Это был самый настоящий пинок под зад. Эско просто вышвырнули. Словно собаку. Унижение жгло хуже любой пощёчины. Эско Риекки, который столько лет вёл свою собственную войну против русских и коммунистов, был выставлен дураком на немецкой земле.

И вот теперь он, Эско Риекки, сидел в Хельсинки и чувствовал, что один осел все же в этой истории есть. Он сам.

Его звериное чутье, которое всегда указывало верный путь, кричало: «Ложь! Всё это липа!» Причем, липа не только со стороны тех, кто организовал ограбление. Вообще вся история с Витцке становилась все больше и больше похожа на карточную игру с шулером.

Ограбление было тщательно срежиссированным спектаклем. Тут не поспоришь. Мог ли действительно Алексей Витцке обвести всех вокруг пальца? Вполне. У Эско с самых первых дней знакомства с этим русским было ощущение, что он ведет свою игру.

Но Мюллер… К господину штандартенфюреру у Эско тоже имелись вопросы. Полковник никогда в жизни не поверил бы, что немца так сильно расстроило исчезновение каких-то там драгоценностей. А Мюллер не просто расстроился. Он был чертовски зол. Так злиться Мюллер мог лишь по одной причине. Если упомянутая им важная «вещь» важна настолько, что от нее зависит чуть ли не судьба Рейха. И вот тут вопрос… Какого черта? Что за вещица могла находится в тайнике Сергея Витцке.

В общем, после нескольких дней, проведённых дома, Эско понял, он должен докопаться до истины. И сделает полковник это здесь, в Хельсинки. Пусть все думают, что он вернулся, чтобы заниматься своими «финскими делами». Эско начнёт сначала. С самого начала. С того места, где этот русский перешел границу. Он опросит каждого, кто имел к этому отношение. Каждого пограничника, каждого служащего. Но прежде всего, он отправится туда, где Алексей жил в Хельсинки.

Эско быстро встал, надел пальто, вышел из здания и поймал такси. Дорога до отеля «Kämp» заняла не так много времени. Господин полковник смотрел в окно, как мимо проносились знакомые улицы Хельсинки, но мысли его были далеки от повседневной суеты. В голове крутились обрывки информации, недомолвки, собственные ощущения. В этом деле имеется слишком много белых пятен.

Отель «Kämp» встретил его показной роскошью и сдержанной вежливостью. Алексей Витцке жил здесь по распоряжению самого Риекки, в специальном номере. За ним, по приказу Эско велось наблюдение из соседнего помещения. Сейчас это казалось недостаточным.

Начальник сыскной полиции прошел к стойке регистрации, его тяжёлый, уверенный взгляд заставил дежурного администратора выпрямиться.

– Мне нужен Олав, – коротко бросил Эско.

Администратор тут же засуетился, спеша вызвать упомянутого человека. Не прошло и пяти минут, как появился Олав, невысокий, худощавый мужчина с нервными повадками. Он был одним из тех, кого Эско использовал для деликатных поручений, и его роль в слежке за Витцке, когда тот находился в гостинице, была достаточно важной.

– Господин Риекки, – Олав заискивающе кивнул. – Чем могу служить?

– Олав, – голос Эско звучал тихо, но это не сулило ничего хорошего. – Мы поговорим о господине Витцке. Я хочу, чтобы ты вспомнил каждую деталь, связанную с его пребыванием здесь. Каждый шаг, каждое слово, каждую мелочь. Все, о чем ты мог не рассказать мне. Ничего не упусти. Понятно?

Олав побледнел. Эско мысленно поаплодировал себе. Он просто молодец! Правильно начал действовать. Судя по реакции Олава, чертов идиот что-то утаил от Эско. Наверное, либо счел неважным, либо… Либо снюхался с Витцке…

– Так точно, господин Риекки. Я всё вспомню.

– Замечательно… – полковник кивнул в сторону служебного помещения. – Идём подальше от посторонних. И не дай бог тебе, Олав, не вспомнить хоть какую-то деталь… Не дай бог…

Глава 1: В которой я предаюсь воспоминаниям и собираюсь действовать

Дождь барабанил по зонтам случайных прохожих, превращая тротуары Унтер-ден-Линден в черные зеркала, в которых отражались искаженные огни фонарей и проплывающие, словно призрачные корабли, черные «Мерседесы».

