Сначала подходят двое магстражей. Их темно-синие мундиры с серебряными шевронами выделяются в толпе. Один – старший, с лицом, словно вырезанным из камня, задает вопросы резко, четко, записывая ответы на планшет. Второй, помоложе, смотрит вокруг оценивающим взглядом, будто выискивая следы магии на разбитом асфальте. Я отвечаю машинально, мысли путаются. Да, видела фары. Нет, не знаю, какой это был магмобиль. Да, ударило сильно. Нет, не помню водителя, скрывшегося с места происшествия.

Потом приходят целители. Женщина с усталыми глазами и теплыми руками осторожно ощупывает мою голову, где уже набухает шишка, проверяет зрачки фонариком, заставляет следить за пальцем. Ее коллега осторожно ощупывает запястье, и я чувствую теплые лучики исцеляющей магии. Боль отступает, и сознание немного проясняется.

Целители долго совещаются с мамой и старшим магстражем, сверяясь с показаниями какого-то прибора. В итоге качают головами: госпитализация не нужна, но полный покой – обязательно. Мама облегченно выдыхает, ее пальцы вцепляются в мою руку так, что становится больно.

Естественно, ни о какой клинике и тестах речи быть не может. Приезжает новый магмобиль такой же длинный и черный, как разбитый, только без вмятин. Дед присылает его быстро. Дорога домой проходит в оцепенении. Я смотрю в окно, но городские пейзажи теперь кажутся враждебными, каждая резко тормозящая машина заставляет вздрагивать. Мама молчит, лишь иногда ее рука сжимает мою.

Дом встречает нас тишиной и суетой слуг. Иринт тут же усаживает меня в гостиной, пока мама отдает распоряжения. Приносят густой, терпкий отвар – пахнет травами и чем-то металлическим. – Восстанавливающий, – шепчет Иринт и подносит чашку к моим губам. Я делаю несколько глотков. Жидкость горячая и невкусная, но по телу разливается слабая волна тепла, немного приглушая боль.

Потом меня провожают в комнату, поддерживая под локоть, хотя я спокойно могу идти сама. Мериэт помогает снять окончательно испорченный льняной костюм. Кровать с пушистым пледом кажется единственным спасением. Но когда служанка пытается уложить меня, я вяло сопротивляюсь.

– Тесты… – шепчу я, пытаясь сесть. Голова кружится. – Нужно… сегодня же… Дед сказал…

Мама, которая до этого момента стояла в дверях, входит. Ее лицо непроницаемо, но в глазах мелькает нечто твердое, не допускающее возражений.

– Нет, Зои. – Она поправляет одеяло. – Никаких тестов сегодня. Ты в шоке, с сотрясением. Они подождут. День. Или два. Столько, сколько потребуется для твоего полного восстановления. Здоровье важнее.

Ее рука ложится мне на лоб, прохладная и тяжелая. Я закрываю глаза, притворяясь покорной, позволяя Мериэт укрыть меня. Внутри же все сжимается в ледяной комок отчаяния.

День. Или два.

Только вот у меня нет ни дня, ни двух.

Кровь Зои, которую я с таким трудом и болью ввела себе, не продержится в моих венах так долго. Часы тикают. Таймер обратного отсчета уже запущен. И с каждым потерянным часом мои шансы тают, как снег на солнце.

Глава 4

Мама и Мериэт, наконец, уходят, мягко прикрыв за собой дверь. Тяжелая тишина комнаты Зои обволакивает меня. Действие зелья нарастает. Густая теплота разливается по телу, тяжелеют веки, тянет вниз, в темноту. В голове сплошной туман, вязкий и непроглядный. Он затягивает мысли, не дает сфокусироваться на жгучем страхе провала, на этой звенящей пустоте, где должны быть воспоминания об аварии, о том, что ее вызвало. Кто это сделал? Была ли это просто случайность? Мозг отказывается работать, мысли уплывают.

В комнате так тихо, что я отчетливо слышу собственное неровное дыхание и гул крови в ушах. Поэтому, когда за дверью раздаются быстрые и уверенные шаги, я их улавливаю сразу. Если бы не слабость и не действие зелья, парализующее волю, я бы мгновенно среагировала. Шепнула бы заклятие, выставила хоть какую-то защиту на дверь. Но тело не слушается, мысли ватные, путающиеся. Я успеваю лишь слабо напрячься, прежде чем дверь без стука распахивается.

Элай. Он стоит в проеме, его фигура резко вырисовывается на фоне слабого света коридора. Взгляд, как всегда, оценивающий, холодный.

