Мужчина во фраке осторожно достал из табакерки пучок сушеной травы, расправил его в руке и аккуратно уложил в трубку, тщательно утрамбовав подушечкой пальца. Его движения были неспешными, почти ритуальными. Затем он протянул руку к камину, в котором догорал огонь, и с легким щелчком призвал тлеющий уголек. Искра вспыхнула в воздухе и, послушно подчиняясь, опустилась на траву, заставив ее затлеть с мягким дымным ароматом. Он шумно причмокнул и, втянув воздух, сделал очередной ход.

В дверь постучали.

– Кому это тут не терпится умереть? – поинтересовалась женщина.

Откинувшись на спинку кресла, мужчина подпер гладко выбритый подбородок кулаком.

– Да есть тут один неугомонный конвоир. Ходит не одно десятилетие и клянчит, чтобы ему в помощь кого-нибудь назначили.

– Так назначь, что ты скупишься? – развела руки в стороны седовласая женщина.

– Так некого! – взбрыкнул мужчина. – Работать никто не хочет. – И, укоризненно сощурив глаза, уставился на сидящую напротив… он и мог бы назвать ее бабулей, да язык не поворачивался. Она была прекрасна в своем облике. Не женщина, не старуха, не девица.

– Ферзь на h5. Шах и мат! – победоносно произнесла та.

– Тьфу ты!

– Шахматы никогда не были твоим коньком, давай сюда своего короля. – И, победно откинувшись в кресле, женщина улыбнулась.

В дверь вновь постучали, но уже с большим энтузиазмом.

– Войдите! – прогремел, словно раскат грома, голос мужчины во фраке.

Дверь с тихим скрипом отворилась, и высокий поджарый мужчина тридцати лет в черном кителе склонился в поклоне перед сидящими.

– Стейнер, если ты снова со своей просьбой, то в тысячный раз повторяю – свободных рук нет. Да и с тобой работать никто не хочет, – запричитал он.

Женщина, расправив подол без того идеально выглаженного белоснежного платья, стала рассматривать вошедшего.

– А ты красавчик. Что ж не найдется бабенка, которая за красивые глаза будет с тобой работать? Эх, была бы я на тройку сотен лет помоложе…

– Скорее уж на тройку тысяч, – не отрывая взгляда от шахматной доски, процедил сидящий в кресле мужчина во фраке, скрипя зубами.

Стейнер, мягко говоря, опешил, но виду не подал, лишь слегка склонился и произнес:

– Миледи, я занимаюсь мятежными и мучениками.

Седовласая женщина сморщила нос. Она ощутила ауру вошедшего еще тогда, когда он стоял за дверью. Таких не любят даже в месте, подобном этому. Ей стало немного жаль его.

– Я подумаю. – Указав на дверь, сидевший в кресле мужчина поднялся и направился к столу.

Стейнер поклонился и, пятясь, стал отступать назад.

– Хорошие манеры, – проговорила женщина, когда дверь закрылась. – И за что ты так с мальчишкой? Я успела прочитать его душу, и история его жизни очень печальна, – покачала головой седовласая.

Перебирая пергаменты с данными о своих служащих на резном каменном столе, мужчина тяжело вздохнул. Триста лет назад он не развеял несчастного, как было положено. Самоубийцы не перерождаются, и их души не отправляются в Ад. Они стираются из летописей мироздания навсегда. Но за свою короткую жизнь тот смертник успел сделать немало добра в прогнившем мире. Тогда он пожалел Стейнера и предложил работать на него до того момента, пока тот не найдет ключ к своему перерождению. Минуло три века, а конвоир мятежных душ так и не сдвинулся с мертвой точки.

– Я бы и рад ему помочь, но возможности пока не представилось, – мужчина во фраке бросил на стол старые пергаменты.

– Тогда мы создадим эту возможность сами, – проговорила женщина. Она достала из своей сумки потертые карты и принялась их тасовать.

На стол легли три изображения.

Мужчина во фраке вновь уселся в кресло и с интересом посмотрел на карты висельника, темного проклятья и королевы.

– Сыграем? – заговорщически спросила Верховная Банши.

– Раздавай! – ответил Смерть.

