Н. Ланг: Сердце Байкала

Глава 1. Чёрные лебеди

В самом сердце Сибири, на благодатном побережье озера Байкал мифы становятся реальностью. Предания бурят хранят память о тех днях, когда Байкал родился в ярости огня. Из недр земли вырвался испепеляющий жар. Никто не знал, как унять стихию. Но мощь человеческого голоса оказалась сильнее. Испуганные люди, увидев пекло, взмолились: «Бай, гал»¹. В тот же миг пламя вернулось вглубь. Освободившуюся чашу бездонной трещины наполнила чистейшая, как хрусталь, вода.

Вечно молодое озеро сделалось обителью для бесчисленных тайн. Оно никогда не выглядит одинаково. Волны в нём изменяют цвет в зависимости от сезона. В весеннюю пору они голубые, словно небо, а ближе к осени глубина отливает то густым синим сапфиром, то холодной изумрудной зеленью. Сейчас на поверхности Байкала распустились ледяные цветы. Особенно крупные встречались в центре озера рядом с островом Ольхон.

Время здесь текло медленно, будто дикий лесной мёд, подчиняясь неторопливому ритму Сибирского моря. Мгновения отмерялись сменой ветров, отливами и приливами, долгожданным пробуждением весной, пышным летним расцветом, тихим осенним увяданием и долгим, ослепительным зимним забвением.

Необычные происшествия меняют ход размеренной жизни. Так случилось в морозном феврале. Помимо знаменитых эндемиков – омуля и нерпы, ради которых на Байкал едут искушённые натуралисты, озеро явило миру новую диковинку. В суровые края пожаловали величественные чёрные лебеди. И теперь к пологим берегам устремляются те, кто хочет стать свидетелем уникального зрелища, запечатлеть в воспоминаниях величавую красоту тёмных птиц на фоне лазурных байкальских льдин.

Здесь, нарушая привычный уклад, чёрные лебеди остались зимовать. Блестящее агатовое оперение приковывало к себе любопытные взгляды туристов и орнитологов, которых заинтересовало нетипичное поведение птиц. Лебеди превратились в настоящих звёзд новостных выпусков и социальных сетей. Каждый житель Хужира торопился снять короткую историю и выложить в интернет. В надежде поймать виральный кадр выбирались самые неожиданные ракурсы.

Пятнадцатисекундные ролики, щедро приправленные восторженными хештегами #байкальскоечудо и #чёрныелебеди, создавали красивую картину, затмевавшую остальные события.

Путешественников не пугала даже непогода, стоявшая целую неделю. Над акваторией всегда кружит ветер, у каждого дуновения есть имя. Иногда он может быть сармой – свирепой и безжалостной. Иногда стремительным и яростным баргузином, несущимся с восточного побережья. Или култуком, что нагоняет с юга свинцовые тучи и шторма. Сегодня сарма – король трескучего мороза, проявил свой жестокий нрав.

Вероника Белевская, с детства учившаяся читать язык погоды, ощутила тревожное дыхание сармы ещё утром, когда перед школьными занятиями решила прогуляться до лежбища нерп. Она часто навещала своего любимца Ангела. Рассказывала ему о том, что не могла поведать никому. В школе над ней цинично издевались. Обзывали чучелом и тихоней. Но особенно доставалась за то, что русский отец Ники Борис Николаевич сидел под следствием в СИЗО.

Матери о проблемах она не говорила, чтобы не расстраивать. Мама и так загружена работой. После ареста мужа, Елизавета Белевская в одиночку руководила гостиницей. К тому же Борис организовал реабилитационную клинику для детёнышей нерп, оставшихся без матерей. Здесь малыши восстанавливались и нагуливали жир. Центр готовился выпустить первое поколение кумутканов в дикую природу.

Ника замотала нос и рот тёплым шарфом, защищаясь от ледяных кристаллов, норовивших попасть в глаза. Сарма поднимала колючие тучки снежинок и бросала в лицо. Пронизывающий ветер вырывался из ущелья, завывал, словно предупреждая об опасности.

