Амайрани Лу: Непокорная. Пташка для Ястреба

Глава 1

Жасмин

Лёгкий, полупрозрачный платок взмыл вверх ярким облачком, и, пока он медленно падал, я успела нарисовать бёдрами идеальную восьмёрку и, откинув рукой копну распущенных волос за плечи, прогнуться в спине так, что кончики непослушных каштановых кудрей коснулись пола.

Падая, платок укрыл мой живот и грудь, с такого ракурса открытую почти полностью, а я игриво подмигнула одному из гостей и вернулась в исходное положение. Танцуя, даже голой спиной чувствовала их жадные взгляды, дотошно облизывающие моё тело, но…

Только улыбаться! Всегда сохранять игривость во взгляде и приветливую улыбку. Другой судьбы, увы, мне не дано. Не заслужила… Аллах не позволит.

Рассчитываясь за постыдные ошибки молодости своей матери, в лучшем случае я могла быть лишь танцовщицей. О других вариантах думать не хотелось: прислуга, нянька, прачка, помощница на кухне.

Тяжёлой работы я не боялась, а вот провести всю жизнь, прислуживая чужим людям, я рисковала никогда не обрести свою семью. Горькая участь… Нелюбимый муж лучше, чем одинокая старость, – так нас учили. Все девочки впитывали это с молоком матери и страшно боялись незавидной судьбы полного отречения.

Мелодия постепенно стихла, оставляя фоном лишь глухой стук барабанов. Сначала они звучали едва слышно, повторяя биение моего сердца, потом ритм стал стремительно нарастать, а вместе с ним ускорились и мои движения.

Вскинув руки, я покачивала бёдрами, «танцуя» только оголённым животом, потом упала на колени и, изображая руками волны, мотнула головой, позволяя волосам очертить полный круг и упасть, тяжёлой завесой укрывая моё лицо, плечи, грудь и спину почти до бёдер.

Сквозь пелену тяжёлых локонов я видела, как зрители зачарованно замирали, приоткрывали рот и округляли глаза, забывая про кальян, еду, напитки и своих собеседников.

Своими движениями я вводила их в транс, а барабаны мне помогали. Эти в основном богатые и влиятельные мужчины не видели, как на моём лице расцветает коварная улыбка. Они были увлечены танцем моего тела.

Несколько минут завораживающего действия я ощущала себя всесильной, способной управлять этой беспощадной толпой, страждущей зрелищ.

Рисуя узоры, мои руки творили волшебство уже по привычке. Медленно и грациозно поднимаясь с колен, я снова повернулась к зрителям спиной и, покачивая бёдрами, встала на цыпочки.

Барабаны словно сошли с ума, приближая своим безумным ритмом кульминацию моего танца, и на последнем ударе, верхний свет погас, а помещение погрузилось в полумрак, разбавляемый лишь отблеском свечей.

Лёгкая тень метнулась за полотна навесного полога, украшающего одну из стен, и свет снова загорелся. Но небольшой, круглый подиум уже был пуст. Восстанавливая дыхание, я стояла в скрытой нише и, закусив нижнюю губу, широко улыбалась.

Несмотря на спорный статус, свою работу я любила. Адреналин, азарт и лёгкость, которые я не готова была променять ни на что другое, делали меня счастливой и… условно свободной.

Пялясь на то место, где только что порхала безымянная танцовщица, толпа гостей молчала почти минуту, а потом раздались хлопки, свист и улюлюканье, а на импровизированную сцену полетели монеты, купюры и даже украшения. Кольца, браслеты, запонки и массивные броши.

Один из охранников отеля быстро собрал с пола щедрые дары и, подав мне незаметный сигнал, исчез в одном из коридоров.

Я юркнула в сторону, а скрывающий меня полог не шелохнулся. Ибрагима я догнала быстро, но он даже внимания не обратил, с любопытством изучая мой сегодняшний улов.

– Отдай, – потребовала я и, забежав вперёд, преградила ему путь.

– Молодец, девчонка, – похвалил охранник и, попробовав одну из монет на зуб, вскинул брови и пробормотал: – Не девка, а золотая жила. Жениться на тебе, что ли?

– Я не девка, – огрызнулась я и, продолжая двигаться спиной вперёд, повторила: – Отдай! Это не твоё!

– Надо делиться, пташка, – пророкотал Ибрагим и, свернув в коридор, ведущий к помещениям для персонала, упрекнул: – Если бы не я, тебя бы давно умыкнули и увезли. И хорошо, если просто в чей-нибудь гарем.

– Иди сам потанцуй, может, и тебе перепадёт золото от восторженных богачей, – не сдержавшись, выпалила я и тут же поплатилась.

Ибрагим резко остановился, обернулся ко мне и, сунув золото в карман, нахмурился. Шагнув вплотную, ухватил меня рукой за шею и, пригвоздив к стене, склонился.

– Что ты сказала, пташка? – пророкотал он и, сведя брови на переносице, добавил: – Вот укорочу тебе язык, будешь знать.