Глава 2
В стенах родных как в крепости

Спустя двадцать один год

Ледяная волна пробежала вдоль позвоночника, словно предупреждая о чужом магическом присутствии. Сонная нега исчезла без следа, когда Риган Хоув резко вскочила с кровати. Она прищурилась, настороженно окидывая взглядом каждую тень, каждый уголок и деталь своей комнаты. Все было как обычно: в дальнем углу стоял массивный деревянный стол из темного орешника, его украшала огромная ваза из мутного стекла с бутонами красных маков, а на углу столешницы неуклюжей стопкой громоздились пергаменты. Она, взглянув на них, фыркнула и насупила носик.

Мимолетным взглядом пройдясь по полу, на котором был расстелен искусно сотканный тонкий ковер, когда-то привезенный ее далеким предком из Восточной Империи Хинаяна, она остановилась на рисунке цветущей дикой сливы.

«Символ стойкости к невзгодам судьбы, – промелькнуло в мыслях девушки. – Не работает!»

Она скользнула взглядом дальше, к прикроватному столику с графином воды и кубком, и пришла к выводу, что чье-то присутствие в комнате ей лишь показалось. С этим решением она плавно спрыгнула с кровати и направилась к противоположной стене. В массивном камине догорали поленья и не дотлевшие листья папоротника, которые Риган старательно клала каждую ночь перед тем, как отойти ко сну. Хозяйка спальни издала смешок. Глупые люди в самую короткую летнюю ночь искали цветок, но не находили. Папоротник не цвел, и, если бы простаки знали секрет, было бы достаточно собрать его листья и сказать пару-тройку слов на древнем наречии. Но этим секретом род Хоув не делился, ибо зарабатывал на этом деньги и славу, которая, между прочим, стала угасать. Стремительно.

Хоув смотрела на переливающиеся ярко-оранжевым цветом тлеющие угли, когда боковым зрением уловила шевеление сбоку. Резко развернувшись, она во все глаза уставилась на висевший между двух мягких кресел гобелен. Тяжелая плетеная ткань легонько подрагивала.

– Да перестань меня пугать! – прокричала девушка в пустоту комнаты и, подлетев к стопке дров, на которой покоилось несколько пучков сушеного чертополоха, схватила веник и запустила в камин. Сухостой вспыхнул моментально.

– Не поможет! – прозвучали слова в полутьме, но Риган их не услышала, как и не увидела того, кто их произнес. Развалившись в кресле и наблюдая за действиями хозяйки спальни, незваный гость громко зевнул. Демон, заключивший контракт с семейством почти четыре сотни лет назад, с недавнего времени начал подшучивать над Риган. Он перекладывал ее вещи, прятал защитные амулеты, шептал на ушко всякие пошлости и колыхал воздух магией ветра.

– Издевайся над кем-нибудь другим! – топнула ногой девушка.

Хагун иронично осмотрел И-Ри. Так он прозвал ее с рождения, что на языке рун переводилось как «ключ». Длинные иссиня-черные волосы струились по плечам и ниспадали до поясницы. Тонкий хрупкий стан, темно-карие, почти черные, глаза, пухлые губки и тонкий королевский носик. Она пока не соответствовала своему дарованному имени: Риган с древнего языка значило «королева». До нее она еще не доросла, но за принцессу сходила. В ночь, когда родилась девочка, стоял такой плотный туман, что даже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Глава семейства увидел в этом мистический знак: обещание спасения увядающего рода. Ритхуд же тогда перевел взгляд со старика на плотный сгусток, что затянул в свои оковы, словно в саван, весь город, и пришел к мысли, что судьба у человеческого дитя будет очень интересной. С той ночи минуло двадцать лет, а он так и не нашел причину, которая заставила его выделить среди всех детей именно эту девочку. Одно демон знал точно: интуиция его никогда не подводила.

Вынырнуть из воспоминаний помогли долетевшие до его слуха недовольные причитания. Резко выставив длинную ногу вперед, Хагун смотрел, как И-Ри споткнулась и, как в заклинании замедления времени, плюхнулась на ковер. Улыбка коснулась тонких темно-бордовых губ ритхуда. В его демонической душе вспыхнул огонек удовлетворения при виде того, как хозяйка комнаты, запутавшись в ночной сорочке, пыталась подняться на ноги. Когда же ей все-таки удалось принять вертикальное положение, юная Хоув развернулась к двери так резко, что копна густых волос хлестнула его по лицу. Проказник зашипел.

