Он начинал как мелкий торговец акциями на Рэнде^[17]: вовремя «толкнул» несколько незаконно продаваемых бриллиантов, распустил несколько слухов, заставивших раскошелиться профессиональных спекулянтов, и сумел нескольким простакам всучить выработанные участки. Так к нему пришли первые приличные деньги. Сразу же после окончания Второй мировой войны он оказался в Лондоне, в возрасте тридцати пяти лет, имея нужные связи для жаждущей меди Британии, пытавшейся возродить свое былое промышленное могущество. В 1948 году он основал собственную горнорудную компанию, которая к середине пятидесятых годов приобрела известность, а через пятнадцать лет заслужила мировое признание. Он был одним из первых, кто почувствовал задувший из Африки и связанный с именем Гарольда Макмиллана^[18] ветер перемен. Приближались времена независимости африканских республик, и он приложил немало усилий, чтобы встретиться и установить связи с большинством новых, жаждущих власти чернокожих политиков, тогда как многие бизнесмены из Сити все еще не воспринимали независимость бывших колоний.

При встречах с этими новыми политиками он всегда делал хорошую партию. Они проявляли заинтересованность в его дальнейшем успехе, а он разделял их подчеркнутую заботу о своем чернокожем народе. Таким образом, он подпитывал их счета в швейцарских банках, а они предоставляли «Мэнсон Консолидейтед» концессии на добычу полезных ископаемых по значительно заниженным ценам. Компания «МэнКон» процветала.

Не упускал Джеймс Мэнсон и возможности сделать деньги на стороне. Его последняя спекуляция была связана с акциями австралийской компании «Посейдон», занимающейся добычей никеля. В конце лета 1969 года, когда акции компании «Посейдон» шли по четыре шиллинга, до него дошла молва: геологоразведочная партия в центральной Австралии якобы кое-что обнаружила. Права на разработку представляющего интерес участка были у «Посейдона». Мэнсон вступил в игру и заплатил кругленькую сумму, чтобы получить копии отчетов о результатах проведенных изысканий. Из них явствовало: никель, много никеля… В действительности на мировом рынке не ощущалось недостатка никеля, но подобное обстоятельство никогда не останавливало спекулянтов, и именно они, а не инвесторы, заставляли взвинчиваться цены на акции.

Джеймс Мэнсон связался со своим швейцарским банком – заведением столь осторожным, что единственной возможностью обнаружить его существование в этом мире являлась маленькая золотая пластинка – по размерам не больше визитной карточки, врезанная в стену рядом с солидной дубовой дверью на одной из узеньких улочек Цюриха. Биржевых маклеров в Швейцарии нет, и все инвестиции осуществляются банками. Мэнсон проинструктировал доктора Мартина Штейнхуфера, начальника отдела инвестиций «Цвингли Банка», чтобы он купил от его имени пять тысяч акций компании «Посейдон». Швейцарский банкир связался с престижной лондонской фирмой «Джозеф Сибаг и Ко» и отдал соответствующее распоряжение. При заключении сделки акции «Посейдона» шли по пять шиллингов.

Буря грянула в конце сентября, когда стал известен размер залежей никеля в Австралии. Акции начали подниматься, и не без помощи умело распускаемых слухов подъем стал стремительным. Сэр Джеймс Мэнсон первоначально намеревался поднять продажу, когда цена достигнет пятидесяти фунтов за акцию, но, учитывая столь бурный рост, выжидал. Наконец, он решил, что пиковая точка будет достигнута на ста пятнадцати фунтах, и отдал распоряжение доктору Штейнхуферу начать продажу по сто фунтов за акцию. Осторожный швейцарский банкир именно это и сделал, избавившись от всей партии по средней цене сто три фунта за акцию. Фактически пик был достигнут на ста двадцати фунтах за акцию, прежде чем возобладал здравый смысл, и курс акций вновь упал до десяти фунтов. Мэнсона не огорчила потеря двадцати фунтов, ибо он знал: время продавать наступает именно перед пиком, пока покупателей все еще предостаточно. Со всеми неизбежными вычетами он получил чистый куш в размере пятисот тысяч фунтов стерлингов, которые так и остались в «Цвингли Банке».

