* * *

Семь дней спустя, сидя на корточках в сломанной клетке в подземной тюрьме дворца Созерцания суеты, Фэнцзю на своей шкуре испробовала, как жестоко воспитывали Аланьжэ ее родители. Теперь она поняла, почему в тот день Су Мое был так озабочен.

Клетка Цзюцюй была сделана из камня, из которого была сложена одноименная гора. Это действительно была клетка, и сидеть в ней действительно получалось только на корточках – малейшее движение приводило к немедленному соприкосновению со стенками. Фэнцзю не знала, что мастер сделал с ними, но каждое прикосновение ощущалось словно порез клинком. Настоящая пытка.

И это еще Су Мое заступился за нее, согласившись просидеть в медитации лицом к стене десять дней, чтобы хоть как-то разделить ее наказание. Если бы не помощь господина Мо, вряд ли бы дело кончилось заключением в клетку.

Бывало, ее тоже запирали, когда она сердила Бай И и тогда она еще страшно обижалась на эти наказания. Только сегодня она поняла, что по сравнению с родителями Аланьжэ ее отец Бай И был воплощением родительской любви.

Сидеть на полусогнутых с выпрямленной спиной само по себе было неудобно, не говоря уже о том, что такое положение требовалось поддерживать постоянно. Хотя в кем-то воссозданном мире, в отличие от настоящей долины Песнопений, можно было повсюду применять магию, в клетке использование магии было ограничено, и Фэнцзю не могла даже наложить на себя заклятье обездвиживания.

Благодаря хорошему здоровью она продержалась целый день, но к ночи не выдержала и, задремав, привалилась спиной к каменной стене. Однако она даже на мгновение не смогла перевести дух: ее пронзило чувство, будто ее режут клинками и кромсают тысячей топоров. От боли она моментально проснулась.

Одна и та же пытка повторялась снова и снова. В первый день Фэнцзю еще упорно думала, что все будет хорошо, если она только перетерпит. На второй день пот пропитал одежду, и Фэнцзю оставалось только мечтать, чтобы кто-нибудь пришел и спас ее. На третий, четвертый, пятый день она поняла, что, как бы она ни боролась с болью и сном, ее страдания не прекратятся и никто не придет ее спасать. Она не знала, какую глубочайшую ненависть питали родители к Аланьжэ, чтобы так безжалостно с ней обращаться.

Утопая в боли, Фэнцзю впервые в жизни захотела умереть.

Едва такая мысль мелькнула в ее голове, как из глубины души к ней вдруг пришла редкая ясность сознания. Однако, прежде чем Фэнцзю успела всерьез испугаться своего желания, дверь в подземелье, которая была заперта уже много дней, вдруг со щелчком отворилась. Свет ударил в спину казавшейся хрупкой фигуре.

С трудом подняв веки, Фэнцзю посмотрела на Чанди. Та стояла на границе света и тени и улыбалась.

В тусклом сумеречном свете, достаточно насладившись жалким состоянием сестры, младшая принцесса самодовольно подошла к ней и взглянула сверху вниз. Голос ее был ласков:

– Сестрица, как тебе живется в клетке?

Слушать ее было трудно, не говоря уже о том, чтобы ответить.

Чанди подождала мгновение, а затем рассмеялась еще веселее:

– Разве сестрица не любила сыпать остротами? Отчего сегодня ты так тиха? Неужели боль не дает тебе говорить?

Она присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Фэнцзю, и сказала:

– Эта твоя выходка была просто нечто. Надо же, позволила своей тупой змее издеваться над младшей сестрицей. Но когда ты в тот день придумывала свой план, ты же не думала, что я безмолвная бодхисаттва, которая снесет все обиды? Не думала, что рано или поздно я отплачу тебе тем же?

Она еще раз внимательно посмотрела на клетку и прошептала:

– Когда отец велел заточить тебя в каменной клетке, чтобы ты усмирила свой мятежный нрав и поразмыслила над ошибками в тишине, я подумала, что обычная каменная клетка не подойдет, поэтому тайно попросила сменить твою клетку на клетку Цзюцюй. Не правда ли, она хорошо тебе послужила?

Из-за того, что ноги онемели, Фэнцзю снова привалилась всем телом к стене, и резкая боль, словно от удара мечом, заставила ее вскрикнуть. Чанди подперла подбородок и невинно поинтересовалась:

– Сестрица думает, отец не настолько жесток к ней и она, выбравшись отсюда, сможет упрекнуть меня при нем?