– Уже успел соскучиться? – Мой голос звучит хрипло и тихо, как каркающий шепот. Я с трудом приподнимаю веки, пытаясь разглядеть выражение лица парня. Но стоит сосредоточиться, как картинка перед глазами плывет, края теряют четкость. Голова тут же отвечает новой волной боли. К горлу подкатывает тошнота.

Элай делает шаг внутрь, тихо притворяя за собой дверь. В комнате снова почти темно.

– Не думай, что обыграла всех, – холодно бросает он. Голос ровный, без эмоций, но в нем слышится сталь. Я моргаю, пытаясь разогнать туман в голове.

– О чем ты? – спрашиваю я, и в голосе прорывается искреннее изумление, смешанное с усталостью. Скандал, выяснение отношений – это последнее, что мне сейчас нужно. Последнее, что я могу выдержать.

– Эта авария… – Парень делает паузу, подчеркивая слова. – Она ведь твоих рук дело? Часть какого-то хитрого плана. Отсрочка неизбежного. На этот раз изумление сменяется почти физическим раздражением.

– Ты идиот? – вырывается у меня. Искренне. Глупость его предположения даже сквозь действие туманящего сознание зелья, кажется очевидной. – Рисковать собой, мамой, всем – ради чего?

Он не обращает внимания на оскорбление, подходит ближе к кровати. Я чувствую его присутствие, как холодную тень.

– Ты не Зои. – Говорит он с убийственной уверенностью. – И тесты это покажут. И ты вполне логично не хочешь этого допустить. Но то, что ты провернула, не победа. Всего лишь отсрочка приговора.

Я заставляю себя встретить его взгляд, хоть глаза и отказываются фокусироваться.

– Или я Зои, – шепчу, вкладывая в слова всю оставшуюся силу, – но ты очень не хочешь, чтобы твоя сестра вернулась. Может, аварию подстроил ты? В надежде от меня избавиться? Навсегда.

На его лице мелькает что-то – шок? Гнев? В полумраке разглядеть сложно. Но голос, когда он отвечает, звучит резко:

– И поставил под угрозу жизнь матери? Нет. – Он отбрасывает это предположение с презрением. – Но у тебя не получится вечно играть в эту игру. Я не позволю. – Он замолкает на миг, давая мне время осознать свои слова. – Я вызову лекаря. Сюда, на дом. И кровь возьмут сегодня же.

Сердце бешено колотится в груди, хотя тело все еще тяжелое, пригвожденное к постели. Элай даже не представляет, что сейчас играет мне на руку.

– Но… – Он снова делает паузу, и в его голосе появляется что-то новое. Не снисхождение. Скорее… предостережение? – Ты можешь сбежать. Прямо сейчас. Пока еще есть время. И тем самым обезопасить себя. Потому что как только дед узнает, что ты самозванка… – Элай замолкает, и в тишине его последние слова звучат ледяным приговором: – …что ж. Тогда я тебе не завидую. Поверь.

Закатываю глаза. Не в силах смотреть на его уверенную позу, поворачиваю голову к окну, где сквозь щель в шторах пробивается слабый свет луны. Главное, сейчас – не спугнуть удачу. Не показать ни капли облегчения. Пусть думает, что я просто раздражена.

– Делай что хочешь, – бросаю я через плечо, стараясь, чтобы голос звучал максимально скучающе и равнодушно. – Мне скрывать нечего. Твои игры меня утомляют. Я едва не погибла в аварии, но даже это тебя не остановило. Не понимаю, откуда столько ненависти.

Его ответ прилетает мгновенно, резкий и колкий:

– Все ты прекрасно понимаешь, и тебе есть, что скрывать! Мы оба прекрасно знаем об этом!

Я не оборачиваюсь. Слышу, как его шаги отдаляются от кровати, как дверь тихо открывается и также тихо закрывается. Только когда звук щелчка замка доносится до меня, я позволяю себе чуть расслабить плечи. Ушел. Это хорошо. Разговор с Элаем мне дался слишком тяжело.

Тяжесть зелья, смешанная с усталостью от аварии и этого изматывающего разговора, тут же наваливается с новой силой. Мысли путаются, туман в голове сгущается. Меня утягивает в глубокий, беспробудный сон, как в черную воду.

Просыпаюсь резко, от яркого солнечного луча, бьющего прямо в лицо. Моргаю, пытаясь сообразить, где я и сколько времени. Сердце вдруг обрывается, когда понимаю: за окном – ясное, голубое небо, уже утро. Но как так? Целители ко мне, получается, не приходили?

