Следующая комната была спальней матери. Я прошёл на кухню. Она оказалась обычной, совковой. Я включил электрический чайник. Он засветился голубыми огоньками и на борту появились крупные цифры, показывающие температуру. Как говорится, до чего дошёл прогресс…

Ладно. В ванной я снова уставился на своё отражение. Патлатый растрёпанный кент с подбитым глазом, смотревший на меня, нихрена мне не нравился. Абсолютно. Интересно, это что же получается, меня навсегда заточили в этот сосуд? И для чего?

Посмотрим. Разберёмся, как говорил мой братан Никитос. В любом случае, придётся делать из этого щенка настоящего волка. Волчару. Я оскалился и разочарованно покачал головой. Открыл дверцу шкафчика и… О! То, что нужно! Там лежала машинка для стрижки волос.

Но воспользоваться ей я не успел. В прихожей раздался звонок. Блин! Наверное, мать пришла… Я пошёл открывать, быстро выискивая необходимые сведения. Но за дверью снова оказалась Глотова.

– Чего, Насть? – хмуро кивнул я, но она не ответила.

Она решительно шагнула ко мне, обхватила за шею и прижалась губами к моим губам.

3. Моя подруга Глотова

Губы её оказались прохладными и напряжёнными. Будто котёнок ткнулся мокрым носом.

– Настя, – отступил я. – Ты погоди. Ты же на эмоциях сейчас. Посмотри на себя, какая ты красотка, и на меня. Что-то я не вижу, здесь гармонии, а?

– Ты чего! – изумилась она. – Какая разница? Ты мне всегда нравился!

– Да? – недоверчиво прищурился я. – Ты сейчас моё представление о девушках перевернула. Ладно, тогда пошли со мной.

– Куда? – насторожилась она и щёки её чуть порозовели.

– В ванную, куда же ещё?

Глаза её сделались широкими. Похоже, она немного сдрейфила, но отступать не собиралась, хотя и спросила:

– Почему в ванную-то?

Прозвучало это немного растерянно, и я улыбнулся. Улыбнулся и даже залюбовался этой девчулей. Достанется кому-то такой подарочек. Она действительно была ничего. Тоненькая, ладная, длинноногая. Губки, носик, глазки – всё при ней. Картинка. Впрочем, не более. И ещё у меня немного сердце защемило – чем-то она Катю мою напомнила. Когда я её встретил, она совсем молоденькой была…

– Увидишь, – подмигнул я и, не дожидаясь реакции пошёл в ванную.

Настя сбросила кроссовки и прошлёпала за мной.

– Держи, – сказал я и дал ей в руки машинку. – Аккуратно только, рану не задень.

Я зашёл на кухню, взял табуретку и вернулся. Уселся перед зеркалом, как в парикмахерской и скомандовал:

– Приступай.

– Прямо всё что ли сбривать? – испуганно спросила она. – Налысо?

– Там выставлена длина, это не совсем под Котовского, немного останется.

– Под какого Котовского?

Я только усмехнулся и рукой махнул. Молодёжь…

– Брей, доча.

Не могу сказать что я сразу стал выглядеть, как крутой парень, но, в любом случае, получилось лучше, чем было. Перестал быть похожим на лохматое чучело, хотя бы.

– Ну как? – усмехнулся я.

– Да не знаю, чё-то… – растерянно ответил мой парикмахер.

– Не нравится что ли?

– Да не знаю я… Ну… Так… кринжово немного…

– Это хорошо или плохо?

– Блин… Красивый… чёт я не знаю.

– Ладно, Настя Глотова, спасибо за помощь. Ты есть хочешь?

– Блин, да чё ты с этой фамилией! Я её ненавижу вообще. Из-за неё ко мне Назар этот прицепился.

– Почему?

– Потому что от слова глотать.

Я засмеялся.

– Ну, ты даёшь, подруга. Вообще-то старинная русская фамилия. Дворянская или боярская.

– Правда что ли? – удивилась она.

– Правда. Так… надо как-то волосы…

– Я соберу.

– Как Самсон и Далила?

Она не ответила, но действительно нашла метёлку и собрала состриженные волосы, а потом и зашла на кухню, где я уже проводил досмотр холодильника.

– Тут цыплёнок есть. Хочешь?

– Не, давай лучше пиццу закажем, – предложила Настя.

– Закажем?

– Ну, доставку, чё?