Карие глаза Вероники расширились от изумления, когда она различила странные кровавые точки, тянувшиеся от полыньи к берегу. Она подавила крик и вжала голову в плечи. Смуглое лицо с высокими скулами, в которых угадывались бурятские корни матери, раскраснелось от волнения.

По насту, ослеплявшему белизной, протянулась багровая полоса, ведущая к продуху. Судя по большому следу, это было тяжёлое тело самца, которое волокли несколько человек. Вокруг отпечатки ботинок с причудливым рисунком звезды. Должно быть, для грязного дела понадобилось двое или трое крепких мужчин.

– Кто это сделал? – удивилась Вероника, стянула варежку и торопливо убрала выбившиеся из-под шапки длинные, каштановые волосы.

Самец сопротивлялся. На снегу виднелись глубокие борозды от его когтей. Она посмотрела на тюленей, которые взволнованно выглядывали из логова. Одного не было.

– Ангел, где ты? – прошептала Ника. На глаза навернулись слёзы. Тонкие пальцы дрожали, сжимая бахрому на крае шарфа.

В воздухе витало ощущение тревоги. Ушканы² вели себя шумно. Вероятно, потеряли сородича. Нерпы-альбиносы – редкое явление. Браконьеры мечтают заполучить белоснежную шкуру и жир. Или кто-то выместил злость на беззащитном существе.

На снегу рядом с ребристыми отпечатками подошв чернело таинственное пятно. Заметив его, Ника присела на корточки и медленно наклонилась. Она видела в сериалах, как полицейские осматривают место преступления, поэтому старалась ничего не трогать, чтобы не оставить лишних следов. Загадочное пятно оказалось пером чёрного лебедя. Но откуда оно взялось? Неужели здесь побывали птицы.

Вспомнились истины из старинных мифов, которые рассказывала бабушка. Нерпа – дитя священных вод. Кто прольёт её кровь – навлечёт на свой род вековой гнев Байкала. Похоже, кто-то желает разозлить духов озера.

Вероника позвонила в полицию. Следователь Альберт Кононов прибыл через час, забрал Нику в участок, опросил и составил сухой протокол. Вероника не сдерживала слёз. Ведь Ангел её фаворит. Тюлень-альбинос тоже выделялся среди других, как она. Всегда радушно встречал её и принимал такой, какая она есть. Ему было безразлично, чья Вероника дочь.

После обстоятельного допроса за Никой приехала мама.

– Что случилось? – встревожилась Лиза. В карих внимательных глазах горела решимость и любовь к дочери.

Весной Елизавете Петровне Белевской исполнилось тридцать девять лет. Расцвет жизни, но в выражении лица иногда проскальзывала усталость, которую она преодолевала силой воли. Скошенные высокие скулы выдавали бурятское происхождение. Бесчисленные заботы оставили в уголках рта тонкие морщинки, которые не портили красоту Елизаветы. Смуглая кожа немного огрубела от байкальских ветров, но Белевская тщательно ухаживала за собой, благодаря чему выглядела моложе.

Ника старалась не доставлять матери неприятностей. Сама решала мелкие проблемы, которые иногда возникали. А о крупных было страшно рассказывать.

– Ангела убили, – тихо всхлипнув, ответила Вероника.

– Какой ужас, – пробормотала Елизавета, обнимая дочь. От практичной шерстяной кофты пахло духами. Мама всегда одевалась так, чтобы было удобно работать. В гардеробной висели брюки, джинсы и рубашки с кардиганами. Блестящие, чёрные волосы Лиза собирала в хвост или пучок, чтобы не мешали.

Ника быстро надела куртку, шапку и обмоталась шарфом. Вытерла слёзы и поплелась за матерью, которая решительно направилась к выходу из участка. Мама всё делала решительно. Ника мечтала бы иметь хоть капельку её несгибаемого характера. Но ей досталась скромность бабушки-бурятки и молчаливость отца. Тот, кто узнавал Елизавету Белевскую ближе, мог назвать её олицетворением Сибири – суровой с виду, но бесконечно богатой внутри.

Они сели в машину. Мама беспокойно дёрнула ключ зажигания, и мотор зарычал, заводясь.

– Пристегнись, – бросила Елизавета, но дочь смотрела в одну точку, не мигая, будто не слышала её.

