Так до конца ничего и не решив с шевелюрой, повернулась к обрыву и виду, который с него открывался, спиной и отправилась куда глаза глядят. А смотрели они на следы, оставленные рысью. И нет, это были не отпечатки лап. А… мои вещи из узелка! Похоже, когда я дернула связку сосисок, в бауле появилась дыра и из нее начали выпадать вещи. Первым был гребешок, потом карта, на которую я полагалась, срезая путь через этот лес, затем кожаная фляга, моток ниток с иглой… Так я и вышла то ли на стежку-дорожку, то ли на звериную тропу, а по ней дошла и до внушительного дома. Я бы даже сказала почти особняка. «Почти» потому как обычно усадьба подразумевает слуг, но здесь вместо дворецкого на крыльце была… рысь! Знакомая такая. Правда, уже без узелка.

Пушистая, увидев меня, удивленно вытаращилась. Мгновение мы играли в гляделки, а после усатая, как натуральная домашняя киса прижала уши и… юркнула в приоткрытую дверь. Что удивительно, та сразу же захлопнулась за ее коротким хвостом.

Несколько мгновений я колебалась, но, рассудив, что если здесь есть рысюля, то и мой узелок с деньгами тоже где-то рядом, двинулась к крыльцу. К тому же киса так спокойно вошла в дом… Это вселяло надежду, что тот безлюден. Но если и не так, то попробовать договориться с хозяевами стоит. Да и выхода у меня особо не было. Дождь, еще недавно только-только накрапывавший, вскоре грозил превратиться в полноценный ливень. Я уже продрогла. А еще до жути хотелось есть. Настолько, что я успела десять раз пожалеть о тех самых сосисках, которые пришлось бросить, чтобы самой не разбиться.

Так что, поднявшись по ступеням, я замерла перед дверью. Решительно выдохнула и взялась за дверной молоток. Медный, позеленевший от времени и дождей, он так протяжно заскрипел, что подумалось: даже стучать таким не нужно, чтобы оповестить о своем приходе. Однако я несколько раз энергично опустила кольцо на накладку, постучав.

Тишина. Даже рысь внутри не рыкнула. Зато дождь забарабанил по крыше навеса над входом вовсю, и я, больше не раздумывая, толкнула дверь.

Внутри пахло пылью, сыростью и одиночеством. Просторная и какая-то словно голая прихожая. Ни плащей на вешалке, ни грязи на половике. Только в углу стоял полный латный доспех, который я в первый миг приняла за человека и испугалась. Но потом поняла, что это всего лишь шлем, кираса, ботинки-сабатоны – полая статуя по сути. И звучит, к слову, гулко. Я проверила!

Из глубины дома доносилось ровное, мерное постукивание. Тикали часы? Капала вода? Или била коротким хвостом по полу рысь? Я двинулась на звук, стараясь ступать бесшумно, на полусогнутых ногах, с переносом веса с пальцев на пятку. Вот только отчего-то, как назло, то одна половица норовила под башмаком встопорщиться, то другая скрипнуть.

Зал встретил меня полумраком. Витраж по нынешней погоде почти не пропускал света, отчего паркет был не в узорчатом ковре, какой бывает в солнечный день от цветных стекол, а в темных пятнах багрянца и охры. На каминной полке стояла ваза. То ли для цветов, то ли для праха. И ни души.

Осмелев, я обошла почти весь первый этаж, так никого и не встретив. Зато в одной из комнат дверь едва не щелкнула меня по носу, а в другой – створка, резко захлопнувшись, наддала по тому месту, которое многие желали бы пристроить на трон. Я лишь потерла бедро, решив, что в этом особняке сквозняки почище, чем во дворце, и двинулась дальше, чтобы в конце своего пути добраться до кухни. А в ней нашелся и мой узелок! И о чудо! Даже деньги в нем! Они, в отличие от свертка со шпильками, который я так и не нашла, не выпали. Как и небольшой кусок сыра, и пара теплых вязаных носков, и полковриги хлеба… Кажется, не все так плохо. А с учетом того, что на улице ливень, а я под крышей – и вовсе хорошо!