На лице ее проступило отвращение, и она зло проговорила:

– Смешно! Только потому, что я называю тебя сестрой, ты решила, будто и правда моя сестра? Отец разок взял тебя в поездку ко дворцу Созерцания суеты, а ты уже забыла свое место? Даже заруби я тебя мечом, отец всего лишь велел бы меня запереть. Неужели ты думаешь, что отец убьет свою любимую младшую дочь только для того, чтобы отомстить за тебя?

Она усмехнулась.

– Аланьжэ, ты с рождения была лишней.

До слов Чанди Фэнцзю думала, что первой поддразнила сестренку, а та оказалась достаточно талантлива, раз нашла способ помучить ее стократ сильнее в ответ. Фэнцзю была готова признать поражение. Но когда Чанди договорила, Фэнцзю порадовалась, что такие жестокие слова услышала она, а не Аланьжэ. Даже ей, чужой, слышать такое было обидно.

За приоткрытой дверью тюрьмы вдруг раздался шум. Издалека послышались удары гонга.

– Небесный огонь, это небесный огонь! Дворец горит! Дворец горит! – закричал кто-то.

Шум нарастал. Чанди внезапно дернула Фэнцзю за воротник. Та, не удержавшись на ногах, снова прислонилась к стене клетки. Ее тело вновь пронзила боль. Когда она пришла в себя, в подземелье валил густой дым. Чанди зажала нос, ее глаза блестели в дыму, и она легко рассмеялась:

– Дворец горит. Не успеешь ты и глазом моргнуть, как огонь доберется сюда. Сестрица, похоже, небеса сжалились над твоей бессмысленной жизнью и даровали тебе освобождение пораньше.

Фэнцзю с трудом перевела дыхание, а затем мертвой хваткой вцепилась в так неосторожно просунутую сквозь прутья руку Чанди, улыбнулась краем губ и жестко прижала ее к стене клетки, давая ощутить, каково это – когда тебя терзают клинками. Чанди тут же закричала, и Фэнцзю, тяжело дыша, спросила:

– Даже разок потерпеть не можешь? И это все, на что ты способна? Твоя болтовня очень раздражает. Если наговорилась, проваливай.

Чанди, баюкая руку и спотыкаясь, побежала прочь. Взгляд, брошенный ею на дверь тюрьмы, был полон злобы и ненависти.

* * *

Густой дым заволок темницу и просочился в клетку. Фэнцзю закашлялась, пытаясь вспомнить. О чем она думала перед приходом Чанди?

Точно. О смерти. Это правда, что для бессмертного не существовало перерождения. Когда бессмертный прекращал существование, и тело, и все его души обращались в прах. Только дуновение их божественных сил и могло случайно задержаться в огромном мире. Однако сейчас тело принадлежало Аланьжэ. Кто знает, вдруг, когда эта оболочка обратится в ничто, душа Фэнцзю наконец освободится и вернется в свое изначальное тело? И в то же время существовал риск, что ее душа слилась с телом Аланьжэ так крепко, что они разделят и жизнь, и смерть.

У лисиц острый слух. Теперь, когда разум ее был опустошен, слух Фэнцзю обострился еще сильнее. В беспрестанном шуме где-то на задворках отчетливо звучал только голос Си Цзэ. «Драгоценный» муж Аланьжэ всегда был спокоен, что бы ни делал. Словно древнее озеро, гладь которого никогда не тревожат волны, его не трогали никакие мирские волнения. Оказывается, бывали случаи, когда и его голос звучал встревоженно.

Но его беспокойство не имело к ней никакого отношения. Голос Си Цзэ плыл где-то в отдалении. Он спрашивал:

– Где первая принцесса?

Она не знала, к кому он обращается. Фэнцзю на мгновение стало жаль Аланьжэ. Небесный огонь был клинком, приставленным к ее горлу и к горлу Цзюйно одновременно. Но ее мужа, ее единственную надежду, заботила только безопасность старшей сестры Аланьжэ. Какая трагедия. И снова ей не на кого было положиться.

Огонь разгорался все сильнее, теперь он лизал дверь подземелья.

Как говорится, от сухого хвороста вмиг разгорается страшный пожар. В этот роковой момент Фэнцзю почувствовала небывалое спокойствие. Ее боль словно испарялась с каждой новой волной жара.

