Все его мысли в свободное от учёбы и домашних заданий время крутились вокруг пропавших членов семьи. Зоя Никитична больше ничего не смогла выяснить о загадочном исчезновении бабушки, та женщина, которая представилась адвокатом и отправила документы Кости в лицей, тоже как сквозь землю провалилась, а единственная ниточка в лице Василия оборвалась вместе с его жизнью. Конечно, Костя не винил меч-кладенец, ведь если бы не его вмешательство, самого Кости и его друзей, вполне вероятно, сейчас не было бы в живых. Но он не мог не испытывать досаду за то, что смерть серого-волка лишила их шанса узнать не только о том, что стало с бабушкой, но и для чего тот пытался украсть меч. Игорь утверждал, что просто делал, как ему велела мама, но она сбежала, и теперь никто не знал о её местонахождении. А отец Игоря, илья-муромец Голицын, заявил, что не в курсе махинаций жены и больше не желает говорить на эту тему.

С исчезновением родителей Кости, Елизаветы и Юрия Соколовых, всё было ещё страннее. В Тридевятом лицее не было интернета, чтобы поискать информацию о них в Сети, а сведения, которыми поделились учителя, знавшие Елизавету и Юрия с тех пор, когда они сами здесь учились, оказались весьма скудными. Никто из них не знал подробностей. Лишь то, что родители Кости отправились в служебную командировку, предположительно на поиски древнего волшебного артефакта, и там, как все считали, будто растворились в воздухе вместе с трёхлетним сыном и сопровождавшей их местной жительницей, оставив все вещи, документы и машину. Что с ними стало? Где они сейчас? Как Костя оказался у бабушки? Почему она никому ничего не рассказала, а вместо этого уехала в другой город и начала с внуком новую жизнь? Будто чего-то боялась или от кого-то скрывалась. Почему серебряное блюдце и наливное яблочко вместо родителей и бабушки показывали лишь черноту, как если бы их скрывала сильная магия, вроде ограждающей Тридевятый лицей непроходимой чащи, вызываемой волшебным гребнем? Ни на один из этих и множество других вопросов Костя не мог найти ответы, сколько бы они с Катей ни просиживали после уроков в библиотеке, листая старые газеты из архива. Да они толком и не знали, что искать.

Катя обещала прочесать весь интернет, как только вернётся домой на зимние каникулы, но Костя, положа руку на сердце, этому совсем не радовался. Ему было ужасно стыдно признаться даже самому себе, но его съедала зависть. Дело в том, что Катя пригласила с собой на каникулы Жанну и Никиту, и теперь они втроём с жаром обсуждали всё то новогоднее веселье, какое их ожидало в кругу Катиной семьи и в частном посёлке Сказочный, где традиционно селились только лукоморцы, полулукоморцы и люди, которые знали их секрет. А Косте предстояло перебраться на каникулы в один из домов большого семейства богатырей и домовых Магомедовых-Сотниковых, живших в лесу за школьным каре. Потому что на новогодние каникулы лицей закрывался, и его все покидали. Это было одно из непреложных правил жизни: солнце восходит на востоке, нагретый воздух поднимается, а в Тридевятом лицее на новогодние каникулы не остаётся ни души. И никто из всех, кого Костя спрашивал, не смог объяснить почему. Просто так было всегда.

Даже их детдомовская троица – богатыри Ян, Михаил и Алёна – уезжали на каникулы в гости к друзьям, но для Кости это был не вариант. И всё из-за меча-кладенца. В посёлке, где жила Катя, магией и артефактами никого не удивишь, скорее наоборот, меч-кладенец произвёл бы там фурор, однако туда ещё нужно было добраться, а с летающим и говорящим двуручным мечом в самолёт или поезд не пустят. Он и в машине-то с трудом бы поместился, разве что если бы лежал без движения, но с его непоседливой натурой он бы уже через пять минут начал рассекать по салону. А столь тесное соседство с острым клинком точно ничем хорошим не закончится. К тому же вдруг их остановят патрульные?

Вот и получалось, что Косте предстояло встречать Новый год в чужом доме в компании Влада, его младших сестры и брата Марьяны и Саши и их родителей. Ну и ещё лучшего друга близнецов Димы, который тоже оставался на территории лицея, но он-то как раз делал это по собственному желанию.

