Сложив все это вместе, Алекс поняла, что полагаться на власти в поисках правды – все равно что опускать конверт в заброшенный почтовый ящик и надеяться, что он попадет по криво нацарапанному адресу. Полиция больше не искала убийцу ее семьи, потому что считала, что уже нашла ее.

Алекс отвернулась от окна и перевела взгляд на открытую папку с документами, лежащую на столе перед ней. Она снова перечитала страницы, хотя уже давно запомнила все детали. Из-за этих документов она полетела в Лондон, а затем проехала всю Европу. Ближе к вечеру она должна была прибыть в Швейцарию. Утром она первым делом отправится в банк «Спархафен» в Цюрихе, чтобы найти ответы на свои вопросы.

Глядя на страницы, мыслями она возвращалась к той ночи, когда впервые их нашла. Это было тогда, когда она пробралась в свой старый дом на Монтгомери-Лейн, впервые переступив его порог с тех пор, как все это случилось. Впервые она вернулась туда после того, как укрылась за часами в ночь убийства ее семьи. Это был первый и последний раз. Тот визит, преследовавший совершенно иную цель, и положил начало ее нынешнему путешествию. Теперь, когда поезд покачивался по дороге в Швейцарию, а взгляд Алекс скользил по страницам, в памяти всплывали отрывки той жаркой августовской ночи, когда она совершила тайный визит в свой старый дом…

Когда у дома не было припарковано фургона новостного канала, он был предоставлен сам себе: тихий, темный и жуткий. Детективы и криминалисты уже давно прекратили свое вторжение. Они решили, что внутри больше ничего не найти: все улики были обнаружены и собраны. Спустя два с лишним года после того, как желтая лента, отмечающая место преступления, впервые огородила участок, ее так до конца и не убрали. Остатки ленты, обернутые вокруг стволов деревьев, шевелились на ветру. Несколько полос по-прежнему были наклеены крестом на передний и задний входы. Но наличие ленты на месте преступления не свидетельствовало о том, что расследование не окончено. Полиции, как знала Алекс, больше не было дела до дома номер 421 по Монтгомери-Лейн. Лента осталась потому, что, после того как дом перешел ей по наследству, Алекс не успела нанять уборщицу.

Она использовала часть денег, полученных по решению суда, чтобы выкупить дом из-под банковского ареста. Но Алекс купила дом не для того, чтобы жить в нем. Это было бы невозможно после того, чему она стала свидетельницей. Она купила его, потому что не могла смотреть на то, как дом достается праздношатающимся фанатам преступлений, которые готовы превратить его в некий извращенный музей. Именно из-за этих мерзавцев Алекс и почувствовала настоятельную необходимость попасть внутрь. Ей нужно было забрать кое-что дорогое ее сердцу, пока фанатики, которые не переставали вторгаться на территорию дома, не добрались до чердака и не разграбили все, что там было.

Пробираясь на цыпочках через затененный двор к задней двери, Алекс опасалась, что встретит помешанных на расследовании преступлений идиотов, которые делают селфи в спальне у ее родителей. За последние несколько месяцев она видела множество подобных фотографий в интернете: улыбающиеся идиоты и самопровозглашенные «гражданские детективы» стояли перед кроватью ее родителей, фотографируя себя с забрызганной кровью стеной за спиной и обещая «добиться справедливости». Какие же мудаки, думала про них Алекс. Расчеловечивание того, что произошло, вызывало у нее тошноту каждый раз, когда она видела одну из этих фотографий. Как, всегда задавалась она вопросом, люди могут быть настолько одержимы событиями той ночи, чтобы забыть – или игнорировать – то, что погибли реальные люди?

Она повернула ручку задней двери, зная по предыдущим попыткам, что замок сломали сумасшедшие, которые вторглись к ней в дом, чтобы осмотреть его, словно заброшенный музей. Во время предыдущих визитов она доходила до порога задней двери, но затем поворачивала назад, будучи не в силах войти внутрь. Однако на этот раз она была полна решимости. На следующее утро она уезжала, чтобы начать учебу на втором курсе Кембриджского университета, и больше не могла терять время. Она не вернется до Рождества. Сейчас или никогда.