Для британского подданного и гражданина представлялось явно незаконным иметь счет в иностранном банке, не уведомив об этом Министерство финансов, а также получить в течение шестидесяти дней полмиллиона фунтов стерлингов и не заплатить с этой суммы подоходный налог. Но доктор Штейнхуфер являлся швейцарским подданным и держал свой рот на замке. Для того и существовали швейцарские банки.

Оторвавшись от созерцания серого февральского дня за окном, сэр Джеймс Мэнсон вернулся к своему столу, сел в обитое кожей кресло и снова взглянул на лежащий перед ним доклад, который прислали в большом запечатанном конверте с пометкой «лично». Внизу стояла подпись Гордона Чалмерса, возглавлявшего научно-исследовательский отдел компании «МэнКон», размещавшийся в пригороде Лондона. Доклад касался проверки проб, доставленных неким Малруни из места под названием Зангаро.

Доктор Чалмерс слов зря не тратил. Выводы по докладу были краткими и содержательными. Малруни обнаружил гору или холм высотой тысяча восемьсот ярдов над уровнем земли и примерно в тысячу ярдов в поперечнике у основания. Она находилась несколько в стороне от гряды похожих гор на внутренней территории республики Зангаро. Гора содержала широко рассеянные залежи полезных ископаемых, по-видимому, равномерно плотно распределенных по всей горной породе. Залежи имели вулканическое происхождение и были на миллионы лет старше, чем песчаник и известняк окружающих гор.

Малруни нашел многочисленные и повсеместные прожилки кварца и предсказал наличие олова. Он вернулся с образцами кварца, заключенными в окружающую горную породу, и чистыми образцами, взятыми со дна стекающих с горы ручьев. Кварцевые прожилки действительно содержали небольшое количество олова. Но оказалось, что подлинный интерес представляет собой сама горная порода. Многократные и разнообразные проверки показали, что пробы породы и гравия содержат незначительное количество низкосортного никеля. Главное же, что почти во всех пробах явно присутствовала платина.

Самое богатое известное в мире месторождение платины – Рюстенбургские рудники в Южной Африке. Там концентрация платины достигает 0,25 тройской унции^[19] на тонну породы. Средняя концентрация в пробах Малруни составляла 0,81. «С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш и т. д.…»

Сэр Джеймс Мэнсон, как и все разбирающиеся в горном деле, хорошо знал, что платина представляет собой один из наиболее драгоценных металлов и вдет по рыночной цене сто тридцать два доллара за тройскую унцию. Он был осведомлен, что при растущем мировом голоде на платину цена на этот металл в ближайшие три года должна подняться по крайней мере до ста пятидесяти долларов за унцию и, видимо, до двухсот долларов в течение следующих пяти лет. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что она снова достигнет пиковой цены, составлявшей в 1968 году триста долларов за тройскую унцию.

На отрывном листке бювара он произвел кое-какие подсчеты. Двести пятьдесят миллионов кубических ярдов породы при двух тоннах на кубический ярд составляло пятьсот миллионов тонн. Даже по пол-унции на тонну это было бы двести пятьдесят миллионов унций. Если обнаружение нового источника платины мирового значения сбило бы цену до девяноста долларов за унцию, и даже если бы труднодоступность места разработки способствовала дальнейшему падению цены до пятидесяти долларов за унцию с учетом всех произведенных затрат, то все же это означало…

Сэр Джеймс Мэнсон снова откинулся в кресле и присвистнул:

– Боже мой! Гора ценой десять миллиардов долларов…

Глава 2

Как и все металлы, платина имеет свою стоимость. В основном эта стоимость определяется двумя факторами: незаменимостью металла в определенных технологических процессах и его распространенностью. Платина – металл очень редкий. Ежегодное мировое производство платины, не считая создания резервных запасов, которые держатся в секрете, лишь незначительно превышает полтора миллиона тройских унций.

