Муромцев кивнул, и вся компания, подхватив свой скромный багаж, последовала за Сарайкиным и Кудашкиным, провожаемая любопытными взглядами немногочисленных зевак.

Ветер завывал, срывая с деревьев прошлогодние почерневшие листья, а низкие тучи, казалось, готовы были вот-вот пролиться ледяным дождем, смешанным со снегом.

Две крытые коляски, запряженные сытыми лошадьми, неспешно катили по мощеным улицам города С., увозя странную компанию прочь от привокзальной суеты. В первом экипаже расположились отец Глеб и Лилия, погруженные в молчаливые размышления, а во втором – Муромцев с Барабановым, Сарайкин и Кудашкин.

Муромцев прекрасно понимал, что это совместное расследование Сарайкина и Кудашкина – не более чем временное перемирие между двумя соперничающими ведомствами, вынужденными объединить усилия перед лицом неведомой угрозы.

Искоса поглядывая на своих спутников, Муромцев отмечал напряженность, сквозившую в каждом их жесте и взгляде. Сарайкин и Кудашкин, сидевшие напротив, старательно избегали смотреть друг на друга, словно опасаясь, что малейший визуальный контакт может разрушить хрупкое равновесие.

«Похоже, эти двое – давние соперники, – размышлял Муромцев, рассеянно глядя в окно на проплывающие мимо дома и редких прохожих, кутающихся от пронизывающего ветра. – И сейчас они готовы на время забыть о распрях, чтобы совместными усилиями распутать этот кровавый клубок. Но стоит нам приблизиться к разгадке, как старые обиды и амбиции возьмут верх и начнется настоящая схватка за право предъявить обществу победителя и присвоить себе все лавры».

Эта мысль не давала Муромцеву покоя. Он понимал, что успех расследования во многом будет зависеть от способности Сарайкина и Кудашкина усмирить свои эго и работать сообща. Но получится ли удержать этот хрупкий баланс и не помешает ли это расследованию?

Барабанов, словно уловив эти тревожные мысли, вдруг легонько толкнул его локтем. Муромцев благодарно кивнул в ответ – но Барабанов глядел в окно, и этот толчок был случайностью.

Тем временем коляски, миновав ряд узких улочек и переулков, остановились у дверей ресторации «Золотой петушок» – заведения с безупречной репутацией, славившегося своей кухней (как сообщили Сарайкин и Кудашкин) и, что немаловажно, расположенного на нейтральной территории, одинаково удаленной от управления полиции и жандармерии (как догадался Муромцев).

Разместившись в отдельном кабинете ресторации, компания приступила к обсуждению таинственного дела, ради которого, собственно, и прибыли петербургские сыщики. Сарайкин, откашлявшись, начал излагать суть происходящего.

Оказалось, что за последние две недели в городе С. произошло уже пять загадочных исчезновений мелких чиновников прямо со своих рабочих мест. Никто не видел, как они покидали кабинеты, никто не слышал ни криков, ни звуков борьбы. Однако каждый раз коллеги пропавших, войдя к ним, обнаруживали жуткую картину – комнаты были буквально залиты кровью, словно на скотобойне. Создавалось впечатление, что несчастных буквально разорвали на части прямо на месте, но при этом самих тел нигде не находили.

Кудашкин мрачно добавил, что специалисты уже исследовали образцы крови и однозначно установили – она принадлежит человеку, а не животному. Это опровергало версию о нападении дикого зверя, которая поначалу была предложена.

Муромцев внимательно выслушал рассказ, не перебивая, лишь время от времени делая пометки в блокноте. Его спутники тоже слушали молча, погрузившись каждый в свои мысли. Когда Сарайкин и Кудашкин закончили излагать известные факты, в кабинете воцарилась тягостная тишина.

Муромцев задумчиво побарабанил пальцами по столу и подытожил:

– Что ж, господа, работы у нас непочатый край. Но я так понимаю, что словами дело не исчерпывается. Давайте и все остальное, не будем терять времени.

Сарайкин и Кудашкин, словно по команде, раскрыли свои потрепанные портфели и извлекли на свет божий кипу папок с делами пропавших чиновников. Муромцев, не мешкая, принялся изучать документы.

Но чем дальше он погружался в бумаги, тем сильнее росло его недоумение. Исчезнувшие словно были выхвачены рукой невидимого кукловода из разных уголков жизни, без какой-либо системы и логики. Молодые и старые, семейные и холостые, служащие разных департаментов – все они будто растворились в воздухе, не оставив после себя ничего, кроме залитых кровью кабинетов.

– Ничего не понимаю, – пробурчал Барабанов, заглядывая ему через плечо. – Ни возраст, ни род занятий, ни круг общения – ничто не связывает этих людей. Такое чувство, что убийца выбирал их наугад, как жребий тянул.

Лилия лишь покачала головой, словно безмерно уставшая от людской глупости и неведения.

– Постойте-ка, – внезапно произнес отец Глеб. – Я, кажется, усматриваю здесь некую закономерность. Взгляните на национальности пропавших: русский, мордвин-мокша, чуваш, татарин и мордвин-эрзя. Словно убийца намеренно выбирал представителей разных народов, населяющих наш край.

Сарайкин нахмурился, обдумывая слова священника. А ведь и впрямь, среди жертв были не только русские, но и инородцы. Случайность ли это? Или за кажущейся бессистемностью кроется некий зловещий умысел?

– И обратите внимание, господа, – продолжал отец Глеб, – три убийства произошли здесь, в губернском городе, а два – в уездах. Такое ощущение, что наш душегуб методично раскидывает свои кровавые сети по всей губернии, не гнушаясь ни столицей, ни глубинкой.

Теперь нахмурился Кудашкин. Если бы эти рассуждения принадлежали Муромцеву – главе Ловцов, то куда ни шло. Но то, что какой-то мелкий священник пытается доказать, что он умнее его и… ну, хорошо, и Сарайкина!

Поэтому он кашлянул и изрек:

– Господа, я почти уверен, что за этими убийствами стоит некая террористическая боевка, действующая под глубокой конспирацией. Цель их очевидна – посеять хаос и страх, подорвать устои нашей империи, уничтожая ее верных слуг, пусть даже и невысокого ранга.

Сарайкин скептически хмыкнул и покачал головой.

– Не думаю, что революционеры стали бы марать руки о… Ну, мелкие же сошки! Какой им прок от убийства заштатных чиновников? Тут явно что-то другое…

Кудашкин вспыхнул, услышав возражение, – да как можно, спорить перед столичными гостями! – и с жаром возразил:

– Вы недооцениваете коварство этих злодеев! Они действуют исподтишка, подрывая самый фундамент нашего государства. Убери по кирпичику опоры – и все здание рухнет, рассыплется, как карточный домик!

Завязался спор, грозивший перерасти в перепалку. Муромцев, видя, что беседа уходит в сторону, решил вмешаться:

– Господа, господа! Давайте не будем горячиться и рассмотрим все версии непредвзято. Степан Ильич, а каково ваше мнение на этот счет?

Сарайкин, явно польщенный вниманием столичного следователя, приосанился и веско произнес:

– Я, Роман Мирославович, склоняюсь к мысли, что мы имеем дело с маниакальным душегубцем, этаким извращенным умом, что избрал своей целью губить чиновников. Быть может, в прошлом у него были какие-то счеты с этим братом, обиды или травмы… Может быть, над ним измывался жестокий отец, принадлежавший к чиновникам… Вот он и мстит теперь, изливая свою злобу на ни в чем не повинных служителей империи. – Заметив скептическое выражение на лицах собравшихся, Сарайкин добавил с некоторой обидой: – Вы не смотрите, что мы тут в глухомани живем, господа. Читаем ведь, образовываемся помаленьку. Я вот и научные журналы выписываю, про всякие душевные расстройства и патологии. Мало ли что там в голове у этого изувера творится…

Муромцев задумчиво потер подбородок. Версия полицмейстера, конечно, звучала дико, но и отметать ее с ходу не стоило. В конце концов, они уже столкнулись с чем-то совершенно невообразимым, так что любое предположение могло оказаться верным.

– Что ж, Степан Ильич, в ваших словах есть резон, – медленно произнес он. – Действительно, мы не можем исключать и такой вариант. Маниакальный убийца, движимый некой навязчивой идеей или травмой прошлого… Это вполне вписывается в картину преступлений.