«Стоит осмотреть и второй этаж, и если здесь кроме меня и рыси больше никого, то, может, и заночевать под этой крышей? Только дверь покрепче подпереть изнутри», – подумалось вдруг. Ну, подумаешь, большая киса… Так и дом большой! Места обеим хватит. Перспектива промокнуть, промерзнуть и подхватить грудной огонь была страшней, чем одна пушистая морда. Которая, кстати, похоже, была трусоватой: пока я обходила комнаты, ни разу не видела эту пятнистую ворюгу!

В привидений, которые в легендах часто обитают в заброшенных особняках, я не верила. Как и в колдовство. Потому что за свои девятнадцать лет жизни во дворце убедилась: донос в тайную канцелярию отправит твоих врагов на тот свет куда надежнее проклятия, яд, подлитый в бокал соперницей, эффективнее сомнительного любовного зелья, каким на рынках торгуют из-под полы заезжие торговцы, а от морозной чахотки лучше любого амулета будут теплый плащ, сытная еда, сухие башмаки и привычка не обниматься с уже заболевшими.

Единственным, кому магия приносила реальную пользу, как по мне, были инквизиторы. Им не нужно было особо трудиться, подкидывая улики или плетя интриги, дабы вынести смертный приговор. Всего лишь заподозрить в колдовстве – и только! Удобный предлог для отправки на тот свет, да еще и с огоньком. И даже одну из королев эта участь не миновала, когда владыка в очередной раз влюбившийся, возжелал вновь стать свободным.

Я же была убеждена: моя мать – не ведьма, околдовавшая его величество. Ее вина лишь в том, что она родилась красивой и имела несчастье понравиться правителю… Но об этом я молчала. Всегда. Даже притворяясь сумасшедшей. Потому что у любого безумия должен быть предел. Иначе не успеешь как следует сойти с ума, как тебе помогут – но в могилу.

Одним словом, я предпочитала бояться людей живых, нежели мертвых.

С такими мыслями и поднялась с пола, подхватила в одну руку узелок, в другую – косу и покинула кухню. Вот только едва я успела дойти до лестницы, которая величественно спускала свои каменные ступени со второго этажа в зал, как раздался неожиданно грозный рык. Я насторожилась, выпустила из руки часть косы, и она ударила об пол. Не кнут, конечно. Но всяко лучше, чем ничего. Врезать по наглой пушистой морде можно.

Словно почуяв что-то, рысь примолкла. Из-за кресла у камина мелькнул знакомый короткий хвост с черным кончиком.

И почти тут же явила себя и вся усатая. Пушистая величественно прошла мимо, бросила на меня взгляд, полный кошачьего презрения, на миг заинтересовалась кончиком косы, который дернулся на полу, когда я поудобнее перехватила свое единственное оружие, и грациозно скрылась за портьерой.

Я на этот демарш непроизвольно хмыкнула, рука разжала волосы, отчего послышался негромкий глухой удар и тут же за ним раздался еще один: резкий, свистяще-чавкающий.

И тут же рядом со мной в половицу впилась секира. Аккурат в самый кончик моей косы, укоротив ту на ладонь!

– Торвсир моргир вод! – прогремело позади.

Я глянула на топор. На свои волосы, лежавшие рядом. Судя по тому, как лезвие вгрызлось в доски, метили именно в косу. А если бы в меня – я была бы уже мертва.

Все это вихрем пронеслось в моей голове, и я отчетливо поняла: это предостережение. Весьма красноречивое. А вот сказанного – не поняла ни слова! И это притом что знала три языка. Но этот был мне неизвестен. Вот гадство! И как, скажите, теперь договариваться с тем, кто явно вынес первое и единственное предупреждение. В жизни. Моей.

– Простите, что вторглась в ваш дом… – начала я, медленно поднимая обе руки. Одну – с узелком, в знак того, что я не замышляю нападения. А затем медленно повернулась и увидела: в углу зала, среди теней, наполовину скрытый сумраком, стоял мужчина.

Миг тишины. Скупой блеск металла. Кажется, на руке незнакомца было кольцо, которое он провернул, а после щелкнул пальцами и произнес:

– Стой на месте! Если хочешь остаться в живых, говори, кто тебя послал? – Пауза. Короткая. Всего на удар сердца. А после на тон ниже вопрос, в котором было разом и разочарование, и досада, и возмущение: – И тэрсе корсото?!