– Пусти, – извиваясь, прохрипела я, но его это только раззадорило.

– Красивая, ты. Жаль, что шармута, – изучая моё лицо придирчивым взглядом, усмехнулся он и, сжав шею сильнее, второй рукой начал шарить по моему телу.

– Не смей, – похолодев, пискнула я, а из глаз брызнули слёзы обиды и бессилия.

– Может, и правда жениться на тебе, – игнорируя мои попытки высвободиться, задумчиво пробормотал Ибрагим и, криво усмехнувшись, дополнил: – А что?.. Твой отчим только счастлив будет избавиться от такой обузы, как ты. Мне ещё и приплатят.

Извернувшись, я лягнула его ногой, но удар пришёлся в бедро, а не в пах. Охранник запрокинул голову и, расхохотавшись, снова посмотрел мне в глаза. Прицыкнув языком, покачал головой и, подмигнув, отпустил меня.

Съехав спиной по стене, я поджала под себя ноги и, закусив губу, всхлипнула. Ибрагим присел на корточки и, поймав мой подбородок пальцами, вынудил поднять голову.

– Своими выходками ты меня только раззадорила. Жди сватов, птаха.

– Никогда, – заикаясь, пролепетала я и, стиснув зубы, прорычала: – Никогда этого не будет. Слышишь?

– Это мы ещё посмотрим, – пророкотал Ибрагим и, продолжая удерживать мой подбородок, склонился, чтобы поцеловать.

А в следующую секунду отлетел к противоположной стене, сражённый мощным ударом. Пялясь на неожиданного спасителя, я даже его имя вспомнить смогла не сразу. Мужчина встал между нами и, не глядя на меня, спокойно произнёс:

– Отдай девушке всё, что забрал. А ещё раз тронешь её, я тебя убью.

* * *

Шармута – в переводе с арабского, шлюха, падшая женщина.

ГЛАВА 15

Зейн

Она смотрела на меня шокированным взглядом, но выглядела немного потерянной и чем-то расстроенной. Шкатулка с волшебством захлопнулась, а я не понимал причин. Ощущал и почти визуально мог видеть непрошибаемую стену, воздвигнутую Жасмин.

О предстоящем замужестве она говорила с горечью и обречённостью, и вывод напрашивался сам собой: вскоре Жасмин ждал нелюбимый муж и навязанный брак.

Впрочем, как и у меня, но я сбежал, а она… Всего лишь девчонка, зависящая от решения родни, – сотни лет в нашей культуре именно так решались судьбы. По сговору между богатыми семьями, и при первой же возможности, если семья не имела достатка.

Юная Жасмин, скорее всего, была из второй категории, иначе любящий папочка никогда бы не позволил ей работать и непременно нашёл бы самую выгодную партию.

– Шланг там, – вернувшись к прерванному занятию, буркнула Жасмин и, поджав губы, принялась надраивать диван, рискуя протереть в дорогой коже дыру.

Судя по ловким движениям, Жасмин привыкла к такой работе. Не боялась испачкаться и не морщилась от вида пыли и грязи. Закатанные рукава открывали вид на изящные запястья, а тонкие пальчики крепко сжимали губку. И кольца или браслетов я не заметил.

– Что же за жених такой, раз позволяет тебе столько работать? – не сдержавшись, проворчал я, но удостоился лишь насмешливого взгляда.

– Так он и не позволил бы, – фыркнула Жасмин и, поправив прядку волос, выбившуюся из-под платка, пробормотала: – Если бы не жадность отчима…

– Отчима? – переспросил я и, включив воду, начал ополаскивать из шланга ближайший столик.

– Не твоё дело, – огрызнулась она. Выпрямившись, отшвырнула губку в ведро с мыльной пеной и, оглядев террасу, попросила: – Смывай пену, а я насухо протирать буду. Потом помоем пол и…

– Птаха, вот ты где, – выглянув на террасу, перебила какая-то женщина и, смерив меня любопытным взглядом, протараторила: – Как освободишься, сходи на конюшни. Хозяину нового жеребца привезли, а он никого к себе не подпускает. Поворкуй, успокой, ну и… как ты с ними умеешь.

– Скоро освобожусь, – откликнулась Жасмин и, улыбнувшись, мечтательно вздохнула.

– Лошадей любишь? – продолжая орудовать шлангом, поинтересовался я и, хмыкнув, добавил: – А почему она назвала тебя птахой?

– Порхать очень люблю, – закатив глаза, раздражённо выдохнула Жасмин и, помолчав, всё же поделилась: – Танцовщица я, вот и прозвали пташкой.

– Танцовщица? – вздёрнув брови, усмехнулся я и, покачав головой, поддразнил: – Зачем тогда поломойкой подрабатываешь?

– А ты сын грозного шейха, что ли? Ручки замарать не боишься? – передразнила Жасмин, а я вздрогнул и, сжав шланг, нахмурился.