И тут я увидела его! В серой рванине! Кривого, косого, неровной походкой направлявшегося к стене.

– Нет, нет, нет, нет! – взмолилась я, хватаясь за холодный камень. – Нет!

Бродяга подходил все ближе и ближе. Медленно, отвлекаясь то на одного прохожего, то на другого. Потом поковылял в обратную сторону, но стоило мне только облегченно выдохнуть, как он, будто издеваясь, снова направлялся к воротам.

– Иди отсюда! – шипела я, досадуя, что под рукой нет арбалета, копья, ну или на худой конец пылающего факела, котором можно было бы отогнать недотепу, пока его не заметили родители.

Но и тут удача оказалась не на моей стороне.

– О, а вот, кажется, и зятек пожаловал, – раздался голос отца.

Папенька, привлеченный моим шипением, подошел к ограждению и тоже увидел ЭТО.

– Оно сейчас просто уйдет, – пропищала я, в отчаянии размахивая руками. – Кыш! Кыш, я сказала!

Однако мои жесты имели совсем не тот результат, на который я рассчитывала. Они, наоборот, привлекли оборванца, и он, торопливо шаркая разношенными ботинками, поспешил подойти ближе. Запрокинув голову, посмотрел на нас, поднял протянутую руку и хрипло крикнул:

– Подайте монетку на пропитание!

Отец предвкушающее крякнул, а я со стоном уткнулась лицом в ладони.

Да что за невезение такое?

Глава 3

– Подайте монетку! – снова заголосил козлиным голосом бродяга.

– Да иди ты в!.. – проорала я в ответ, сложив руки воронкой и перегнувшись через парапет.

– Что ж ты так неласково с женишком-то? – хохотнул отец и жестом велел стражам пропустить это убожество внутрь. – Идемте знакомиться.

– Я никуда не пойду!

Снова едва уловимый жест – и очередной стражник, перекинув меня через плечо, потащил следом за бодро шагавшим отцом. Я вырывалась, но силы были не равны, поэтому меня вынесли на крыльцо, и я имела «удовольствие» наблюдать, как бродяга ковыляет к нам.

– Пап! – пищала я. – Ты видишь это? Видишь?! Он ногу подволакивает!

– Что поделать, – философски развел руками отец, – может, болел в детве, а может, телегой придавило. Или собаки покусали. Или зараза какая прицепилась.

Вот только заразы мне и не хватало.

– Это возмутительно! Это нечестно! Ты не имеешь права так поступать!

– Я король, и могу делать, что захочу.

– Но, пап! – взмолилась я.

– Не папкай, Джайла, – хмыкнул он, небрежно отдергивая край плаща, за который я отчаянно цеплялась.

Тогда я бросилась к матери, кокетливо поправлявшей идеальную прическу.

– Мам! Скажи ему!

– Что я могу сделать, доченька? – вздохнула она. – Отец в своем праве. Придется смириться.

– Вы сговорились, да?! – воскликнула я. – Специально хотите меня напугать? Проучить? Хорошо. Я все поняла. Я больше не буду гонять женихов и выйду замуж… да хоть за того слащавого принца, который вчера приходил!

– А принц все… тю-тю… упорхнул, – хмыкнул папенька, – зато вот какой красавец пожаловал!

«Красавец» доковылял до ступеней и теперь переминался с ноги на ногу, неуверенно потирая длинную цыплячью шею с острым кадыком.

Худой, нескладный, тощие руки, как лапки у паука. На голове не пойми что! Да еще и носяра, как клюв у дрозда!

– Подадите? – протянул чумазую ладонь. – Монетку на пропитание?

Я в ужасе отпрянула, а отец, наоборот, расцвел в счастливой улыбке:

– Я дам тебе гораздо больше, дорогой мой дружок. Я дам тебе целую жену.

– Жену? – удивилось убожество. – Не-е-е. Жену мне не надо. Ее кормить нужно…

– К жене прилагается приданое, – как бы невзначай добавила матушка.

– Приданое? – Бродяга словно пробовал это слово на вкус. – А сколько?

У него еще хватало наглости торговаться с королем! Надо отрубить ему голову, и дело с концом.

– Сколько попросишь.

Оборванец снова задумался, потом сказал:

– Жену посмотреть-то можно? А то вдруг чучело какое-нибудь.