Риган стремглав рванула из комнаты, и еще спящие на тот момент обитатели поместья проснулись от девичьего визга: «Прадедушка-а-а!»

Глава 3
Место мне в тени

Риган пыталась успокоиться, рассматривая голые ступни. Пальцами ног терзала шкуру гигантского белого медведя, что была расстелена почти по всему периметру спальни. Не осмеливаясь взглянуть на главу рода, она с запоздалой ясностью поняла, что ее приход сюда был роковой ошибкой.

Запах воска и мятной мази, которой так щедро смазывал суставы ее родственник, витал в комнате. Густой настолько, что, казалось, его можно было потрогать. С каждым новым вдохом он сильнее сковывал грудную клетку, подобно мифическому змею окольцовывал свою жертву и желал задушить. Слишком тяжелый, словно могильная плита. От него ей становилось все больше не по себе. Даже дурно. К горлу подступил ком, и Хоув посильнее вжалась в кресло, желая раствориться в воздухе под пристальным взором черных глаз хозяина спальни. Его взгляд сжигал заживо и унижал безмолвно.

Стараясь дышать через раз, Риган скользнула взглядом по стенам, что были исписаны древними защитными заклинаниями, пропитанными наследием рода. Для нее это были нечитаемые символы. Сотни раз под присмотром главы семейства она пыталась пропустить через себя магию и смысл слов, но все было бесполезно.

– Ты видишь его? – громогласно разнесся по комнате мужской голос. От него хотелось превратиться в пыль, в песчинку, маленькую и незаметную.

Прийти сюда за поддержкой и защитой оказалось огромной ошибкой. Ее охватили сожаление и горечь, будто события прошлого повторялись вновь.

Хоув знала ответ, ей не нужно было смотреть в том направлении, куда указывал прадед. И она лишь отрицательно покачала головой.

– Бестолочь бесполезная! – с надрывом произнес глава рода.

Она вновь опустила взгляд на свои ступни и окончательно для себя решила, что невозможно дотянуться до света звезды, будучи ползучим гадом. Место ей в тени. Ей и всем родившимся после прадедушки. Слишком недосягаемый он был, как пролетающие по небосводу кометы.

Вилфред Хоув носил имя миролюбивого человека, но таким не являлся. Он был единственным живым представителем рода, который мог видеть и взаимодействовать с потусторонним. С каждым годом численность семейства росла, гонимая желанием старшего вернуть имя сильнейших экзорцистов страны. Шли годы, но ни в одном из потомков не открылся дар. Было, правда, одно исключение, и ему приходилось ой как несладко. Лютер Хоув отдувался за всех. Мальчишка, в котором с рождения теплилась маленькая искра магии, мог разглядеть смутные очертания будущего. Он стал надеждой прадеда и его учеником. С первым лучом солнца правнук направлялся в покои главы и с наступлением сумерек их покидал. Возжелав обучить будущего наследника всему, что знал он сам, Вилфред брал его на ритуалы экзорцизма, спиритические обряды и на поминальные службы. Казалось, что все наконец стало налаживаться.

Так было ровно до того момента, пока четыре года назад, в обычное июльское утро, рассвет не окрасил небо в багровые краски осени. Риган хорошо помнила тот день. Кругом стояла мертвая тишина, как на заброшенном кладбище. Крохотная желтая зарянка, для которой Хоув сколотила из разноцветных дощечек домик, не запела рассветную серенаду. Лютер вернулся после изгнания мятежного духа, куда их с прадедушкой вызвали прошлой ночью. Его одежды были окроплены алым. Тяжело дыша, он толкнул ворота и шагнул во внутренний двор поместья. В его взгляде застыло отчаяние. Троюродный брат походил на человека, который еле спасся от стаи диких волколаков^[4]. Лоскуты одежды покачивались в такт его коротким шагам и надрывным вдохам.

Риган всегда задавалась вопросом: на что готов пойти глава семейства, чтобы вернуть силу имени?

– На все! – с придыханием произнесла она сама себе. Хоув была облачена в шелковое платье королевского синего цвета. Когда-то дорогое, но уже со временем потертое.

Прихрамывая, Лютер удалился в свои покои. Никто так и не пришел его поддержать. Слабость не в почете у семьи.