– Капитан Симонов, – командир шагнул вперёд и приоткрыл лицо, скрытое за пуленепробиваемым стеклом тактического шлема. – Вам нужно сопровождение, Дмитрий Александрович?

– Нет, я знаю, куда идти, – ответил я, решительно направляясь к выходу с крыши.

– Так где мы? – повторила вопрос Литвинова.

– Как это где? В Республиканской тюрьме, находящейся в ведомстве Службы Безопасности, в которой содержатся опасные, но теоретически полезные для страны заключённые. Ты же сама написала про этот чёртов побег, неужели не узнала единственную телепортационную точку в этом, как казалось ранее, абсолютно защищённом месте? – раздражённо ответил я, поворачиваясь к кутавшейся в лёгкий пиджак девушке. – Заметь, Рома, насколько сильно эта тюрьма отличается от того убожества, где тебя держали во Фландрии.

– Не напоминай, – сквозь зубы процедил Гаранин.

Сюда можно было прибыть только спецтранспортом, или порталом в определённую телепортационную точку. Судя по количеству охраны на крыше, Громов вынудил крёстного наделать порталов, чтобы не трястись много часов до места, когда нужно было посетить тюрьму или отправить сюда очередного заключенного. И похоже, Слава не нашёл причин ему отказать.

– Для справки, Республиканская тюрьма расположена на острове без названия и не отмечена на карте в Северном Ледовитом океане, – довольно буднично добавил я, продолжая идти к выходу.

– Я в курсе, – пробормотала Литвинова.

– Правда? А то я невольно подумал, что географический кретинизм не только у моего зама развит в весьма неприличной форме. Надеюсь, что это не передаётся через воздух при общении. Сколько человек за время существования этого места сбегало отсюда? – задал я вопрос, останавливаясь возле двери.

– Ни одного, – пробормотала Евгения, цепляясь за Ромкину руку.

– Так кто вас надоумил написать о побеге какого-то учёного, который даже магом сильным не является, из тюрьмы, откуда никто никогда не сбегал! – рявкнул я, глядя на Гаранина.

– Я здесь ни при чём! – закрыл он глаза руками, делая глубокий вдох.

– Причём, Рома. Ты отвечаешь за это, как и за всё, что творят под твоей подписью твои подчинённые. Идём, – я открыл дверь и первым шагнул на лестницу.

– Зачем? – прошептала Евгения, но сильно возражать не стала, оглядываясь по сторонам. Её профессиональное, сильно деформированное любопытство затмило даже тревогу, неосознанно возникающую у всех, кто впервые попадал в это место. Впрочем, это я знал ещё в то время, когда в парке смотрел её репортаж, ведущийся возле полыхающего здания СБ, когда ей на голову сыпалось стекло из взрывающихся от нестерпимого жара окон.

– Покажу, куда вас посажу на правёж, – ответил я, начиная спускаться по металлической лестнице. – Попутно, пожалуй, открою тотализатор и буду принимать ставки на то, сколько времени вам обоим понадобится, чтобы выбраться отсюда.

Уточнив у стоящего внизу дежурного, что камера Вольфа располагалась как раз на последнем этаже тюрьмы, я направился прямиком к месту заключения нашего самого гениального учёного, числившегося со вчерашнего вечера мёртвым.

Камера представляла собой светлое, просторное помещение. На одной из стен висел большой телевизор, где в это самое время показывали какую-то детскую научную передачу с мелкими волосатыми разноцветными монстрами в главной роли. Приглядевшись, я вроде смог идентифицировать в них детей неизвестной мне расы. С ними постоянно сюсюкался приятного вида молодой человек, демонстрируя какие-то базовые химические опыты.

Половину одной из стен занимала иллюзия окна с изображением моря, а из мебели здесь присутствовали только кровать и стол со стулом. Ромка с Литвиновой зашли следом за мной, и если журналистка начала сразу осматриваться, отмечая только ей понятные детали, то Ромка хмуро смотрел исключительно на меня.

– Ну что, ребята, вы готовы увидеть, как извергается вулкан? – взревел телевизор.