– Нет, я без денег, – на всякий случай ответил я, не понимая, пятьсот рублей – это мало или много в текущей обстановке.

– У меня есть, – пожала она плечами. – Я тебе должна, ты меня спас.

– Так ты ж уже расплатилась, – усмехнулся я.

Она залилась румянцем. Детский сад, честное слово.

– Ладно, если не хочешь цыплёнка, давай шакшуку сделаем.

– А это что? – удивилась Глотова.

– Не знаешь, что ли? Круче пиццы, отвечаю. Вон на подоконнике помидоры лежат, порежь.

Я взял открытую томатную пасту, быстро нарубил чеснок и лук, полил на сковородку масло и бросил обжаривать. Быстро нарезал сладкую паприку, и ветчину. Тоже отправил в сковороду. Она была такой, как я любил – старой чугунной.

– Теперь кинзу порежь, – скомандовал я. – В холодильнике возьми, не слишком мелко только.

Я обжарил ветчину с паприкой, добавил помидоры, а потом и томатную пасту. Протушил это всё и разбил четыре яйца.

Когда всё было готово, высыпал сверху кинзу и поставил сковороду на старую деревянную доску. Мы сели за стол и начали есть прямо из сковороды.

– Ну всё, – покачала головой Настя. – Ты теперь точно мой краш.

– Это что значит? – спросил я.

– Дурак, – нахмурилась она и снова покраснела.

Для барышни с такой манерой одеваться слишком уж часто её бросало в краску.

– Ладно, не парься, макай прямо сюда хлеб. Вот так.

– Блин! Капец, как вкусно. Серёж, ну ты меня удивил.

– Ешь-ешь, – усмехнулся я.

– Ты меня спас, накормил. В общем, настоящий Супермен.

– Ага.

– Чё делать будем? Тебе «Пошлая Молли» нравится? Многие говорят, что это отстой, а ты что думаешь?

– Ну, то что она пошлая, мне кажется уже должно настораживать, – пожал я плечами и она захохотала.

– Сейчас на телефоне покажу.

Настя достала из кармана такую же плоскую штуковину, как была у меня, приложила палец, и экран засветился. Телефон, значит. Сенсорный. Ага… Она быстро потыкала пальцем, перелистнула несколько страничек и ткнула в сине-красный значок.

– О смотри, вот эта мне нравится.

Экран превратился в маленький телевизор. Охренеть, конечно… Она поставила его на стол и привалила к чашке с чаем, пододвинула табуретку и прижалась ко мне. Заиграла музыка и на экране появился какой-то малолетний неформал. Трындец. Из того, что он ныл я почти ничего не разобрал, кроме странных слов «Целуйте мой контракт, висюльки на руках»… Точно трындец. Остановите Землю, я сойду.

– Ты что не слышал никогда?

– Да почему, слышал… Просто я другое предпочитаю… «Любэ», «Агату Кристи»…

– Чего?!!

Она захохотала, а на экране замелькало вообще порево какое-то. Куда мир катится.

– Так ты у нас скуф, оказывается, – весёлым колокольчиком заливалась Глотова.

Сколько слов новых за один день. Этак лет через сто от языка, кроме мата ничего натурального и не останется…

– А хочешь, я тебе фотки покажу? Ну, которые я в «инсте» постила?

– В «инсте» постила, – повторил я.

– Я решила забить на «инсту», если честно. Заколебалась уже эти ограничения обходить.

– Ага, – кивнул я. – Правильно решила.

– В общем… но только… чтоб между нами, ладно. На «инсте» только самые безобидные были.

Она снова потыкала в экран и протянула телефон мне. На экране она стояла в одних трусиках, а верх прикрывала подушкой. Я офонарел, честно говоря, а она с интересом наблюдала за эффектом.

– Насть…

– Чего? Ты листай, это так вообще, там намного интересней есть!

– Ты это на общее обозрение что ли выкладывала?

– Ну только вот эту, с подушкой.

– А это… это нормально?

– А чего такого? – округлила она глаза. – Тебе не нравится что ли?

– Да как такое может не понравиться?

Я быстро пролистал и отдал ей. Честно говоря фотки оказались слишком уж откровенными для девятиклассницы и мне прям стыдно смотреть было. Видно, девчонки хорошенько жахнули перед съёмкой.

– А как ты их в телефон загнала? – уточнил я. – Отсканировала?

