Нилс помог мне выйти из экипажа, и я увидела перед собой красивый белоснежный дом с колоннами, полукруглыми ступенями, ведущими к главному входу и массивной дверью, над которой расположилось арочное окно. Даже в стремительно надвигающихся сумерках и под серыми потоками дождя, особняк выглядел невесомым и воздушным, похожим на своих хозяек с белокурыми локонами. Вокруг него были разбиты клумбы и на них пестрели поздние цветы, разбавляя мрачность ненастья своими яркими красками. Я быстро поднялась по ступеням и когда передо мной неожиданно распахнулась входная дверь, увидела пожилого мужчину в темной одежде. Он поклонился мне и пропуская в холл, вежливо поинтересовался:

– Графиня Расмуссен?

– Да, – я переступила порог, и зябкая сырость осталась за стенами дома, в котором было тепло и сухо. – Астрид Расмуссен.

* * *

– Говорят, в столичном театре дают новую пьесу? – баронесса с интересом уставилась на Эрлинга, который стоял у камина с бокалом вина. – Вы не были на премьере, ваша светлость?

– Был, – лениво ответил он и сквозь прищуренные веки посмотрел на Эмму, сидевшую рядом с матерью. – У жены под башмаком.

– Что? – тонкие брови баронессы взлетели вверх, а остальные гости с любопытством стали прислушиваться к их разговору. Эмма тоже вскинула свою белокурую головку, и Эрлинг залюбовался ее прозрачной кожей с легким румянцем. Прелестная невинность.

– Валлийская опера или «У жены под башмаком», – объяснил герцог и добавил: – Скандальная скажу я вам вещь. Некоторые узрели в этом спектакле намек на отношения внутри королевской семьи соседней страны.

– Оооо… – глаза баронессы загорелись, она подалась вперед, горя желанием услышать какую-нибудь пикантную историю. – И как вам, понравилось?

– Вполне, – герцог снова посмотрел на Эмму и процитировал:

– Глаза – огонь, язык – снаряд

У тех, кто от души влюблен.

И добродетель, как солдат,

Обороняет бастион…

Он не успел договорить – дверь в гостиную отворилась, и вошел дворецкий. Слуга легко поклонился и высоким голосом произнес:

– Ее сиятельство графиня Астрид Расмуссен.

Эрлинг на секунду замер, глядя на девушку, появившуюся в дверях, и его губы изогнулись в восхищенной улыбке. Да она красавица! Нет, ее прелесть он разглядел еще на деревенской ярмарке, но сейчас она была хороша по другому – элегантная, стройная, с горделивой осанкой и умными, внимательными глазами, в которых вспыхивали лукавые искры. Астрид была еще молодой женщиной, чуть-чуть старше Эммы, но они разительно отличались друг от друга не только внешним видом, но и внутренним наполнением. В графине, несомненно, бушевало пламя, хорошо скрытое от чужих и невнимательных глаз. – …Но все ж любовь стократ сильней;

Она штурмует там и тут,

Еще упорней и грозней

Она врывается в редут…**

Растягивая слова, герцог закончил цитировать сэра Овена и с удовольствием наблюдал, как меняется ее лицо. Графиня узнала его. Щеки девушки покрылись румянцем и она слегка нахмурилась.

– О, ваше сиятельство! Добро пожаловать в наш дом! – баронесса резво поднялась с обитой парчой софы и направилась к ней. – Вы прибыли прямо к ужину!

– Дороги развезло, пришлось ехать в объезд, – ответила графиня приятным, мелодичным голосом и Эрлинг заметил, что когда она улыбается на ее щеке появляется симпатичная ямочка. – Погода просто ужасная.

Остальные гости потянулись следом за баронессой, а Эмма как-то нервно передернула плечами и поджала губки, что не ускользнуло от его внимания.

– Ух, ты… – к нему подошел Лукас и легонько подтолкнул локтем. – Какая интересная гостья, ты не находишь? Загадочная графиня Расмуссен из проклятого имения…

– Почему из проклятого? – спросил Эрлинг, не сводя глаз с девушки.

– Это долгая история. Я расскажу ее тебе потом. А сейчас мне хочется представиться ее сиятельству, – маркиз тоже не сводил взгляда с Астрид и герцог насмешливо произнес:

– Только не говори, что хочешь приударить за ней.