– Да! – я вздрогнул и повернулся к экрану под восторженный детский крик. Даже представить не могу, что чувствовали великие ученые, глядя на подобное издевательство над наукой.

– Я думал, пытки в моей стране запрещены законом, – прокомментировал я увиденное, разворачивая газету.

– Здесь показывают всего два канала: детский и культуру, – пробормотал Ромка. – Я разговаривал с заключёнными, они находят этот детский канал довольно забавным, лучше, чем заунывные реквиемы, демонстрируемые по культуре. Зачем ты нас сюда привёл?

– Хочу кое-что уточнить. Чтобы ты понял, за что именно тебя Ваня будет убивать. Так, это не интересно, про заслуги Вольфа и его связь с микроскопом я и так знаю. Вот, пожалуй, начнём с этого. «Великий учёный, являющийся сильным магом, никогда не признавал своей вины, и за пять лет, проведённых в одиночной камере, смог разработать план побега, благодаря своей гениальности». Это Вольф сильный маг? Насколько мне известно, он слабый эриль, и это помогало ему не сильно косячить в своих опытах. Скажи мне, Рома, ты можешь пользоваться в этой тюрьме магией? – я повернулся к напряжённому Гаранину.

– Да, как и ты…

– И всё, Рома. Никто, кроме начальника СБ, его заместителя и офицера силового блока в этом месте магией пользоваться не может. Вот такие интересные ограничения ввёл пять веков назад Эдуард Лазарев. И даже он сам, не являясь начальником СБ, ни его заместителем, ни офицером силового блока, не мог использовать здесь свои силы. Так каким, интересно, образом наш достопочтенный учёный смог перебороть это ограничение, являясь всего лишь обычным эрилем? – язвительно спросил я, глядя на сжавшего кулаки Ромку.

– Да я здесь при чём? – вспылил он. В этот момент из телевизора раздались очередные радостные вопли, и Ромка, развернувшись, направил в него внушительного размера молнию, которая оставила после себя лишь обугленный пластик и чёрную дыру в стене. Женя испуганно охнула и отстранилась от Гаранина, за которого до сих пор цеплялась.

– Вандал, – задумчиво протянул я, разглядывая стену. – Это порча казённого имущества, между прочим. Заплатишь неустойку из собственных средств. Ладно, мы выяснили, что магией господин Вольф пользоваться не мог. Идём дальше. «Измученный и измождённый узник суровой судебной системы нашей страны смог преодолеть защиту своей камеры и выбраться на наружную стену через окно». Рома, ты здесь видишь окно? Хотя нет, вы правы. Посмотрите наверх, что вы видите?

– Окно? – пискнула Литвинова, вжав голову в плечи.

– Правда? – скептически посмотрел я на девушку. Она же, в свою очередь, повернулась к Гаранину, словно искала в главе второй Гильдии защиту от меня. – Я вот вижу там зарешеченную бойницу, через которую можно просунуть лук. А теперь представьте себе, как измождённый учёный весом в сто двадцать килограммов, даже если он не ел все пять лет своего заточения, смог похудеть, допустим, килограммов до ста, и сумел протиснуться вот в это, как вы говорите, окно?

– Ну…

– Ладно, допустим, он может здесь пользоваться магией. Произошёл сбой, и он внезапно получил татуировку в виде волка на своей груди, обладающую силой богини Смерти. Допустим. Также допустим, что он всё-таки похудел, смог расширить магией это… хм, окно, чтобы в него протиснуться, а потом, в полёте, вернуть всё как было. Он умеет левитировать? Рома, ты сильнейший из обычных магов в этом мире, умеешь летать? – поинтересовался я у начинающего багроветь Ромки.

– Нет. Это отдельный дар, и им владеет всего десять процентов живущих в настоящее время магов, от силы он не зависит. Дима, я здесь ни при чём, почему ты меня не слушаешь… – пробормотал Гаранин, но я лишь поднял руку, заставляя его тем самым замолчать.

– Допустим, что он входит в эти несчастные десять процентов, умеет летать и может удержать все свои измождённые сто двадцать килограмм, – я сделал из газеты портал и сунул её в руки этим двум гениям. Непосредственно внутрь здания я сделать портал не мог, как этого не мог сделать никто, а вот отсюда вполне могу переместиться куда угодно в пределах тюрьмы.