Я стоял под козырьком кинотеатра «УФА-Паласт», наблюдая за потоком нарядной публики, стекавшейся на премьеру очередного патриотического опуса. Мой фрак казался мне тесным и чужим, как и роль, которую я играл весь последний месяц. Костюм сидел идеально, но тяжелая, плотная ткань словно сковывала движения, душила.

Работа на гестапо… Фраза звучала в голове горькой насмешкой.

Формально – да. Я исправно посещал приемы, салоны, театральные премьеры и студийные просмотры. Общался с писателями, режиссерами, актерами. Собирал сплетни, слухи, отмечал «сомнительные» высказывания и недвусмысленные шутки в адрес партии или самого фюрера. Периодически сдавал Мюллеру аккуратные доклады – чаще всего о второстепенных фигурах, чья вина была весьма относительна, но вполне достаточна для того, чтоб фашист мог поверить в мое рьяное желание служить Рейху.

Каждый такой доклад оставлял во рту кислый, тошнотворный привкус. Я стал частью машины террора, пусть и на самой ее периферии. Это была цена выживания. Выживания моей Родины. Звучит пафосно, конечно, а по сути – я просто сливал Мюллеру тех, кем не жаль пожертвовать ради своих интересов.

Однако истинная моя работа была иной: глубже, опаснее. Я не только искал «врагов рейха» среди богемы в угоду Мюллеру, я искал слабые звенья, потенциальных информаторов – тех, кто, как Ольга Чехова, мог бы работать на Советский Союз, кого можно было бы завербовать для Центра.

Времени до Второй Мировой оставалось все меньше и меньше. А потом начнется Великая Отечественная. Раз уж я не могу предотвратить это, нужно хотя бы постараться подготовить базу здесь, в Берлине. Базу, которая позволит получать необходимые для скорейшей победы сведения. Надеюсь, в этом я смогу преуспеть. Имею в виду, в скорейшей победе.

Однако, все оказалось не так уж просто. Не могу сказать, что мои потуги увенчались успехом. Месяц прошел впустую. С агентами было туго. Страх перед правящей в Германии силой парализовал людей сильнее, чем я предполагал, или, возможно, моя тщательно выстроенная репутация раздолбая и любителя красивой жизни работала против меня. А я очень постарался выстроить именно такую репутацию. Даже Мюллер начал верить в нее.

Каждый раз, когда я с восторгом описывал ему, как замечательно, как профессионально мной был вычислен очередной «враг Рейха», штандартенфюрер еле заметно кривился. Его, похоже, нервировала моя напускная манера превозносить собственные заслуги и тот идиотский, детский восторг, с которым я раскидывал понты перед шефом Гестапо.

Сегодняшний вечер был частью этой игры. Я пришел на премьеру фильма «Борьба за родину», чтоб своими глазами посмотреть, как очередной «враг» получит по заслугам. По крайней мере, Мюллеру была озвучена именно такая причина моего появления на кинопоказе. Мол, желаю сам видеть, как это произойдёт. Фашист, который вдоволь наслушался за последний месяц дифирамбов, воспеваемых мной самому себе, в эту причину поверил.

Сам фильм, скажем честно, был редкостной хренью. Типичная нацистская агитка о доблестных крестьянах, защищающих свой клочок земли от коварных славянских бандитов (читай – поляков). Но один плюс все же имелся. Премьера, на самом деле, давала идеальный повод не только понаблюдать за элитой Третьего рейха в неформальной обстановке, но и подобраться к двум моим самым важным целям.

Первая – Вилли Леман. Он по-прежнему оставался ценнейшим активом. Сотрудник гестапо, начальник отдела контрразведки на военно-промышленных предприятиях Германии, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор. В гестапо Леман курировал оборонную промышленность и военное строительство Третьего Рейха.

Под позывным Брайтенбах Леман был завербован внешней разведкой ещё до Большого террора. Он поставлял невероятно ценные сведения о внутренней структуре рейха, планах вермахта, новых разработках вооружений.

