– А-а-а! Вот и Роман Мирославович! Отец Глеб, рад снова видеть вас в здравии! Присаживайтесь, присаживайтесь, не стесняйтесь! Господин Барабанов, вам точно лучше присесть.

Годы работы в сыске приучили Муромцева анализировать поведение окружающих людей, и особенно если люди являлись высоким начальством. Поэтому, глядя на раскрасневшееся лицо министра, подрагивающие кончики его бакенбард и убранные за спину руки, сыщик легко понял, что тот совсем недавно получил некоторые весьма скверные новости, причем уязвившие его лично. А источником неприятного известия, видимо, был этот бравый генерал с закрученными усами и георгиевским крестом на груди. Герой войны, удачливый карьерист. Муромцеву, как и любому сотруднику уголовного сыска, это лицо было хорошо знакомо.

– Как вы видите, господа, – министр дождался, покуда Барабанов отцепит фалду пальто от резной спинки стула и усядется нормально, – сегодня с нами Александр Ильич, мой товарищ и командир отдельного жандармского корпуса. Как вы могли догадаться по его присутствию, речь пойдет не просто об очередном душевнобольном садисте, в этот раз мы столкнулись с делом…

– С делом государственной важности, – закончил за него гость. – Я приношу свои извинения, господин министр. Вы позволите мне ввести сыщиков в курс событий?

– Конечно, конечно… – не вполне уверенно откликнулся министр, переглянувшись с градоначальником.

Виктор Вильгельмович, едва различимый от сигарного дыма, лишь неопределенно пожал плечами, и командир жандармов, коротко поклонившись, продолжил:

– Я наслышан о действиях вашего, Роман Мирославович, специального отдела. Многое в ваших методах, конечно, спорно, но результаты впечатляют. Вам удавалось преуспеть там, где традиционные методы сыска оказывались бессильны. Мне кажется, ситуация, с которой мы сейчас столкнулись и которая вызывает у нас у всех такое беспокойство, как раз по вашей части. Что вам известно о городе С.?

Муромцев машинально потер седеющий висок.

– С.? Городок тысяч на пятнадцать душ. Стал губернским городом пару лет назад, когда железную дорогу туда провели. С тех пор там вроде бы дела пошли на лад. А так что сказать, тихое место…

– Вот именно! – Жандарм торжествующе поднял палец. – И в этом тихом, с позволения сказать, омуте не иначе как завелись черти! При всей своей провинциальности, С. место непростое. Город стоит на границе уездов, население там мордва, чуваши, татары. Нет, большинство, понятное дело, русские православные христиане, но есть процент и языческой веры, и магометане присутствуют в довольно ощутимом количестве. Многие соседние села, мордва, в основном мокша и эрзя, живут своим укладом, обособленно, так, что неприятно сказать, но око государево до них не достигает.

Он замолчал на секунду, внимательно оглядывая сыщиков, словно тем самым всевидящим оком государевой жандармерии.

– И, как оказалось, напрасно. Следовало бы раньше обратить туда наше внимание, потому что недавно в С. началась череда событий, которые иначе как катастрофическими не назовешь. Жертвами изощренных убийств стали те, кого мы должны беречь сильнее всего.

– Неужели снова дети? – с мукой в голосе спросил отец Глеб, побледнев еще больше.

– Дети? – непонимающе уставился на него командир жандармского корпуса. – Нет. Вовсе нет. В С. мы столкнулись с систематическими жестокими убийствами чиновников. Гибнут государевы люди, а значит, нам всем брошен вызов.

Разгорячившись, он принялся ходить по кабинету, как тигр внутри клетки, обращаясь то к невозмутимому градоначальнику, не покидавшему кресло, то к взъерошенному, сидевшему как на иголках Барабанову.

– Возможно, мы столкнулись с организованной боевой группой революционеров-террористов. Скорее всего, эти убийства государственных служащих имеют национальную почву. Не будем забывать, губерния не простая по народному составу, и наверняка каким-нибудь иудеям-провокаторам не составило труда влить свою социалистическую заразу в уши этим неотесанным рабочим из мордвы или из татар и взбаламутить их на убийство чиновников. Знаете, эта вечная песня про то, что русский барин держит их в ярме, обирает, не дает молится их диким языческим богам. И я совершенно уверен, что этими убийствами дело не ограничится, они явно планируют будущие, более громкие покушения!