Чучело? Чучело?! Я чуть не задохнулась.

– Так вот она! – Отец ухватил меня за плечи и бесцеремонно вытолкал вперед. – Принцесса, между прочим!

Этот нищий негодяй вместо того, чтобы пасть ниц, а еще лучше – покинуть королевский двор, обошел меня по кругу, придирчиво осматривая с ног до головы:

– Тощая какая-то. Больная, что ли?

– Сам ты больной! – отпрянула я.

– А голос-то какой противный. Как у лягушки.

– Сам ты лягушка!

– А где грудь? Я люблю, чтобы у женщины было за что подержаться, – и бесцеремонно потянул лапы к моим выпуклостям.

– Пап! – завопила я, приходя все в больший ужас, а «женишок» продолжал меня оценивать, как корову на рынке.

– Она, наверное, и делать-то ничего не умеет. Такими-то ручками…

– Я ничего и не должна делать. Я принцесса.

– А как же навоз из хлева вычистить? Рыбу сырую выпотрошить? Дров нарубить? Мне жена нужна работящая. Такая, чтобы и по хозяйству все делала, и похлебку варила, и наедине порадовать могла.

Я его еще и радовать должна? Серьезно?

Чудовище потерло подбородок, тронутый чахлой растительностью, и с сомнением произнесло:

– За такую бесполезную жену много доплачивать придется.

– Сколько? – тут же поинтересовался отец.

Бродяга снова задумался, явно боясь продешевить, окинул меня оценивающим взглядом и сказал:

– Сотню серебряных!

Этот дурак мог полцарства требовать, а попросил сотню серебряшек?! Это он во столько меня оценил?!

Возмущению моему не было предела, а отец просиял, обрадованный такой выгодной сделкой.

– По рукам!

– Отец! – ухватила я родителя за руки. – Не надо. Мы даже имени этого проходимца не знаем!

Король сокрушенно хлопнул себя по лбу:

– Точно! Как тебя зовут?

Оборванец замялся, как будто забыл собственное имя, потом ляпнул:

– Таш, – и уже более уверенно добавил: – да, именно так.

– И откуда ты, Таш? – ласково спросила матушка, словно не замечая его уродства.

– Из Приграничья.

Час от часу не легче! Приграничье – это зона возле Темной границы, окружающей нашу страну. Есть ближнее Приграничье – оно на нашей стороне, а есть Дальнее – на стороне кого-то из пяти соседей, жмущихся к нам под бок.

– Как интересно, – умилилась маменька, как будто услышала что-то крайне забавное, – и чем вы там занимаетесь?

– У меня хозяйство, – гордо подбоченившись, заявил попрошайка – Дом. Торговля. Успешная, между прочим.

Тоже мне торговец. У него из ценного только погнутая монетка на веревочке, мелькавшая в разрезе рубахи.

Он перехватил мой брезгливый взгляд и, гордо поправив сокровище, произнес:

– Это талисман. На счастье! И на удачу!

– Прекрасно! То, что нужно нашей доченьке!

Что происходило дальше, не представить даже в самом кошмарном сне.

Нас поженили! За десять минут! Без красивого платья, гостей и церемоний. Без подарков, украшений и фейерверков. Просто приволокли в часовню, обмотали брачными лентами, жрец прочитал над нами короткое благословление, и все!

– Объявляю вас мужем и женой с этого момента и до скончания веков!

Не успела я отойти от этого беспредела, как меня снова куда-то поволокли. По пути всучили тяжеленный, туго набитый походный мешок:

– Слуги вещи собрали, – подсказала маменька, звонко цокая каблучками, – белье сменное, платье, что-то еще – я не всматривалась, если честно.

Как будто не дочь замуж отдавала, а бродяжку какую-то из дворца выпроваживала!

Еще через десять минут мы оказались за дальними крепостными стенами. Я, мешок и оборванец, который внезапно оказался моим мужем.

– А можно своим клювом в меня не тыкать? И не шмыгать им?

В ответ он осклабился, демонстрируя неровные зубы.

– Мама! – завопила я, бросившись к тяжелым дверям. Принялась колотить по ним, пинать что есть мочи. – Я все поняла! Я больше не буду вести себя плохо! Возьмите меня обратно!