Лукас тихо засмеялся и пошел к графине, окруженной кучкой любопытствующих, а Эрлинг несколько секунд хмуро смотрел ему в спину, а потом двинулся следом, поставив пустой бокал на каминную полку.

Кого-кого, а герцога-хама я на этом вечере не ожидала увидеть от слова «совсем». Как только моя нога переступила порог гостиной, я сразу увидела его, стоявшего у камина с надменным выражением лица. Он что-то декламировал, но когда дворецкий объявил о моем появлении, герцог замолчал и уставился на меня так, будто перед ним материализовалось привидение маркиза из моего имения.

По его взгляду я не могла понять – то ли он восхищен, то ли разглядывает меня с пренебрежительным прищуром, что было более вероятным. Ко мне подскочила баронесса, а за ней подтянулись остальные гости, и все было не так плохо, как представлялось. По крайней мере, я поняла, что графиню здесь никто лично не знал.

Кроме Эрлинга Хоконсона и его друга, Ханна пригласила на ужин виконта Томаса Лунда с женой Камиллой и дочерью Моникой, судью Фредерика Эвансена и вдовствующую баронессу Сесиль Холм. Виконт был грузным мужчиной невысокого роста и носил шикарные усы с завитушками на концах. Он громко смеялся, говорил басом и постоянно нюхал табак. Его жена напоминала длинную, сухую жердь, отчего видимо и сутулилась, втягивая шею в плечи, а дочь близоруко щурилась и постоянно держалась за ее локоть. На девушке мешком висело платье из голубого шелка и мне стало интересно – неужели мать не видит, что оно на несколько размеров больше чем положено?

Судья выглядел важно, важно говорил и даже важно ходил, заложив руки за спину. Он был высоким, статным и, наверное, в молодости пользовался популярностью у женщин.

Сесиль носила траур, который ей невероятно шел и, похоже, она это отлично знала и пользовалась этим в полной мере. Стройная, с волосами цвета спелой ржи, она показалась мне очень привлекательной и я не дала бы ей больше тридцати лет.

Мужчины были обходительны, целовали мне ручку, а женщины отнеслись ко мне более настороженно, особенно Камилла Лунд и ее близорукая дочь. Они рассматривали меня с таким любопытством, что казалось еще немного и их взгляды протрут на мне дыру.

– Как вы устроились на новом месте? – поинтересовалась Камилла. – Наверное, дом за это время пришел в полное запустение?

– Там довольно мрачновато, – Ханна не дала мне и слова сказать. – Ужасно неприятное место.

– Мне нравится мой дом, – холодным тоном ответила я. – В нем я чувствую себя комфортно.

– А разве вы не носите траур? – подала голос Моника и прищурилась еще сильнее. – Граф умер чуть больше года назад или я что-то путаю?

– Я считаю, что этого достаточно для траура, – процедила я. Такая молодая и такая нудная! – Или у вас по этому поводу другое мнение?

– Я тоже так думаю, – вдруг сказала Сесиль и улыбнулась мне. – Почему женщина должна прятаться за этим вороньим нарядом три года? Красота должна сиять. Печаль по супругу имеет более глубокие корни, и не обязательно выражать ее нарядами из жуткого крепа. Как только закончится год моего траура, я сразу же закажу себе дюжину веселых платьев.

Эта молодая вдова начинала мне нравиться.

Рот Моники от возмущения вытянулся в длинную букву «о», но сказать она ничего не успела – к нам подошел друг его светлости, а следом появился и сам герцог.

– Приветствую вас, ваше сиятельство, – он поклонился и поцеловал протянутую руку. – Маркиз Лукас Брейвик к вашим услугам.

У него была приятная внешность, умные, пытливые глаза и светлые волосы с рыжеватыми прядями. На его спортивной фигуре отлично сидел фиолетовый сюртук, под которым виднелись черный жилет и белоснежная сорочка, а узкие, темные брюки подчеркивали красоту сильных ног. – Я рада нашему знакомству, – приветливо ответила я, и тут же мой взгляд наткнулся на широченную грудь, обтянутую темно-красным бархатом.

– Какая неожиданная встреча. Приятно видеть вас снова, – знакомый голос был похож на этот же бархат – мягкий, ласкающий, но в нем крылась какая-то опасность, от которой по позвоночнику пробегал холодок. – Здравствуйте, ваше сиятельство. И да, вы правы, траур вам точно не к лицу – яркие крестьянские юбки, куда лучше.