Алекс толкнула дверь и прислушалась к ее скрипу в ночи. Она не дала памяти времени на то, чтобы вернуться в ночь, когда была убита ее семья. У ее мозга не было времени на то, чтобы вызвать воспоминания о выстрелах или охватившем ее ужасе. На то, чтобы эти воспоминания убедили ее развернуться на сто восемьдесят градусов и бежать, бежать, бежать обратно домой к Донне и Гарретту. Вместо этого она вошла внутрь и закрыла дверь.

Только фонарик на ее мобильном телефоне прорезал окружающую тьму. Запах, хотя и затхлый от плесени и отсутствия людей, напомнил ей о прежней жизни. Сквозь влагу от прогнившего дерева и затхлость летней жары, пропитавшей стены, она почувствовала запах матери, отца и брата. Заставляя себя двигаться вперед, она прошла через кухню в прихожую. Мягкий свет луны отбрасывал на пол тусклые тени от оконных решеток. Она остановилась на том месте, где, как она помнила, лежало ружье. Посмотрела на коридор второго этажа, выходящий на прихожую, и вспомнила, как пряталась за часами, глядя на нее сквозь перила. Глубоко вздохнув, начала подниматься по ступенькам. Во время всех предыдущих попыток попасть в дом именно лестница мешала ей, потому что она знала, что, поднявшись по ней, окажется именно там, где все произошло.

Она продолжала идти вперед, преодолевая ступеньку за ступенькой, и закрыла глаза, оказавшись наверху. Она старалась, чтобы свет от мобильного телефона не попадал в спальню справа от нее. Алекс не хотела приближаться к этой комнате или даже мельком увидеть орошенный алым деревянный пол внутри. На лестничной площадке она быстро повернулась и направилась по коридору к своей спальне, но остановилась в самом начале пути. В конце коридора перед ней стояли часы, которые спасли ей жизнь. Они пугающе блестели в свете фонарика ее мобильного телефона, и освещенная полоса на циферблате то появлялась, то исчезала, то появлялась, то исчезала. Именно тогда Алекс поняла, что часы все еще тикают. В этом мертвом доме без электричества и какой-либо жизни напольные часы были живы и здоровы. Она подошла поближе, пока не услышала едва уловимое щелканье внутреннего механизма. Единственное объяснение – часы завели бродяги, которые пробирались в дом.

Она полюбовалась часами еще пару секунд, а затем подняла телефон к потолку. Нащупав висящий над головой шнур, она потянула за него, открыв люк на чердак. Повозилась с раздвижной лестницей, а затем направила фонарик телефона в темное отверстие в потолке и начала подниматься. Как только она пролезла в люк, и верхняя часть тела оказалась на чердаке, Алекс поразил другой запах, тоже затхлости и плесени, но навевающий совсем иные воспоминания. Этот запах напомнил ей о Рождестве. Каждый год родители открывали люк в потолке, и Квинланы один за другим забирались на чердак, чтобы достать многочисленные коробки с украшениями.

Но сейчас Алекс не интересовали украшения или безделушки. В эту ночь ей было нужно кое-что другое. Она посветила фонариком в угол чердака, где обнаружила коробки, которые они с Рэймондом спрятали много лет назад. Сколько она помнила своего брата, он мечтал стать игроком Высшей бейсбольной лиги. Алекс представляла его себе только таким – в бейсболке и грязной форме. Последний год или около того Алекс блокировала эти воспоминания. Вспоминать Рэймонда в форме и на бейсбольном поле было слишком тяжело, потому что эти воспоминания вызывали ужасные приступы вины и угрызений совести. Когда-нибудь, как она надеялась, она сможет позволить мыслям о брате свободно циркулировать по ее сознанию. Ей очень не хватало его, и каждый раз, когда она вытесняла Рэймонда из своих мыслей, в сердце возникала глубокая боль. Но именно из-за Рэймонда она и приехала в свой старый дом. С самого детства брат собирал бейсбольные карточки. Из всех вещей, брошенных дома, именно коллекция бейсбольных карточек Рэймонда не должна была попасть в руки расследователей преступлений, которые в конце концов обнаружат чердак, разграбят все, что там хранится, и выставят все это на продаже в даркнете как реликвии, принадлежавшие семейке Квинланов, которых укокошила их старшая дочка.