Идя по коридору третьего этажа учебного каре, Костя слушал, как Катя рассказывала Никите, что у них дома есть пианино, и ему не придётся прерывать занятия, а Жанна с театральным стоном ворчала, что с этого момента не желает даже слышать слово «занятия». Никита переживал, что у него мало зимней одежды, но Катя успокаивала его, что родители всё предусмотрели и ему будет в чём играть в снежки и кататься на горках. Жанна перебивала вопросами, смогут ли они поджарить зефирки, как показывают в кино, и будут ли фейерверки, и Катя заверяла, что у них дома есть настоящий камин и специальная чаша для костра во дворе, и, конечно же, фейерверки будут, как же без них.

В итоге Костя не выдержал. Обида и зависть из-за планов друзей, страх и растерянность из-за пропажи родителей и бабушки захлестнули его, смешались в груди во взрывную смесь, и он, остановившись посреди коридора, повернулся к летящему сбоку мечу-кладенцу и выпалил первое, что пришло на ум:

– Почему ты такой большой?

Друзья разом замолчали и уставились на него во все глаза, но Костя, сердито сощурившись, смотрел только на меч. Тот задумчиво качнулся вверх-вниз.

– У меня нет воспоминаний о моём создателе, и потому я не смею судить, чем он руководствовался, планируя мои размеры. Но на основе своих наблюдений могу сообщить, что они укладываются в стандартные…

– Я не об этом! – нетерпеливо перебил Костя. – Я про то, что ты… – Не зная, как выразить своё раздражение, вызванное не столько самим мечом, сколько сложившейся ситуацией, он беспомощно всплеснул руками. – Ты большой! Занимаешь много места!

– Костя, – мягко окликнула Катя, но Костя даже не взглянул на неё, так как не желал видеть на её лице жалость.

– Я просто…

Уши Кости запылали от смущения и стыда, и это только сильнее его разозлило. Ещё немного, и он бы сорвался на друзей, а это было неправильно, потому что они не виноваты в том, что он не мог с ними поехать. Более того, Катя его приглашала и даже пыталась придумать, как им безопасно взять с собой меч. Понимая это и не желая портить друзьям настроение, Костя уже хотел сорваться с места, надеясь, что пробежка до общежития охладит разгорячённую голову, но внезапно его остановил удивлённый возглас.

– О! – мигнул самоцветом меч-кладенец. – Вот вы о чём, барин! Что ж вы раньше не сказали?!

И на глазах ошарашенного Кости и под не менее обескураженными взглядами Никиты, Жанны и Кати он мягко засиял. Его поверхность пошла рябью, и в следующую секунду на месте двуручного меча в воздухе замерцал тёмно-серый треугольник с золотой каймой и овальным красным камнем посередине.

Костя медленно вытянул руку, и треугольник лёг ему в ладонь. Размером он напоминал мужское портмоне.

Наверное, Костя должен был чувствовать себя крайне глупо: за эти полтора месяца ему ни разу не пришло в голову спросить, мог ли меч-кладенец изменять размеры, это же всё-таки волшебный артефакт! Но сейчас не время корить себя за бестолковость.

Костя поднял взгляд на лица друзей и увидел, как на них расплываются радостные улыбки, ничуть не уступающие той, что, как он чувствовал по напряжению в щеках, озарила его собственное лицо.

– Бежим к Зое Никитичне! – первой опомнилась Катя. – Надо её предупредить, что ты едешь с нами!

Глава 2
Отъезд

Он шёл по редкому леску, бесшумно, несмотря на тяжесть доспехов, ступая по мягкому ковру из слежавшихся после дождей листьев. Его взгляд был направлен строго вперёд, на скрытую за неровным строем молодых лип и берёз цель, но он твёрдо знал, что по бокам от него так же беззвучно продвигаются его товарищи. Правую руку привычно оттягивал меч, прошедший с ним бесчисленные битвы, а левая рука периодически тянулась к мешочку на поясе, снова и снова нащупывая заветную бутылочку, от которой зависело если не всё, то очень и очень многое.