Она вдруг вспомнила, как на Небесах угодила в когти однокрылого снежного льва Цзи Хэн. Ни разу у нее в голове не мелькнула мысль, что Дун Хуа придет и спасет ее. Когда она украла плод Бимба и попала в змеиный строй, ей было страшно, но и тогда она даже не подумала о нем.

И хорошо, что не подумала. Если не надеешься, не разочаровываешься снова и снова.

В тетушкиных книгах говорилось, что если людям суждено полюбить друг друга, то для девушки в беде обязательно найдется господин, который придет ей на помощь. Она выросла с этой мыслью и, возможно, именно поэтому и влюбилась в Дун Хуа, который однажды спас ее на горе Циньяо. Но, кроме того единственного раза, Дун Хуа больше никогда не приходил на помощь, когда она в ней нуждалась. Каждый раз она выживала сама. Каждый раз она справлялась сама. Каждый раз она действительно справлялась сама. Интересно, повезет ли ей на этот раз.

Есть одна фраза: чувства глубоки, а судьба поверхностна. Часть про глубокие чувства относилась к ней, а про поверхностную судьбу – к ним с Дун Хуа. Иначе говоря, всегда будут те, кому не повезло. И вот ей – не повезло. Потому что она встретила его. Ему – не повезло. Потому что он ее упустил.

На мгновение Фэнцзю показалось, что этим вечером она рассуждает как стихотворец. А еще – что она совершенно безнадежна.

Она беспощадно решила, что Верховный владыка стал для нее всего лишь титулом и именем, но в миг, когда ее жизнь повисла на волоске, все еще невольно думала о нем.

Но если бы Фэнцзю действительно умерла сегодня ночью, опечалился бы он, когда весть об этом дошла бы до его ушей? Вздохнул бы он: «Никогда не думал, что в юном возрасте ее постигнет такое несчастье. Как-то в долине Песнопений ей посчастливилось жить со мной в одном дворе. Она трижды в день готовила мне еду и неплохо обо мне заботилась».

Если бы ей удалось обменять свою двухтысячелетнюю любовь и одержимость на эти его слова, это можно было бы считать благословением, не так ли?

* * *

Языки пламени лизали балки, время от времени дерево не выдерживало, и какие-то балки падали. Фэнцзю посмотрела на потолок, где виднелся полыхавший свет от огня, – это зрелище заставило ее оцепенеть, словно придавило неподъемной тяжестью. Огромный кусок дерева загорелся и упал, продолжая полыхать. Фэнцзю закрыла глаза. Сердце ее отвердилось – непоколебимая стойкость укрепила его. Сейчас все и определится: вернется прах к праху, земля к земле – или придет спасение.

Ей повезло.

Спасение пришло.

Но не оттуда, откуда она предполагала.

Мужчина сумел отбросить в сторону грозящий придавить его кусок дерева. Увидев облепившие ее лоб пряди мокрых от пота волос и посеревшие щеки, он потрясенно спросил:

– Они правда заперли тебя в клетке Цзюцюй?

В его холодных глазах мгновенно вспыхнул гнев. Он выхватил меч и резким движением разрубил каменную клетку на четыре части. Миг Фэнцзю чувствовала облегчение, но затем боль вернулась, цунь за цунем распространившись по плоти и коже. Она вскрикнула и чуть не упала, но мужчина успел ее подхватить.

Ее с головой закутали в плащ, защищающий от огня.

– Шэнь Е? Почему ты пришел спасти меня? – пробормотала Фэнцзю.

Он не ответил, только крепче прижал ее к себе, ища выход в пламени. И так невеликое подземелье превратилось в море огня. Фэнцзю подумала, что здесь, должно быть, никогда не было так светло. Перед глазами полыхал чудовищный пожар, но кончиком носа, однако, ощущалась прохлада. Тело еще помнило о боли, и сердце быстро колотилось, но обморок… Да, она могла его себе позволить.

Спустя много времени она почувствовала дуновение прохладного ночного ветра. У нее над ухом кто-то сказал:

– Я создал это место только для того, чтобы вернуть тебя к жизни. Хотя ты и не она, но, если это тело будет уничтожено, какой смысл во всем, что я сделал? Я обязательно верну тебя, Аланьжэ. Я задолжал тебе. Они все тебе задолжали. Ты должна вернуться и взять свое по праву.

Когда голос произнес «Аланьжэ», Фэнцзю почувствовала скрытую в нем боль.