгений Архипов.

– Продолжай, Шевченко, – лязгнула Васса, и я тут же снялся с тормоза.

Даже все Танечкины инструкции вдруг всплыли в памяти. Я старательно рассказал все то, что должен был рассказать: про кулич, про бабушку и про религиозные праздники, которые пионерам праздновать стыдно.

Кажется, не ошибся, потому что, когда заговорила Танечка, в ее голосе слышалось одобрение:

– Вот видите, ребята, это вопиющий случай. И очень хорошо, что вы все его осуждаете.

Она выждала паузу. Класс молчал. Конечно, все осуждали, но еще больше все ждали, когда наконец отпустят домой.

– Я думаю, – продолжила вожатая, – что и Женя сам осознал, как нехорошо он поступил. Архипов, выйди к доске!

Женька вышел к доске как-то странно, словно вдруг стал деревянным. И остановился не рядом со мной, в центре, а как-то с краю. Мы стояли перед классом, как пионеры-герои перед фашистами: я с Архипычем – и Васса с Танечкой.

– Ну, Архипов, – сказала Танечка, – что ты скажешь по этому поводу?

Женька молчал.

– Ты ведь осуждаешь свою бабушку, правда? – подсказала Танечка.

– Не осуждаю! – неожиданно громко ответил Женька.

– То есть как – не осуждаешь? – в голосе вожатки появились панические нотки.

Васса почуяла это и вступила в бой сама:

– Она ведь пыталась отравить вас ядом религии! Конечно, ты осуждаешь старую… не очень умную женщину.

– Сами вы… старая женщина!

Стало тихо-тихо. Я покосился на Вассу и вожатую. Они смотрели на Архипыча, как будто ждали продолжения. Или, наоборот, ждали, что сейчас проснутся. Я бросил взгляд на Женьку и только теперь увидел, какое у него выражение лица. Пожалуй, только он и был похож на пионера-героя: губы сжаты, смотрит прямо в глаза Вассе… И кулаки тоже сжаты. Ему еще по гранате в каждую руку – вообще Марат Казей.

Женька подождал немного, но никто больше не произнес ни слова. Тогда он все той же деревянной походкой вернулся на место, взял портфель и вышел из класса.

– Так, – сказала Васса.

Если до этого было тихо, то теперь стало вообще беззвучно. Как будто воздух превратился в прозрачную, но плотную вату. Все ждали, что Васса разразится гневной речью, но она сказала:

– Все свободны. Шевченко, останься.

Когда все разошлись (в полном молчании, как будто оно к ним прилипло), Васса сказала классной:

– Архипова нужно исключать.

– Из школы? – деловито спросила Танечка.

– Для начала – из пионеров.

– Тамара Васильевна, – вдруг сказала классная, – я бы хотела с вами поговорить.

Я покосился на нее. Обычно Наташа спокойная, даже когда распекает или двойку ставит. А сейчас… вся в каких-то неровных красных пятнах.

– Говорите, – отозвалась Васса.

– Если можно, не в присутствии Вити.

– Шевченко, подожди пока в коридоре.

Я с радостью подчинился. Уселся с ногами на подоконник, хотя это в нашей школе строжайше запрещено. Наверное, мне нужно было сделать что-то запрещенное, чтобы хоть немного успокоиться. Сидел, успокаивался и прислушивался к голосам из кабинета. Сначала голоса были спокойные и ровные. Как будто в настольный теннис играют: Васса – бух, Наташа – тук-тук. Но потом что-то случилось, и разговор пошел на повышенных тонах. Это было странно. То есть Васса частенько говорила на повышенных тонах, Танечка вообще любила покричать, но чтобы классная повысила голос… За год с ней этого не случалось ни разу.

Теперь это напоминало перестрелку. Васса бухала редко, но мощно, как пушка, Наташа лупила часто, как пулемет. Танечка иногда вякала что-то, словно гранату кидала. Кинет – и в укрытие.

Я начал различать отдельные слова, а к концу даже целую фразу классной:

– Вы жизнь мальчику ломаете!

И в ответ:

– Прекратите истерику, Наталья Алексеевна!

После этого громкость разговора сразу упала, и очень скоро меня позвали в класс.

Наташа сидела за своим столом, вся в красных пятнах, и упорно смотрела в окно.

Васса тоже слегка раскраснелась, а Танечка почему-то напомнила мне шакала Табаки из любимого мультика.

– Витя, – как ни в чем не бывало произнесла завуч, – в понедельник проведешь пионерское собрание.

Я кивнул.

– Тема собрания – исключение Архипова из пионеров.

Я кивнул.

– Обеспечь, пожалуйста, полную явку.

Я кивнул.

– Иди.

Я в очередной раз кивнул, забрал портфель и вышел.

Меня опять начало подташнивать.

Синичка

10 апреля 2025 года

Я быстро поняла, что у меня официально худший день в жизни.

После истории на перемене одноклассницы сбились в кучу и принялись что-то обсуждать. Они хихикали и смотрели в телефон.

«Надо мной смеются!» – поняла я.

Что с этим делать, я не знала. Выскочила в коридор.

«Папа, забери меня отсюда!» – написала я, но отец даже не просмотрел сообщение. Тогда я набрала маму.

– Я не буду ходить в эту дурацкую школу! – сказала я вместо «здравствуй».

Мама молчала.

– Вызови мне такси! – сказала я и всхлипнула.

– Это ты от отца набралась? Сразу нюнить и сдаваться? – спросила мама. – Хочешь, как он, подсобным рабочим всю жизнь?