Мы снова переместились на крышу. Ледяной ветер завывал, но защита спасала от переохлаждения, поэтому здесь было всего лишь немного некомфортно находиться.

– Прямо под нами находится камера Вольфа, – я ткнул пальцем под ноги. – А теперь объясните мне, каким образом, выпрыгнув в окно, он смог долететь до земли и не разбиться вон о те скалы.

Ромка, схватив за руку Литвинову, подошёл к краю крыши и посмотрел вниз. До моря было метров сто. А берег состоял из острых валунов. Гаранин так крепко держал нашего пресс-секретаря за руку, что мне даже показалось, что он её сейчас просто сбросит вниз. Но вроде обошлось. Отпустив руку девушки, Рома резко повернулся ко мне, и я продолжил разнос:

– Допустим, что он всё-таки долетел до воды и не разбился. Хотя это чисто теоретически невозможно, потому что внизу установлен антимагический барьер на высоте пяти метров, который даже мы с тобой не сможем преодолеть. Возможно, Вольф сильнее тебя, Рома, а ты, насколько мне память не изменяет, до этого момента считался сильнейшим простым магом в мире. Более того, он, судя по статье, вообще сильнейший маг в мире, – добавил я издевательским тоном. – А теперь покажи мне, куда должен был плыть обессиливший и истощённый узник?

– На сушу? – Ромка отвечал сквозь зубы и был настолько красным, что, казалось, ещё чуть-чуть – и у него из ушей пар повалит. Или снова инсульт произойдёт, что более вероятно.

– Покажи мне направление.

– Э, на запад? – и он почему-то показал мне на юг.

– Правильно! На восток он должен был плыть, – я подошёл к нему и развернул его руку, показывающую предположительное направление, – и не тыкай мне югом! Ну, хорошо, допустим, он выбрал правильное направление. Сколько миль ему нужно плыть до берега?

– Пять? – предложила Литвинова, что-то про себя просчитывая.

– Ты абсолютно права, конечно же пятнадцать! Я ещё могу поверить, что, если мы выкинем отсюда Гаранина, он сможет благодаря своей физической форме и магии добраться до берега в ледяной воде. Особенно, когда за ним в качестве допинга поплывёт стая акул. Вон, видишь, плавники торчат над водой? Мы их специально прикармливаем, – я злорадно улыбнулся, глядя, как вытягивается Ромкино лицо.

– Дима…

– «Спустя пару часов после побега, береговая охрана обнаружила прибивший к берегу труп, в котором опознали беглеца». Не доплыл, – резюмировал я. – А что не написали, какой именно жуткой смертью он погиб? Его акулы не доглодали или сердце изможденного узника весом в сто двадцать килограммов не выдержало? – я бросил в Ромку газету, сложив на груди руки. – Ты понимаешь, что это подрыв репутации всей структуры СБ?

– Не держи меня за идиота. Я это прекрасно понимаю, – прошипел Рома, комкая газету в руке. – Но, Дима, обычным гражданам плевать на подобные нюансы…

– На них не плевать заинтересованным лицам, Рома! Которые, в отличие от обычных граждан, прекрасно знают, как здесь всё устроено! И им на радость только, что представили полную несостоятельность Ивана Рокотова, отвечающего за охрану этой тюрьмы! – я уже орал, не сдерживаясь. – Надеюсь, вам обоим понятно, за что Ваня вас убьёт максимально жестоко? – добавил я более спокойно.

– Но я…

– Да, я уже слышал, что ты не виноват. Виноват, Рома. Ты должен был ознакомиться с тем, что подписываешь! – Надеюсь, сейчас он научится читать абсолютно все документы, которые ему приносят на подпись. – А ты чем вообще думала, когда пускала это в печать? Признайся, твоё второе имя Тихон Глагольников, и ты пришла в СБ, чтобы находиться в непосредственной близости к предмету своего обожания, то есть ко мне? – повернулся я к кусавшей губы Литвиновой.