– И что известно на данный момент? – воспользовавшись секундной паузой, спросил Барабанов. – Сколько их человек? Это марксисты? Народники? Либералы? И почему, собственно…

– На данный момент, несмотря на все усилия, наши агенты пока что не смогли выйти на эту организацию, – трагическим голосом перебил его жандарм.

Он хотел произнести еще что-то патетическое, но внезапно замер с открытым ртом, увидев странную сцену.

Барабанов пытался встать, бормоча что-то сквозь зубы, а отец Глеб удерживал его слабыми руками, и, прежде чем Муромцев успел вмешаться, мятежный доцент вскочил-таки на ноги, едва не опрокинув стул. Он огляделся, как затравленный зверь, и, понимая, что времени у него не много, выпалил яростной скороговоркой:

– Так вот, во-первых, мы вам не шпики и не филеры! И с политической полицией не будем сотрудничать принципиально! Во-вторых, мы – ловцы черных душ, понимаете? Мы расследуем преступления, совершенные душевнобольными маниаками. Мы помогаем тем, кто утратил надежду, тем, кому больше никто не поможет! А у вас в распоряжении есть целый жандармский корпус! Вот они пускай политических и ловят. А нам оставьте заботу о заблудших и несчастных!

Жандарм, на удивление, не проявил никакого гнева или негодования. Выслушав эту речь с вежливым удивлением, он обернулся к министру и градоначальнику с заискивающей улыбкой, словно надеясь, что стал жертвой какого-то розыгрыша.

Министр устало посмотрел на жандарма, потом на Барабанова, тяжело вздохнул и указал тому на его стул.

– Присядьте, господин доцент. Храните приличия, пожалуйста, вы находитесь в государственном присутствии. Александр Ильич всего лишь высказал вам одну из версий жандармского корпуса. Речь идет о покушении на представителей государства, и это значит, что при расследовании вам придется считаться с их мнением. Что же касается самого дела, то вашего отдела оно касается непосредственно. Что уж скрывать, убийства эти несколько… необычные.

– И что же в них настолько необычного? – насторожился Муромцев.

– А дело все в том, Роман Мирославович, – неожиданно подал голос градоначальник, – что трупов не обнаружено. Представляете, ни единого тела. Как в воду канули.

Он пожал плечами, поправил эполет и вернулся к своей сигаре.

– Совершенно верно, Виктор Вильгельмович, – не оборачиваясь, кивнул министр, – поэтому мы и решили прибегнуть к вашей помощи. Вы же специалисты по всяческим странным и необычным преступлениям, не так ли? Так вот у нас преступление такое, что страннее некуда. Ваша задача – найти убийц и вернуть пропавшие тела для погребения. Да, нужно заметить, что убиенные вовсе не были генералами или тайными советниками. Погибли мелкие чиновники, ничего себе не стяжавшие. Двое из них, кстати, из мордвы. Все они верой и правдой служили Государю и Отечеству и заслуживают того, чтобы быть погребенными среди могил своих отцов. Роман Мирославович, собирайте свою группу и немедленно отправляйтесь в С. За всеми подробными инструкциями и денежным обеспечением обратитесь к Будылину, мы с ним вчера уже имели разговор. Удачи вам.

Глава 2

В этот промозглый апрельский день привокзальная площадь города С. была непривычно пустынна. Низкие свинцовые тучи нависали над городом, грозя вот-вот пролиться очередным ледяным дождем вперемешку со снегом. Порывистый ветер гнал по улицам холодные потоки воздуха, заставляя редких прохожих ежиться и прятать лица в поднятые воротники.

Казалось, сама природа решила испытать на прочность жителей города, вынудив их отсиживаться по домам. И лишь двое мужчин в мундирах невозмутимо ожидали прибытия поезда.