– В смысле? – округлила она глаза. – Сразу на телефон снимали. У Снежи «Айфон», там камера огонь. Она мне перекинула потом.

Я понимающе кивнул. Типа.

– Ну как? – спросила она.

– Отпад…

– Тебе кто больше понравился – я, Ирка или Жанка?

– Я на них и не смотрел. Слушай, Настя, ты никому их не показывай, ладно?

– Почему? – насупилась она.

– Потому что я запарюсь от тебя всех этих Назаров отгонять.

– А я, может, хотела, чтобы только ты увидел… – сделалась она серьёзной.

Капец, надо было это срочно прекращать.

– Послушай, Настя, – нахмурившись начал я, подбирая слова, чтобы не обидеть и не ранить, а то они в этом возрасте совсем дурные, но в это время хлопнула входная дверь.

– Мама, – сказал я.

Глотова быстро схватила телефон и убрала в карман.

– О! – воскликнула мама, входя на кухню. – А я думаю, чьи это кроссовки такие гламурные? Привет, Настя. Как дела?

– Здравствуйте, Тамара Алексеевна, – улыбнулась моя гостья, моментально став скромницей.

– Серёжа! Боже мой! Что случилось?!

Мама, мама, мама… а мама у меня врач. Точно. Она педиатр. И всё детство таскала меня по больницам… Вернее, не меня, а своего болезненного отпрыска…

– Решил имидж сменить, – улыбнулся я. – Привет, мам.

– Какой имидж! Что у тебя под глазом?

– Фонарик.

– Кошмар! А на затылке?!

– Да вот, Настя стригла и перестаралась.

–Я?! Нет!!! Тамара Алексеевна!

У Глотовой от ужаса глаза стали, как блюдца, и я засмеялся. М-да… Хотя бы небольшая эмоциональная разрядка нужна же?

– Мам, не беспокойся, пришлось отстаивать свои права. Но зато теперь будущее стало максимально безопасным. Не волнуйся, теперь никаких шрамов и синяков не будет. Сто процентов. А как тебе моя новая причёска?

– Да катастрофа вообще. Просто кошмар. Ну-ка, не крутись, я осмотрю.

Она тщательно и долго рассматривала мой затылок и спросила, наконец:

– Это чем тебя ударили.

– Это я сам. По неосторожности, короче.

– По неосторожности. Вроде не страшно. Голова не кружится? Не тошнит тебя? Ну-ка, следи за пальцем.

Она несколько минут крутила меня, заглядывала в глаза и даже в горло.

– Ты знаешь о чём со мной Салихова хочет говорить? Это с твоими побоями связано?

– Нет, – покачал я головой, и Настя окаменела от ужаса, вспомнив о словах Юли в женском туалете. – Это связано с тем, что я ей сказал.

– И что ты сказал?

– Что она педагог на троечку.

– Ужас! Как ты мог?! Да что с тобой происходит?

– Но никто не слышал, мы один на один говорили. Так что ей волноваться не о чем, никто не узнает.

– Зачем ты это сделал? – воскликнула мама.

– Ну, просто я так думаю. Мам, да не придавай ты этому значения. Она сейчас взвинчена, потому что мы статус меняем. Были школой, а станем лицеем, вот у неё нервишки и не выдерживают.

– Так как не придавать значение? Ты же второгодка, они тебя попытаются выдавить из школы, чтобы другим место отдать. Знаешь сколько платят за то чтобы в вашей школе учиться? Сумасшедшие деньги. А вы не цените! Ты только благодаря Юлии…

Она осеклась.

– Мам, мы ценим. Мы цыплёнка не ели, кстати. Разогреть тебе?

– А что вы ели?

– Яичницу с помидорами.

– Странно… Ну… ладно. Настя, а ты почему к нам не заходишь? Тысячу лет тебя не видела уже. Ты заходи, пожалуйста, а то у этого обормота лысого и друзей-то кроме тебя нет никаких.

Зато врагов хватает и будет ещё больше наверное.

– Кошмар, зачем же ты так побрился, Серёжа?

– Как зачем, я на бокс хочу записаться, а туда хипарей не берут. Ладно, мам, я пойду уроки делать. Мне ещё Насте про интегралы рассказать надо, а то она не шарит.

Настя засмеялась.

– Боксёр, – покачала мама головой. – Скажи ещё, космонавт. Этот переходный возраст меня доконает…

– Пойдём, – кивнул я своей новой подружке.

Мама осталась на кухне.