Паника, острая и леденящая, сжимает горло. Элай передумал? Или его остановили? Может, мама или дед узнали о его плане и запретили? Демоны! Руки начинают слегка дрожать. Что теперь делать? У меня слишком мало времени! Час, два? В лучшем случае – несколько часов. Вот и все, что у меня осталось.

Странно, но физически я чувствую себя… хорошо. Голова не болит, тошноты нет, только легкая слабость. Значит, действие крови Зои почти сошло на нет. Оно и понятно, время вышло. Я больше не чувствую ее внутри себя. Я снова только я. И это ужасно.

Сбрасываю одеяло, ноги немного дрожат, когда ставлю их на прохладный пол. Нужно двигаться, думать, что-то предпринимать. Хотя бы умыться, чтобы прогнать остатки сна. Иду в сторону ванной, едва переставляя ноги.

И тут из коридора доносятся голоса. Сначала приглушенные, потом все громче. Скандал. Я замираю у двери, прислушиваясь.

– Какого демона, мама?! – раздается голос Элая, громкий, резкий, полный возмущения и злости. – Почему я только сегодня утром узнаю, что целителю, которого я вызвал вчера вечером за кровью Зои, указали на дверь?! Ты знала?

Тихий, сбивчивый ответ мамы. Я прижимаюсь ухом к дереву, но разобрать слова не могу. Только ее голос звучит виновато, умоляюще.

Элай не сдается, но возмущается все громче. И в сложившейся ситуации, я на его стороне.

– В смысле она была «слишком слаба»?! Что могло с ней случиться из-за одной пробирки крови?! – Он делает паузу, и когда говорит снова, в его голосе появляется опасная, режущая нота понимания: – Знаешь, что, мама? Мне кажется, ты тоже прекрасно осознаешь, что она самозванка. Просто не хочешь разрушить ту иллюзию, которую сама себе создала. Удобнее верить в сказку, да?

Элай. Мысль стучит в висках в такт учащенному сердцебиению. Что бы ни происходило вокруг меня – бардак, подозрения, постоянная угроза разоблачения – корень всего Элай. И, видимо, мама, которая явно преследует какие-то свои, непонятные мне цели. Они как две темные фигуры в моей и без того шаткой реальности.

Я успеваю резко отскочить от двери, едва услышав приближающиеся шаги. Сердце отчаянно стучит. Дверь открывается, и вот она, мама на пороге. Ее лицо кажется немного бледнее обычного, глаза чуть покрасневшие. Чем закончился ее разговор с Элаем? Я не слышала финала. Но сейчас это не главное. Впервые мысль о его предложении сбежать кажется не поражением, а единственным возможным выходом. Хотя внутри все сжимается от протеста. Сдаваться? Так быстро? После всего, через что я прошла?

– Зои? – Голос мамы звучит натянуто, но она старается быть мягкой. Быстро оглядывает меня и интересуется. – Зачем ты встала, дочка? Тебе нужен покой. Полный отдых. – Она делает шаг ко мне.

Я заставляю губы растянуться в самой беззаботной улыбке, на какую только способна.

– Я хорошо себя чувствую, мама, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал ровно и убедительно. – Правда. Голова не болит, тошноты нет. Просто хотела умыться.

Но она уже берет меня под локоть. Ее пальцы мягкие, но настойчивые. Ведет обратно к кровати.

– Нет-нет, милая. Не рискуй. – Она поправляет сбившееся одеяло, укрывая меня с преувеличенной заботливостью. – Чуть позже придет целитель. Осмотрит тебя. Если разрешит, то к обеду, возможно, ты сможешь спуститься в столовую. А завтрак Иринт принесет тебе сюда, в постель.

Я ловлю момент, когда мама наклоняется:

– А тесты? – спрашиваю я быстро, пытаясь поймать ее взгляд. – Сегодня? Дед настаивал…

Она отводит глаза, поправляя несуществующую складку на покрывале. Ответа нет. Просто игнорирует вопрос, как будто не услышала. Значит, не сегодня. Ни сегодня, ни, возможно, завтра. Но это не подарок. Это приговор. У меня есть пара дней. Пара дней, пока семья, в первую очередь Элай, соберет неопровержимые доказательства, что я самозванка. За это время нужно попытаться узнать хоть что-то о последних днях настоящей Зои. Любую зацепку. Любую тайну, которая могла бы стать ключом. А потом… потом сбежать. Пока не поздно.