То были полицмейстер, эрзянин Степан Ильич Сарайкин, коренастый, крепко сбитый, с добродушным конопатым лицом и курносым носом, и начальник жандармского управления Семен Фомич Кудашкин – мокша, жгучий брюнет со слегка раскосыми глазами и внушительных размеров носом, придававшим его облику восточный колорит.

Оба блюстителя порядка выглядели напряженными и озабоченными. Еще бы, ведь они ожидали прибытия столичных сыщиков, призванных помочь им в расследовании серии загадочных убийств, потрясших город за последние недели.

Сарайкин нервно теребил пуговицы на своем мундире, то и дело поглядывая на часы. Кудашкин же, напротив, стоял неподвижно, словно изваяние, лишь глаза его зорко всматривались вдаль, высматривая приближение поезда.

– Не терпится мне поскорее встретиться с этими столичными знаменитостями, – пробурчал Сарайкин, не выдержав затянувшегося молчания. – Уж больно наслышан я об их подвигах. Говорят, самые запутанные дела раскрывают, что твой Шерлок Холмс.

Кудашкин лишь хмыкнул в ответ, не отрывая взгляда от горизонта.

– Это мы еще посмотрим, Степан Ильич, на что они способны. Не забывай, наш город – это тебе не их столицы с дворцами да проспектами. Тут свои порядки. Посмотрим, как они с ними совладают.

В голосе жандарма слышалась едва заметная нотка превосходства, словно он считал, что местные преступления не по зубам даже прославленным сыщикам. Сарайкин лишь махнул рукой, не желая спорить. В конце концов, они оба преследовали одну цель – остановить убийцу, наводившего ужас на весь город.

Внезапно вдалеке послышался гудок паровоза, и из-за поворота показался долгожданный поезд, медленно приближающийся к станции.

Сарайкин встрепенулся, поправил фуражку и одернул мундир. Кудашкин же лишь слегка приподнял бровь, сохраняя невозмутимый вид.

– Ну что ж, Семен Фомич, – произнес полицмейстер, стараясь скрыть волнение в голосе, – вот и настал час истины. Посмотрим, чем нам помогут эти столичные гости.

Жандарм лишь молча кивнул, не сводя глаз с подъезжающего состава.

Поезд, пыхтя и громыхая, наконец остановился у перрона. Двери вагонов распахнулись, и на платформу стали выходить пассажиры, кутаясь в пальто и шали, спасаясь от пронизывающего ветра.

Сарайкин и Кудашкин напряженно всматривались в лица прибывших, пытаясь угадать, кто же из них окажется теми самыми знаменитыми сыщиками.

И вот среди толпы мелькнули знакомые по описаниям лица.

Первым показался худощавый священник с изможденным лицом, за ним, тяжело ступая по мокрым доскам, вышел коренастый мужчина с проседью в коротко стриженых волосах. Третьим на перрон, неловко спотыкаясь о порожек, выбрался долговязый взлохмаченный молодой человек, а последней, придерживая края длинного платья, на платформу ступила бледная девица в строгом черном одеянии и с густой вуалью, скрывающей лицо.

Сарайкин и Кудашкин с трудом подавили удивление и даже некоторую оторопь при виде столь колоритной компании. Но времени на размышления не оставалось – гости прибыли, и нужно было оказать им должный прием. Полицмейстер решительно шагнул вперед, приподнял фуражку и, стараясь перекричать завывания ветра, произнес:

– Господа, позвольте приветствовать вас в нашем городе! Я – полицмейстер Степан Ильич Сарайкин, а это мой коллега и товарищ, начальник жандармского управления Семен Фомич Кудашкин. Мы безмерно рады вашему прибытию и готовы оказать всю необходимую помощь в расследовании.

Мужчина с проседью, видимо главенствовавший в этой необычной группе, слегка склонил голову и ответил:

– Благодарствуем за теплый прием, господа. Я – Роман Мирославович Муромцев, а это мои спутники и помощники: отец Глеб, специалист по психологии, ученый-биолог Нестор Барабанов и консультант по тайным обществам госпожа Лилия Ансельм.

Кудашкин учтиво поклонился и произнес:

– Прошу, следуйте за нами, мы доставим вас в гостиницу, где вы сможете отдохнуть с дороги и приступить к изучению материалов расследования.