– Счастливого пути, доченька, – раздалось с башни над воротами, – мы будем по тебе скучать

– Пап! Я никуда не пойду с этим чудовищем!

– Милая, что она там шепчет? – спросил он, склонившись к жене. – Я не понимаю ни слова.

– Я тоже, дорогой. Наверное, благодарит за то, что встретила свою судьбу.

Судьбу? Судьбу?! Как можно считать судьбой вот эту хромую перемотину с цыплячьей шеей и хоботом вместо носа?! Это просто возмутительно!

– Я буду жаловаться, слышите? Я этого так не оставлю! Я… Эй! Ты чего творишь? – Пока я возмущалась, мой новоиспечённый муж подошел сзади и без предупреждения повесил мне на плечо дорожный мешок.

– Я твое барахло тащить не собираюсь.

– Я тоже.

– Ну и выброси тогда, – равнодушно пожал он плечами, – или лучше давай продадим. Еще пара медяков не помешает.

С этими словами он принялся развязывать веревки, чтобы заглянуть внутрь.

Тут я вспомнила, что у меня там белье нательное! Не хватало еще, чтобы он свой длинный нос в него совал.

– А ну отдай! – я вырвала мешок у него из лап. – не смей трогать мои вещи!

Он снова пожал плечами и похромал прочь от городских ворот, а Я сердито плюхнулась на пыльную дорогу и, сложив руки на груди, заявила:

– Никуда я не пойду! Слышите?! Не пойду, и все!

Буду сидеть тут голодная, холодная, несчастная до тех пор, пока родители не передумают и не пустят меня обратно. Да, именно так и сделаю.

…Я просидела под воротами до самого вечера. продрогла, проголодалась, но меня так никто и не пустил.

И только когда уже совсем стемнело, ворота распахнулись.

– Наконец-то! – проворчала я, уверенная в том, что родители сдались.

Как бы не так!

Из темноты выкатилась повозка, запряженная старым рыжим мерином, а в ней два солдата. Когда скрипучая телега поравнялась со мной, один из них чопорно сообщил;

– Подарок королевской четы. Колесница, чтобы быстрее добраться до нового жилища вместе с мужем.

– Да, сейчас. Размечтались, – огрызнулась я, устремившись к воротам, начавшим плавно закрываться.

Мне только проскочить внутрь, а дальше разберусь…

Однако меня не пустили. Один из воинов поймал и бесцеремонно потащил к телеге, с второй уже ждал наготове с веревками.

– Что творите, мерзавцы?! Я принцесса! Королевская дочь! Буду жаловаться королю! И королеве! Она вас…

– А мы здесь как раз по поручению короля, – бодро ответили мне.

В общем, меня связали по рукам и ногам, забросили в телегу, прямо в прелую солому, следом швырнули мешок с чахлыми пожитками и повезли прочь.

Я сначала орала, ругалась, грозила кровавой расправой и темницей, потом, когда в рот вставили кляп, продолжала гневно мычать, вращать глазами и дергаться, словно большая гусеница. В итоге кляп убрали, зато мешок на голову надели, чтобы не мешала.

Я поплакала, пострадала из-за своей несправедливой судьбы, а потом заснула, преисполненная решимости с утра пораньше на свежую голову придумать план побега.

Спрячусь в какой-нибудь деревне, так что никто и никогда не сможет найти. Вот тогда родители и попляшут! Пожалеют, что заставили меня выйти за этого урода. Будут рыдать, рвать волосы на голове, звать свою бедную доченьку.

И вот тогда, когда степень родительского отчаяния достигнет предела, я появлюсь из своего укрытия и милостиво приму их извинения.

– Подъем! – проскрипело над самым ухом, и мешок с головы сдернули самым бесцеремонным образом.

Я сонно морщилась, пытаясь понять что к чему. Почему воняет прелой соломой, солнце светит прямо в глаз, а кровать подо мной ходит ходуном.

Потом вспомнила. И про знакомство с женихом, и про молниеносную свадьбу, и про бесславный отъезд из отчего дома. Тут же распахнула глаза, попыталась сесть, но руки с ногами все так же были связаны.

– Да не дергайся ты, – прокряхтел муж, пытаясь развязать веревки.

Когда он закончил, я села, с трудом сдерживая стон, и огляделась.