Однако чистки в НКВД, погубившие многих моих предшественников и коллег, оборвали связь с ним. Моя задача, порученная Шипко, заключалась в том, чтобы восстановить этот контакт. Ну и в том, чтоб его проверить.

– Не уверен, Алексей, что Брайтенбах остался верен своим убеждениям. Слишком уж он стремиться к восстановлению связи. Сначала передавал информацию через одну американскую леди. А недавно… попытался оставить сообщения для Центра через торговое представительство СССР, что для него невероятно рискованно. – Сказал Шипко буквально за пару дней до моего исчезновения из Секретной школы.

По сути, он прямым текстом заявил, что наше руководство, которое и без того имеет склонности к некоторым параноидальным привычкам, сильно сомневается в искренности намерений Лемана. Мол, странно, что человек так настойчиво сует голову в петлю, желая доносить Советскому союзу важную информацию.

Соответственно, в отношении Лемана моя задача усложнялась. Мне нужно было не только восстановить связь с ним, но и понять, чем руководствуется этот немец и можем ли мы ему верить.

Второй целью оставался Харро Шульце-Бойзен, числившийся в списках Шипко под псевдонимом «Старшина». Офицер Люфтваффе, служивший в разведывательном отделе Министерства авиации, близкий к самому Герингу, который был свидетелем на его свадьбе. С его женой, Либертас, я познакомился месяц назад в доме у Ольги Чеховой.

Так вот… сегодняшний вечер должен был стать моим шансом не только состыковаться с Леманом, если повезет, но и через Либертас выйти на ее мужа. Мой план заключался в том, чтобы она представила меня Харро как «хорошего друга Ольги Чеховой». Сама Ольга, к слову, на этом празднике жизни отсутствовала – ей пришлось уехать на съемки за город, что лично мне было только на руку. Черт его знает, как пройдет этот вечер. Рисковать Ольгой сильно не хотелось бы. Ее ценность слишком велика.

Целый месяц я не мог подступиться к этим людям, имею ввиду Лемана и Харро. После истории с архивом отца, а вернее с его исчезновением из поля зрения Мюллера, гестапо следило за мной слишком пристально, каждый шаг был под контролем.

Лишь после месяца «лояльной» работы на штандартенфюрера, когда я, казалось, доказал свою преданность, слежка немного ослабла. Сегодняшний вечер был моим шансом. Мюллер намекнул, что ожидает от меня «интересных наблюдений» после мероприятия. И он их непременно получит. Уж я непременно сегодня буду «наблюдать» максимально пристально.

Я потянул воротник рубашки. Влажный берлинский воздух лез под одежду, несмотря на то, что сейчас конец мая и вообще-то должно быть тепло.

Внезапно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся – в толпе у входа мелькнуло слишком равнодушное лицо: молодой человек в скромном костюме, подозрительно быстро отвел глаза. Гестапо? Британцы? Или просто параноидальная привычка везде и всюду видеть врагов?

Я сделал шаг назад, глубже прячась под козырёк, вынул из кармана пачку папирос, вытащил одну и закурил. Да, в Германии сейчас полным ходом шла антитабачная компания, но, к счастью, купить папиросы можно было вполне спокойно.

Затем снова скользнул взглядом по толпе зрителей, подтягивающихся к кинотеатру. Парень исчез. Ну ладно… Черт с ним. Кем бы ни был этот тип, хрен ему, а не информация. Скорее всего, один из гестаповцев.

После истории с архивом Мюллер, хоть и не имел доказательств моей причастности к «ограблению», относился ко мне с ледяным подозрением. По факту доказать он ничего не мог. Подкидыш сработал исключительно чисто. Все, кто мог назвать настоящего организатора нападения на банк, приказали долго жить в первые же часы после ограбления.

Было ли мне жаль этих парней, чьей наивностью воспользовался Ванька? Вообще нет. Сострадание в данном случае неуместно. Все они – враги, а моя цель оправдывает средства. Архив должен был исчезнуть и он исчез.

Да, в первые дни меня еще слегка подтрясывало от мысли, что Мюллер все же найдет, за что зацепиться. К счастью, Подкидыш и правда оказался лучшим организатором фальшивых ограблений. Гестапо осталось с носом. Впрочем, как и британцы.