Основное ее количество – более девяноста пяти процентов – поступает из трех источников: Южная Африка, Канада и Россия. Входя в эту группу, Россия, как обычно, не склонна к согласованным действиям. Производители платины предпочитали бы сохранять уровень мировых цен достаточно стабильным, чтобы иметь возможность планировать долгосрочные капиталовложения в передовое горнорудное оборудование и разработку новых месторождений в уверенности, что при неожиданном появлении на рынке больших количеств платины из резервных запасов цены резко не упадут. Русские же, имеющие совершенно непредсказуемые запасы и способные выбросить на рынок громадные количества платины в любой момент, когда они этого захотят, стараются по мере возможности сохранять постоянное напряжение.

Из одного миллиона пятисот тысяч тройских унций платины, поступающей на мировой рынок, Россия ежегодно реализует на нем около трехсот пятидесяти тысяч тройских унций. Это позволяет ей сохранять за собой 23–24 процента рынка – вполне достаточно, чтобы обеспечить значительную степень влияния. Свои поставки Россия осуществляет через организацию «Союзпромэкспорт». Канада предоставляет на рынок около двухсот тысяч унций в год. Вся продукция поступает из никелевых рудников компании «Интернешнл Никель» и почти целиком скупается американской корпорацией «Энгельхардт Индастриз». Потребуйся США большее количество платины, Канада вряд ли оказалась бы способна обеспечить эти запросы.

Третьим источником является доминирующая на рынке Южная Африка, производящая около девятисот пятидесяти тысяч унций в год. Кроме недавно открытых Импальских рудников, быстро приобретших важное значение, гигантом добычи платины являются Рюстенбургские рудники, дающие добрую половину всего мирового производства. Управляет и единолично распоряжается этими рудниками компания «Йоханнесбург Консолидейтед». Обогащение и поставки рюстенбургской платины взяла на себя лондонская фирма «Джонсон-Матфей».

Хотя Джеймс Мэнсон вплотную платиной и не занимался, но когда доклад Чалмерса лег на его стол, общее состояние дел он представлял себе так же хорошо, как нейрохирург представляет себе работу сердца. Даже в этот момент он знал, почему глава американской корпорации «Энгельхардт Индастриз» – Чарли Энгельхардт, широко известный тем, что обладал баснословно дорогой скаковой лошадью по кличке Ниджинский, – вел переговоры о покупке южноафриканской платины. Он знал, что к середине семидесятых годов Америке потребуется платины гораздо больше, чем может предоставить ей Канада.

А причина, по которой потребление этого металла в Америке к середине – концу семидесятых годов должно было увеличиться, и даже троекратно, заключалась в том, что платина требовалась для выхлопных систем автомобильных двигателей.

К концу шестидесятых годов проблема смога в Америке превратилась в национальное бедствие. Слова «загрязнение воздуха», «экология», «окружающая среда», не произносимые еще десять лет назад, стали слетать с уст каждого политика, желающего продемонстрировать озабоченность решением насущных проблем. Постоянно росло давление на законодательные органы с требованием установить контроль над загрязнением окружающей среды, и, благодаря мистеру Ральфу Надеру^[20], целью номер один стали автомобильные двигатели. Мэнсон был убежден, что в начале семидесятых годов неизбежно произойдут перемены, и к 1975–1976 году в соответствии с законодательством каждый американский автомобильный двигатель будет оборудоваться устройством для очистки выхлопных газов от вредных примесей. Кроме того, он подозревал, что рано или поздно это коснется и таких гигантских городов как Токио, Мадрид и Рим.