– Ник, пристегни ремень, – вновь повторила Елизавета, повысив голос. – Я отвезу тебя в школу.

Ника нерешительно потянула лямку на себя и вставила пряжку в замок. В школу совсем не хотелось. Ладони вспотели, когда она услышала короткое слово.

– Можно я пропущу занятия? – взмолилась Вероника.

Елизавета крепче сжала руль. Дочь обладала спокойным покладистым нравом, однако излишняя замкнутость иногда раздражала Белевскую. Она окинула Нику цепким взглядом. Девочка закусила губу, подбородок дрожал и нос красный. Пожалуй, убийство Ангела ошеломило её. Лиза смягчилась и взяла дочь за руку.

– Милая, я понимаю, ты очень расстроилась, – ласково сказала мама и сжала дрожавшие пальцы Ники, согревая своим теплом. – Конечно, ты можешь сегодня остаться дома. Но завтра никуда не денешься, придётся идти на уроки. Договорились?

Мягкий доверительный жест, маленькая победа над строгими правилами, царившими в семье, заставили Веронику кивнуть и впервые за трудный день ощутить облегчение.

Дом Белевских расположился на окраине посёлка Хужир, рядом с мысом, откуда открывалась чудесная панорама Малого моря и скалистого берега Ольхона. Он не похож на обычный дом или стандартную туристическую гостиницу. Это настоящее родовое гнездо, крепко вросшее в байкальскую землю, хранящее память о нескольких поколениях бурятского рода Елизаветы Петровны Белевской, в девичестве Арсалановой.

Само здание сложено из мощной сибирской лиственницы, почерневшей от ветров и влаги. За долгие зимние месяцы его заносило снегом почти по самые окна, а летом прогревало щедрое солнце. С севера там, откуда дула сарма, к дому вплотную жались хозяйственные постройки, образуя защитный барьер. С южной стороны стояла просторная, увитая диким виноградом терраса с грубо вытесанным кедровым столом. Здесь, когда папа был ещё на свободе, семейство устраивало праздники и пикники.

Крыша двускатная, чтобы снег не провалил её. Из каменной трубы клубился дымок. Даже летом по утрам топили печь, где на лежанке Ника слушала рассказы бабушки Саяны Батоевны Арсалановой о духах озера.

Внутри ощущался уютный запах: смесь воска для дерева, сушёных трав и свежеиспечённых булочек с корицей. Стены в главной комнате-гостиной украшены старинными чёрно-белыми фотографиями, картами Байкала с пояснениями Бориса и бурятскими панно с луной и солнцем, вышитыми бабушкиными руками.

Добротная деревянная мебель сделана местными мастерами по заказу отца. Диван завален небольшими подушками в стёганых чехлах, а на полу лежали толстые домотканые ковры, спасавшие от сквозняков, гулявших зимой.

Вероника вошла в свою уютную комнату с большими окнами, выходившими на акваторию. Она любила, не вставая с кровати, наблюдать за движением льдин весной и парящими над водой чайками. На полках в шкафу хранились бесценные сокровища: подобранные на берегу камни причудливого вида, засушенные цветы из сада, книги о животном мире Байкала и коллекция фарфоровых фигурок нерп, сделанных в сувенирной лавке.

Некоторое время Ника сидела на постели и глядела в окно на проплывавшие тяжёлые облака. Думала об Ангеле и багряном следе на снегу. Необъяснимая человеческая жестокость пугала. Ведь Ника и сама сталкивалась с ней в школе, чувствовала едкие уколы на себе. В последние месяцы особенно часто. Насмешки одноклассников, их взгляды, полные презрительного любопытства, шёпот за спиной. Это другая форма насилия хоть и не такая кровавая, но не менее болезненная. Издевательства тоже оставляли следы, только невидимые, внутренние, которые кровоточили где-то в душе.

Нике казалось, что она понимает страх Ангела, овладевший им в последние мгновения жизни. Такое же чувство беспомощности и недоумения охватывало каждый раз, когда на перемене одноклассники окружали Веронику с насмешками. Почему? За что? Вопросы, оставшиеся без ответа, висели в воздухе и тогда у полыньи, и сейчас в комфорте родного дома.