Она нашла в углу коробку с бейсбольными карточками и вытащила ее из тени. Спустить коробку по чердачной лестнице было делом нелегким. Когда она выполнила эту задачу, то задвинула лестницу на место и закрыла люк на чердак. В доме снова воцарилось безмолвие, лишь тихо тикали напольные часы. Прежде чем уйти, Алекс дотянулась до верхней части часов, где хранилась ручка для завода. Она вставила ее в отверстие сбоку и несколько раз прокрутила, поднимая гири до упора. Надолго этого не хватит, но часы, по крайней мере, еще будут тикать, когда Алекс приземлится в Лондоне на следующий день.

Только позже, не в силах уснуть в ожидании перелета обратно в Англию и убивая время, она обнаружила, что в коробке, которую она взяла с чердака, была не коллекция бейсбольных карточек ее брата, а выписки из иностранных банков. Они стали первым ключом к разгадке того, кто убил ее семью.

Глава 9

Среда, 30 сентября 2015 года

Цюрих, Швейцария

9:35

Утром после того, как поезд доставил ее в Швейцарию, Алекс сидела в цюрихском кафе, потягивала эспрессо и наблюдала за банком на противоположной стороне улицы. Она проверила свой телефон. До назначенной встречи оставалось двадцать пять минут, и двадцать из них она потратила на то, чтобы допить кофе и успокоить нервы. За пять минут до встречи она собрала бумаги, за чтением которых провела утро, сложила их в папку с кожаным переплетом и сунула в рюкзак, после чего перешла на другую сторону улицы.

Несмотря на то что она оделась в свой лучший наряд – длинную юбку, шелковую блузку и пиджак, который не надевала со времен суда, – Алекс сразу же почувствовала себя не в своей тарелке, когда вошла в банк. Глаза всех сотрудников устремились на нее, едва она переступила порог просторного вестибюля. За последний год в Кембридже она привыкла сливаться с толпой и быть незаметной. Но двадцатилетняя девушка в банке такого типа привлекала внимание. Она была уверена, что типичные клиенты здесь – люди среднего возраста и с титулом.

Женщина за громадной стойкой ресепшн – ярко сверкающей глыбой мрамора – на мгновение замешкалась, прежде чем спросить:

– Чем я могу вам помочь?

– Меня зовут Алекс Квинлан. У меня назначена встреча с Сэмюэлом Макьюэном.

Женщина с растерянным видом проверила журнал учета посетителей. Алекс чувствовала ее уверенность в том, что сюда закралась какая-то ошибка. Но после того, как женщина проверила расписание встреч и документы Алекс, она нерешительно улыбнулась.

– Присаживайтесь. Мистер Макьюэн сейчас подойдет.

Алекс села на жесткий диван, который выглядел так, будто ему место в пафосном особняке, а не посреди банка. Но этот банк не был похож ни на один из тех, что она видела, а видела она их немало за последний год, когда встречалась с управляющими, финансовыми консультантами и адвокатами, которые советовали ей, как распорядиться состоянием, которое она получила после суда. Но ни один из американских банков не был похож на этот. Здесь все было из мрамора и гранита, сверкающего от яркого солнечного света, льющегося через сводчатое стекло с высоты трех этажей. Это было место, где богатые люди прятали свои сокровища, и Алекс догадывалась, что и диван, и гранит, и мрамор, и ослепительный солнечный свет – все это было сделано специально для того, чтобы богатые люди чувствовали себя богатыми.