Не всякая вина виновата: Как простить себя и жить в гармонии (страница 3)
Юнг добавляет, что по этому поводу имеется огромная и вполне оправданная неуверенность: «Требуется необычайное мужество или, что то же самое, непоколебимая вера, когда мы желаем следовать собственной совести. Мы послушны совести лишь до какого-то предела, заданного как раз извне нравственным кодексом. Тут начинаются ужасающие коллизии с долгом, разрешаемые по большей части согласно предписаниям кодекса. Лишь в редких случаях решения принимаются индивидуальным актом суждения. Там, где совесть не получает поддержки морального кодекса, она с легкостью впадает в пристрастия»[11].
Философ Поль Анри Гольбах писал, что «совесть – это наш внутренний судья, безошибочно свидетельствующий о том, насколько наши поступки заслуживают уважения или порицания наших ближних»[12].
К этому вопросу мы еще вернемся позднее, в частности в главе, посвященной переживанию подлинного чувства вины, а пока хочется сделать вывод, что чувство вины тесно связано с голосом совести и выполняет функцию самоконтроля. Вина возникает, когда мы нарушаем собственные принципы и разделяемые нами принципы и законы общества, которому принадлежим, поступаем вразрез со своими убеждениями, своей совестью, предаем свои ценности, а значит – предаем себя.
Чувство вины является результатом глубокой духовной переработки конкретного события. Здоровое чувство вины – это прежде всего опыт ответственности. Анализируя ситуацию, которая глубоко нас затронула, мы сравниваем свой поступок и его естественные последствия со своими принципами и ценностями. Если они не нарушены, мы испытываем чувство радости, гордости и удовлетворения, ощущение собственной целостности. Если же мы понимаем, что своим действием или бездействием попрали собственные нормы и убеждения, то попадаем в ситуацию внутриличностного конфликта, одним из последствий которого может быть острое чувство вины.
Таким образом, чувство вины дает нам понять, что под угрозой оказалось что-то по-настоящему ценное и важное для нас, для нашего самоуважения, нашей самоценности и цельности. То есть то, что является ключевым фактором личностного благополучия, внутренним стержнем.
Моральным результатом этих переживаний является раскаяние и искупление вины, которые дают возможность вновь обрести нравственную целостность и вернуть самоуважение. Так как прошлое нельзя отменить, остается исправить последствия в настоящем.
Вина и стыд
По моему мнению, принципиально важно разделять понятия «вина» и «стыд». В том числе и потому, что когда в дальнейшем мы будем говорить о так называемой ложной, невротической, навязанной вине, то очень многое будет в ней перекликаться с переживанием чувства стыда.
Итак, в психологии главное отличие стыда от вины заключается в предмете негативной оценки. Вина – это эмоциональная реакция на действие, которое человек считает неправильным или неприемлемым для себя. Она связана с поступками: «Я сделал что-то не так». Стыд – это переживание, связанное с ощущением, что изъян содержится в самом человеке. Он направлен на личность: «Со мной что-то не так».
Вина возникает при нарушении своих внутренних правил, это глубинное осознание того, что так, как мы поступили, поступать было нельзя. Стыд – при несовпадении своего поведения, мыслей, чувств с собственными представлениями о себе.
При чувстве вины фокус внимания сосредоточен на человеке, которому нанесен ущерб. При стыде – на себе и на страхе столкнуться с чужой оценкой.
Проживая вину адекватно, мы готовы действовать, исправлять последствия, компенсировать нанесенный ущерб. В этом созидательная для психики функция вины. Стыд, напротив, сковывает по рукам и ногам: человек ощущает себя неуместным, жалким. В стыде быть активным крайне трудно, потому что появляется желание исчезнуть, спрятаться.
Человек, который чувствует себя виноватым, после бурной ссоры предложит конструктивные способы исправления или решения ситуации. А человек, который сгорает от стыда, будет стоять неподвижно и просто отчаянно осуждать себя.
Психолог Кэррол Изард[13] отмечает, что неверный поступок может вызвать и стыд, но только в том случае, когда поступок осознается неверным не вообще, а только в связи с осознанием своего поражения, своей несостоятельности, неуместности своего поступка. Человек чаще всего испытывает стыд оттого, что ему не удалось скрыть свой проступок.
Американский психолог и психиатр Дэвид Аусубель предложил концепцию «неморального стыда» – разновидности стыда, причиной для которого могут стать поступки, не вступающие в противоречие с моральными, этическими и религиозными нормами. «Моральный стыд», по мнению Аусубеля, возникает при осуждении проступка другими людьми с позиции нравственности. Причем это осуждение может быть как реальным, так и воображаемым.
Испытывающий стыд человек ощущает себя так, словно он выставлен напоказ, опозорен, ничего не стоит, отвратителен, ничтожен. При этом качества, способные прикрыть эти недостатки, игнорируются.
Испытывающий чувство вины человек видит себя плохим, порочным, злым, полным раскаяния. Виноватого переполняют мысли о его поступке, о тех, кого он обидел, и о том, что нужно сделать, чтобы исправить случившееся. Его преследуют мысли о своих непростительных ошибках. Вина стимулирует его на действия, направленные на улучшение ситуации или компенсацию вреда.
Важно отметить, что стыд и вина могут иметь определенные позитивные стороны, которые также различаются:
■ стыд – гуманные чувства, скромность, чувство компетенции и автономии;
■ вина – моральное поведение, инициатива, действия по исправлению.
Притча «Осколки в сердце»
Однажды молодой человек шел по улице и увидел слепого с кружкой мелочи у ног. То ли настроение у человека было дурное, то ли еще что, только бросил он в эту кружку осколки битого стекла и пошел себе дальше.
Прошло тридцать лет. Человек этот многого добился в жизни. И дети, и внуки, и деньги, и хороший дом, и всеобщее уважение – все у него было. Только этот эпизод из далекой молодости не давал ему покоя. Мучила его совесть, грызла, не давала спать. И вот на склоне лет он решил найти того слепого и покаяться. Приехал в город, где родился и вырос, а слепой по-прежнему сидел на том же месте с той же кружкой.
– Помнишь, много лет назад кто-то кинул тебе в кружку битое стекло? Это был я. Прости меня, – сказал человек.
– Те осколки я выбросил в тот же день, а ты носил их в своем сердце тридцать лет, – ответил слепой.
Вина, тревога и ответственность
Тревога, по словам греческого православного писателя Андрея Конаноса, – это мучительное состояние, которое мы сами себе придумали; благодаря ей мы стареем раньше времени, терзаемся сами и терзаем других. «Есть люди, которые особенно остро переживают все происходящее вокруг и считают себя ответственными за это. У них сильно развито чувство вины, и им очень сложно сохранять мир в душе. Что бы ни случилось, их охватывает паника, хотят они этого или нет. Эту особенность своей личности человек должен знать, тогда он научится управлять тревожностью, контролировать ее для того, чтобы не мучить ни себя, ни других»[14].
Действительно, в основе чувства вины всегда лежит тревога. Когда вина подлинная, эта тревога связана с тем, что мы осознаем ущерб, который причинили конкретному человеку либо миру в результате нашего действия или бездействия. Именно вина выражает нашу ответственность за нанесенный вред тем или тому, что нам очень дорого и ценно. Тревога и ответственность заставляют нас что-то предпринять, как-то исправить ошибку, изменить ситуацию, а иногда изменить и себя. Но эта ответственность может быть разрушительной.
Нашу эпоху называют золотым веком тревоги. И речь сейчас даже не о великих социальных потрясениях ХХ и ХXI веков, не о страшных мировых войнах, а о том времени, когда люди решили, что они цари природы, что могут поворачивать реки вспять, исцелять все болезни, «дергать Бога за бороду», что они самодостаточны, в конце концов. Вот в тот момент, когда нам показалось, что мы обрели свободу, мы на самом деле потеряли опору под ногами.
Когда мы решили, что мы свободные и сильные, мы лишили себя поддержки, которая была у наших предков. И ведь действительно, раньше у людей была масса способов заглушить экзистенциальную тревогу и облегчить чувство вины. Существовали многочисленные социальные институты, которые поддерживали человека и помогали ему, – институт семьи, Церкви, общины. Всегда было с кем разделить ответственность. Всегда была возможность переложить право выбора на других. Традиции, устои, патриархальное общество, важность мнения соседей и окружающих людей – все, что, казалось, так серьезно ограничивало личную свободу, одновременно давало поддержку. Предлагались образцы, примеры, которым надо было следовать, и, таким образом, избежать трудного выбора и, соответственно, не нести за него ответственность. Именно по этой причине тревога была сведена к минимуму: ее с человеком разделяло общество, оно брало на себя ответственность, оно устанавливало четкие правила.
Сегодня большинство семейных социальных институтов претерпели серьезные изменения и потеряли безусловную власть над человеческим обществом. Те образцы и традиции, которые раньше использовались безусловно, теперь утратили обязательность. Мы можем выбирать: верить или не верить в Бога, жениться или не жениться, рожать или не рожать, где работать, как жить, – мы получили много свободы. Вместе со свободой мы приняли на себя тяжесть ответственности за свой выбор. Теперь мы, и только мы отвечаем за все последствия наших решений. Вот вам свобода: не только выбирайте, но и несите ответственность.
Это оказалось не очень приятно. Вместе с уровнем личной свободы возрос и уровень тревоги.
Тревога – это симптом, который указывает на возможность, пусть не реальную, но точно нереализованную. Если возможности нет, то тревожиться не о чем, а если возможность есть, создается ситуация неопределенности и выбора и, соответственно, ответственности за этот выбор. Выбирая, мы автоматически берем на себя ответственность за то, что произошло либо не произошло в результате наших действий. И мы понимаем, насколько важен наш выбор, потому что из всех многочисленных вариантов мы можем выбрать только один. Следовательно, мы тут же лишаемся всех прочих возможностей. Нам не удастся вернуться в исходную точку и перевыбрать, нельзя сначала написать «черновик». Земная жизнь дана нам в единственном экземпляре.
Быть свободным – значит нести издержки за свой выбор. За то, что он был сделан неправильно, за допущенные ошибки. Конечно, материальные затраты – это неприятно. Но потери психологические, среди которых досада, разочарование, вина, та самая тревога, – вот то, что нас действительно разрушает. Если бы мы могли отменить происходящее, у нас бы не было чувства вины. Но это невозможно, потому что случившееся уже состоялось.
«Почему мы не поехали на лечение в Израиль или Германию?», «Почему мы раньше не поняли, не увидели, не сделали, не потребовали?». Эти вопросы задают родители, которые действительно сделали все возможное для своих детей. И вот они возвращаются домой после похорон своего ребенка и говорят: «То есть все было зря? Все эти годы борьбы, мучений, надежды и веры – все было зря?! В чем мы ошиблись, где поступили неправильно? Что надо было сделать по-другому, чтобы наш ребенок не умер?»
Бесполезно убеждать их: «Вы сделали оптимальный выбор, исходя из тех возможностей, которые у вас были. Вы сделали все, что было в родительских и человеческих силах». Они возражают: «Да, но… Но если бы мы поступили по-другому, возможно, наш ребенок был бы жив».