Прозвучало с явным акцентом, только я не могла разобрать, с каким именно. Но плевать на него! Главное, что хозяин дома знал тридимирский. Отчасти.

Решив ответить на ту часть реплики, которую поняла, выдохнула:

– Клянусь, никто меня не посылал сюда!

Вышло порывисто. А я ощутила, как оторопь первых мгновений сменяется злостью! Да за кого он меня принимает?!

– Да неужели? – сказано было вновь с акцентом, в котором мне почудилось что-то северное… или просто это холод интонации вымораживал. И вот как эту снежность можно было сочетать с иронией? А ее в последнем вопросе этого любителя сумрака было столько, что можно было резать ножом и продавать вразвес. – И убить ты никого не хотела?

– Я вообще не думала, что здесь кто-то есть! – выпалила я, отчего-то чувствуя себя словно под прицелом. Хотя вроде ни арбалета, ни метательного клинка я в руках этого тенелюбивого типа не разглядела.

– Значит, рассчитывала что-то украсть, – пришел к своим выводам хозяин дома.

Да чтоб тебя! Какой недоверчивый. Кажется, еще с идеей, что я подосланная убийца не до конца расстался, а уже новые обвинения.

– Украсть?! Да меня саму обворовала ваша киса. Я лишь гналась за ней. Она стащила у меня все вещи! – выдохнула я и в доказательство потрясла узелком со словами: – Вот! Видите?!

– Нет, – прозвучал бесстрастный ответ, и тип все же вышел из полутьмы.

Его лицо было бы молодым, если бы не глаза. Темные, почти черные, они смотрели словно сквозь меня, да и весь мир разом, как будто…

Глава 2

Я нахмурилась. По-новому оценивая и выверенную плавность движений, и напряженную позу человека, привыкшего скорее полагаться на слух. А еще то, как, едва незнакомец сделал несколько шагов в мою сторону, рысь тут же бесшумно приблизилась к нему, подставив голову под мужскую ладонь. Вроде бы напрашиваясь на ласку: мол, почеши меня за ушком, хозяин, или… точно поводырь. Да и прозвучавшее в ответ на мой вопрос «нет» было исчерпывающим.

А потом взгляд нечаянно упал на топор. Не может же незрячий быть таким метким? Или это я такая шумная? Вспомнила, как ударила об пол косу…

Сглотнула, чувствуя откуда-то возникшую неловкость. А ведь еще пару мгновений назад была так зла, что готова была отбиваться от наветов даже кочергой! А сейчас, глядя на стоящее передо мной живое воплощение правосудия, которое тоже слепо, вдруг стушевалась.

Правда, бога-вершителя судеб (в него, к слову, как и в прочий пантеон, я верила примерно так же, как в магию) обычно изображали в плаще с капюшоном, с топором в одной руке и чашами весов в другой, с повязкой на глазах. Стоявший же передо мной тряпицей на лице себя не утруждал: да и зачем она слепому? Скорее ткань нужна для зрячих, чтобы издалека было понятно, что перед тобой калека.

Темные, явно отросшие волосы падали на широкие мужские плечи мягкими волнами, и в одном месте тонкая серебряная нить седины, которая отчего-то напомнила мне знак или печать, вилась у виска.

Хозяин дома был высоким. Очень! Окажись мы рядом – наверняка пришлось бы запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Добавь к этому подтянутую фигуру, которая даже в неподвижности излучала сдержанную силу. Ту самую, что чувствуешь у хищника перед прыжком.

Брюнет был одет в черные штаны, рубаху и светлый камзол. И хотя одежда сидела на этом типе свободно, она не могла полностью скрыть под собой рельефа мышц. Таких, которые, держа перо, не приобретешь. Скорее уж в фехтовальном зале, когда каждый день подолгу машешь мечом.

– Что же ты замолчала? – меж тем уточнил хозяин дома.

– Ищу аргументы для защиты своего доброго имени! – честно ответила я.

– Для той, кто обчищает чужие дома, ты ищешь что-то слишком долго, – холодно обронил это… не желающий видеть правды тип! – Так что, если с защитой у тебя не очень, советовал бы использовать нападение.

Да этот паразит издевается! Натурально! Он что, бессмертный, что ли? Так вводить в искушение бедную, несчастную, но слегка уже озверевшую девушку?!