Кудашкин недовольно засопел, но возражать не стал.

Муромцев обвел взглядом собравшихся и подытожил:

– Итак, господа, у нас есть несколько рабочих гипотез: террористическая боевка, маниакальный убийца и… нельзя скидывать со счетов и что-то другое. Надеюсь, какие-то зацепки есть?

Кудашкин и Сарайкин переглянулись, и во взглядах их читалась растерянность и какая-то обреченность. Наконец, жандарм тяжело вздохнул и признался:

– Роман Мирославович, не скрою, мы со Степаном Ильичем работали каждый по своим версиям. Я проверял все известные нам секретные общества, искал следы революционной активности. Но, увы, результата это не дало. Все эти группы либо разогнаны, либо взяты под плотное наблюдение. Агенты докладывают, что дальше прокламаций и споров о Марксе дело не идет. Убийц они сами считают провокаторами и готовы помочь в их поимке.

Полицмейстер кивнул, подтверждая слова коллеги, и добавил:

– Я же, со своей стороны, проверял всех душевнобольных, состоящих на учете, особенно тех, кто имел какие-то связи с чиновниками или их семьями. Опросили родственников, знакомых, соседей. Но и тут, как назло, никаких зацепок. Ни одного подозрительного случая, ни намека на вражду или одержимость.

Муромцев внимательно слушал их, не перебивая. Он понимал, что местные власти оказались в тупике, и это грозило самыми неприятными последствиями.

Кудашкин нервно побарабанил пальцами по столу и продолжил:

– Мы задержали пятерых подозреваемых, по обеим версиям. Сейчас ведутся допросы, но, откровенно говоря, я не верю, что это даст результат. Разве что позволит выиграть немного времени, успокоить начальство в столице. Но ясно, что мы просто стреляем наугад, а убийства могут возобновиться в любой момент.

Сарайкин, не выдержав, вскочил со стула и в отчаянии воскликнул:

– Роман Мирославович, господа! Умоляю вас, помогите нам разобраться в этом кошмаре! На вас вся надежда, только вы способны распутать этот чертов клубок и спасти нашу тихую губернию от этого безумия!

Отец Глеб вдруг поднялся из-за стола и произнес с тихой уверенностью:

– Господа, не отчаивайтесь. Мы приложим все усилия, чтобы распутать это дело и восстановить справедливость. Но помните, что истинная сила в борьбе со злом исходит свыше. Молитесь, и да хранит вас Господь в эти темные времена. Ибо сказано: «Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей».

Сарайкин и Кудашкин склонили головы, принимая благословение священника, и их лица осветил слабый свет надежды.

– Благодарим вас, отец Глеб, – произнес Сарайкин с почтением. – Ваши слова утешают и вселяют веру в то, что с Божьей помощью мы сможем одолеть это зло.

Кудашкин, в свою очередь, добавил:

– Мы будем молиться и уповать на милость Господню. И да поможет Он вам, господа Ловцы, в вашем нелегком деле.

Обменявшись еще несколькими фразами и заверениями в сотрудничестве, жандарм и полицмейстер раскланялись и покинули «Золотой петушок», оставив Ловцов наедине с папками дел и тяжелыми думами.

– И что это было, отец Глеб? – с удивлением уточнил Муромцев.

Глава 3

Оставшись наедине, сыщики отодвинули в сторону закуски и склонились над доставшимися им документами. Из папок поочередно извлекались протоколы с подробным описанием убийств или странных исчезновений, происшедших в С. за последние нелегкие недели. Отец Глеб и Муромцев скрупулезно изучали бумаги, иногда тихо переговариваясь и отмечая необычные детали. Лилия Ансельм уже четверть часа сидела, прижав ко лбу фотографию пропавшего коллежского регистратора, в которой уловила некие энергетические эманации. Лишь один Барабанов не мог найти себе места. Он шумно пил чай, стучал пальцем по столу, раздраженно ловил муху и, наконец, не выдержал и взорвался.

– Роман Мирославович, ну вы-то опытный же сыскарь, вы-то хотя бы должны понимать!