Значит, он слышал наш разговор. Я подняла голову и широко улыбнулась с непонимающим видом.

– Вы ошиблись, мы никогда с вами не виделись. И да, крестьянские юбки куда лучше, чем неотесанное хамство.

– Видимо ошибся, – насмешливо согласился он и тихо, чтобы никто не услышал, добавил: – Та особа была обычной, деревенской девицей, но между вами, несомненно, есть что-то общее. Может острый язык?

Какой же гадкий, язвительный мужик!

– Прошу всех к столу! – раздался голос Ханны, и гости потянулись в столовую.

– Вы позволите сопроводить вас? – обратился ко мне Лукас и я сразу же согласилась.

– Да, конечно. Благодарю вас.

Я взяла его под руку и обратила внимание, что Эрлинг сопровождает дочку баронессы – Эмму. Она вся порозовела от смущения или от радости, а может от всего вместе и так смотрела на него, что мне чуть не стошнило – масло-масляное.

А Ханна, похоже, радовалась такому положению дел и я подозревала, что у них есть планы на герцога. Интересно, Эмма хоть понимает, что этот мужчина совсем не прост, что у него тяжелый, своеобразный характер или для них с матерью имели значение только титул, положение в обществе и деньги? Нет, ну девушка, конечно, могла очароваться внешностью Эрлинга.

– О чем вы думаете, ваше сиятельство?

– Что? – я вынырнула из своих мыслей и повернулась к маркизу, который внимательно наблюдал за мной.

– О чем вы думаете? – повторил он, и я растерянно пожала плечами.

– О том, что в такую погоду лучше ужинать дома.

– Не могу не согласиться с вами, но разве дома вы сможете насладиться такой компанией? – шепнул Лукас и я тихо засмеялась.

– О да, ради этого стоило преодолеть километры грязи.

Герцог видимо услышал мой смех и посмотрел на нас через плечо долгим, пристальным взглядом. Стены столовой были выкрашены в светло-розовый цвет и на них висели живописные полотна – натюрморты, картины на исторические темы и даже фамильные портреты. Все дамы на них были белокуры и кудрявы, а мужчины пузаты и короткоруки.

В двух буфетах-горках гордо белели предметы из фарфора, поблескивало стекло, и сиял хрусталь. Но хозяйка видимо посчитала, что этого мало и такое же «добро» заполонило маленькие консольные столики, прикрепленные к стене. Я даже пожалела бедных слуг, которым приходилось постоянно вытирать пыль с этих пафосных наборов.

Посреди комнаты стоял овальный стол, накрытый белоснежной, накрахмаленной скатертью и кроме пары ваз с цветами и столовых приборов, на нем пока ничего не было.

Хозяйка заняла место во главе стола, по правую руку от нее устроилась дочь, а герцога усадили рядом с ней. Заняв свое место, я оказалась напротив Эммы, Лукас напротив Эрлинга, а остальные расселись, на оставшиеся стулья.

В столовой появился слуга с тележкой, на которой стояла дорогущая супница, и принялся разливать суп по тарелкам. Вдохнув приятный аромат, я поняла, что это нечто сливочно-рыбное и даже обрадовалась – рыбу я любила, да и блюдо вполне знакомое, напоминало крем-суп с семгой. Не хотелось бы нарваться на какой-нибудь кулинарный изыск, после которого прихватит живот.

После супа подали нечто, похожее на хамон в окружении тушеных овощей и с первого кусочка я определила баранину.

– Как вам феналор*? – поинтересовался Лукас и я медленно кивнула.

– Очень вкусно.

Он, наверное, имеет в виду мясо.

– Да, здесь всегда подают вкусную баранину, – подтвердил он мои догадки и жестом подозвал слугу. – Вина?

– Да, спасибо.

Слуга наполнил бокалы и, оторвавшись от тарелки, баронесса обратилась ко мне:

– Ваше сиятельство, мне не дает покоя ваш дом. Он произвел на нас с Эммой неизгладимое впечатление.

Я натянуто улыбнулась, раздражаясь от того, что Ханна явно пыталась завести разговор о проклятиях и привидениях имения «Вит Миднатт». Жена виконта тут же всполошилась, а глаза ее дочери превратились в щелки – она пыталась сфокусироваться на мне и так напрягала шею, что я даже испугалась, как бы ее не заклинило.