Он дышал ровно и глубоко, насыщаясь терпкими ароматами влажной земли и перегноя, и с каждым вдохом в голове становилось тише. Спокойнее. Он знал, что им предстояло, и у них не было права на ошибку.

Он стоял у грязного окна и смотрел на светлеющее небо. Всё тело ныло, скрипело и стонало, но он так давно привык к этому, что почти не обращал внимания. Как и на гуляющий по пыльным половицам ледяной сквозняк, хотя лес снаружи только-только приоделся в осенний наряд и ещё даже не помышлял о студёной зиме. Но холод давно стал ему неразлучным братом, а тишина – верной сестрицей, не подпускающей к нему ни единой пичужки, что сейчас наверняка заливалась назойливым щебетом в глубине леса.

Его пальцы хрустнули, когда он, не опуская взгляда, с нежностью провёл ими по гладкой крышке длинной шкатулки. Вместе с алым заревом на небе в его груди поднималась и вспучивалась раскалённая волна триумфа и ненависти.

Костя зевнул и, поморщившись от неприятного щелчка челюстей, сощурил слезящиеся глаза.

Напротив широкого крыльца лицея стояли три небольших автобуса, вокруг которых царила весёлая суета. Ученики занимали места, споря, кто сядет у окна, а кто – к проходу, учителя сверялись со списками и в сотый раз перепроверяли между собой, кто какую группу на какой поезд, электричку или автобус сопровождает.

– Не выспался? – услышал он глухой, как из трубы, голос и, переведя взгляд с разноцветного водоворота пуховиков, шапок и сумок на стоящую рядом Катю, невольно улыбнулся.

На Кате были мятная парка и тёплые штаны, руки прятались в толстых перчатках, как у горнолыжников, а лицо практически полностью скрывали сиреневая шапка, низко надвинутая на лоб, и длинный шарф, обмотанный вокруг головы в несколько слоёв.

Хотя на улице было совсем не холодно: после пары недель пасмурной погоды облака наконец разошлись, и первый день зимних каникул подарил им ясное небо. В косых лучах утреннего солнца лес и припорошенный снегом лицей искрили и переливались праздничными гирляндами. Половина ребят выбежали из парадных дверей без шапок и нараспашку, а о перчатках никто и не вспоминал, поэтому на их фоне Катя смотрелась пришелицей из суровой Сибири.

Но у царевны-лягушки были особые отношения с зимой, и с первых же заморозков Катя перешла на толстые свитеры и утеплённые штаны, а в её рюкзаке теперь всегда лежал маленький термос с горячим чаем. Проблема заключалась не только в том, что она постоянно мёрзла – что в целом объяснялось ослабленным организмом, – но и в навязчивой сонливости, с которой удавалось бороться, только хорошенько утепляясь. «Я всё-таки земноводное», – с кривой улыбкой поясняла Катя.

Проглядывающие в узкую щёлку между шапкой и шарфом голубовато-зелёные глаза в окружении коричневых ресниц недовольно прищурились.

– Не смейся.

Костя подавил улыбку и, не желая касаться нелюбимой для Кати темы её здоровья и ограничений царевны-лягушки, поторопился ответить на вопрос:

– Плохо спалось. Всё думал о сегодняшнем дне.

И это было правдой, пусть и неполной. Костя с Никитой действительно допоздна обсуждали предстоящие каникулы у Кати дома, но даже после того, как друг тихо засопел, Костя ещё долго ворочался в волнующем предвкушении. Перевалило уже далеко за полночь, когда его наконец одолел сон, но тот принёс с собой тревожные обрывочные видения, и Костя несколько раз просыпался с колотящимся у самого горла сердцем и успокаивался далеко не сразу. Он даже не мог с уверенностью сказать, что его пугало сильнее: удивительная реалистичность этих снов, несмотря на всю их обрывочность и размытость, или что в них его переполняли противоречивые чувства и совершенно чуждые ощущения.

Не желая показаться странным – подумаешь, воображение разыгралось, да и мало ли что людям снится, – Костя сменил тему:

– Твои родители точно не против, что я с вами приеду?

Катя с трудом мотнула обвязанной шарфом головой: