Она откашлялась, изо всех сил пытаясь подавить воодушевление. Затем неуверенно повернулась к Дун Хуа и спросила:

– Владыка, вы уверены, что только встали передо мной на колени? Хотя я мало что помню, вы уверены, что не делали других постыдных вещей?

Несмотря на то что она задала два вопроса, а не давила громкозвучными фразами, в каждом ее слове отчетливо слышались сомнения. То, что в ответ владыка не проронил ни слова, лучше всего подтверждало, что они небеспочвенны. Да у нее талант проникать в суть вещей!

Она сдержала нахлынувшее желание воздать себе хвалы и гордо заявила:

– Не пытайтесь обмануть меня из-за того, что я все позабыла. Я согласилась только потому, что вы встали передо мной на колени? Не надо меня недооценивать. Я вам не верю!

Она добавила последнюю фразу только для того, чтобы услышать пару приятных слов из уст Дун Хуа, но по какой-то причине владыка, выслушав ее, надолго впал в задумчивость, пока сухая ветка не упала на полог кровати, нарушив тишину. Только тогда он очнулся и почти шепотом спросил:

– Если я хочу, чтобы ты мне поверила, – его голос зазвучал еще глуше и мягче, – что я должен сделать, Сяо-Бай?

Фэнцзю показалось, что владыка не ответил на ее вопросы, а перевел разговор в другое русло, устыдившись. И то верно, похоже, ему пришлось совершить немало выходящих за рамки приличия поступков, чтобы искупить свою вину перед ней, и теперь ему невыносимо об этом вспоминать. В глубине души Фэнцзю ликовала. Хотя она не совсем понимала, почему владыка желал заслужить ее прощение, – но разве она не забыла причину? Она позабыла так много, не стоит ведь ждать, что память вернется к ней всего за несколько мгновений?

Владыка все еще хмурился. Он казался погруженным в серьезные размышления, когда переспросил у нее:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Сяо-Бай?

Поскольку Фэнцзю твердо верила, что Дун Хуа сейчас просто стесняется, и такой расклад полностью ее устраивал, она решила, что не стоит давить на владыку еще сильнее. Раз уж он решил сменить тему разговора, то можно ему подыграть. Она взъерошила волосы и неторопливо ответила:

– Что сделать? Я и сама пока не могу придумать, что бы я хотела, чтобы вы сделали. – Она помедлила. – Однако я слышала, что лучшее доказательство любви к кому-то – это вырезать для него свое сердце… О, вы, наверное, не слышали о подобном. По словам моей тети, такое в ходу среди смертных. Когда человек хочет заявить о своих чувствах, нет ничего более искреннего, чем вырезать свое сердце. Без сердца смертные умирают, гибелью подтверждая свои намерения, и тогда невозможно не поверить в их серьезность.

Увидев хмурое лицо владыки, она кашлянула и смилостивилась:

– Я сказала просто так, только потому, что вы спросили, чего я от вас хочу. Ответила первое, что пришло на ум.

Она почесала голову и добавила:

– Сейчас я не могу придумать ничего, чего я на самом деле хотела бы от вас.

Она бросила быстрый взгляд в угол полога и моргнула.

– Думаю, при благовониях мне будет легче заснуть. Сейчас зажгите для меня благовония, а когда я что-нибудь придумаю, то спрошу с вас. Раз уж мы муж и жена, не стоит так тщательно все просчитывать.

При словах «муж и жена» ее глаза блеснули, и она смущенно отвела взгляд.

Эти слова были для нее в новинку. Не то чтобы раньше она не выходила замуж. Однако за Е Цинти в мире смертных она вышла замуж от безысходности, и настоящими супругами они не были. Е Цинти никогда не называл ее женой, да и она сама никогда не считала себя таковой.

Вот, оказывается, каково это – выйти замуж по любви.

В глазах Дун Хуа застыла задумчивость. Но голос его не прозвучал странно, когда после долгого молчания он произнес:

– Хорошо, я побуду твоим должником. Потом ты с меня спросишь.

Договорив, он отвернулся и принялся зажигать для Фэнцзю благовония, что ее слегка смутило.

Они действительно были женаты. Владыка согласился со всем, что она сказала сегодня, и, даже полейся сейчас с небес алый дождь, она не удивилась бы больше.

Владыка сел на край кровати спиной к ней и тыльной стороной пальцев создал медную курильницу в форме треножника. Затем достал из рукава пилюлю для благовоний и кремень; движения его были быстрыми и плавными.

Фэнцзю улучила момент, чтобы погрузиться в воспоминания, как менялось лицо владыки сегодня. Хотя большинство выражений его лица казались вполне привычными, проскальзывали и довольно необычные. Выражения эти были сложны для понимания. Фэнцзю не могла разгадать их истинный смысл, да и не очень-то хотела этим заниматься. Вместо этого она на коленях придвинулась поближе к нему, желая посмотреть, какие благовония он возжигает.

Неожиданно затянутая в пурпур спина повернулась, и Фэнцзю оказалась застигнута врасплох. Глядя на лицо владыки, оказавшееся так близко… на его губы, которые наверняка будут холодны, если тронуть их легким поцелуем… с показным спокойствием она проговорила:

– Я хотела посмотреть, что за благовония вы жжете.

Поскольку она стояла на коленях, то оказалась выше сидящего владыки, чуть ли не впервые смотря на него сверху вниз. Фэнцзю начала невозмутимо выпрямляться, чтобы их лица оказались на одном уровне.

Но на полпути Дун Хуа ухватил ее за левое плечо и чуть потянул на себя. Теперь она склонилась над ним так, будто собиралась что-то сделать с владыкой.

Он слегка приподнял голову.

– Мне кажется, ты что-то задумала.

Когда владыка произнес это вслух, она ни о чем не думала. Но из-за того, что владыка так сказал, она кое-что вспомнила. Хлоп. От ее головы до шеи прокатился огонь.

Оттого, что они были слишком близко, владыка выдыхал слова почти что ей в губы:

– О чем ты думаешь?

Когда Фэнцзю увидела красивое лицо владыки настолько близко, она будто прозрела.

Дорога бессмертия их изменчивого мира существовала уже не первый десяток тысяч лет, и никому не суждено было увидеть ее конец. Казалось, ступая по ней, можно наслаждаться всем и вся. Но на самом деле те, кто так думал, заблуждались. Участь бессмертного такова, что на десятки тысяч прожитых лет ему выпадает всего один шанс встретить красивого мужчину или женщину по сердцу, есть совсем крошечная возможность встретить того, кто разделит твои помыслы и таинство этого мира. Если же такой шанс представится, ни в коем случае нельзя его упустить. Тем более что мужчина, встретить которого у нее был всего один шанс на десятки тысяч, уже оказался ее мужем.

Она протянула руки к лицу владыки. В безрассудной решимости она попыталась наклониться к нему, чтобы поцеловать… и тут же ощутила хватку владыки на руке. Фэнцзю резко опустила голову, впечатываясь в его губы.

– Значит, ты думала об этом. – В голосе владыки чувствовалась улыбка.

Она действительно думала об этом, но одно дело, когда об этом думала она, и совсем другое – когда он ее желания озвучивал. Сама она бы умерла, но не призналась.

Она вспылила, скрывая за гневом смущение:

– Кто об этом думал? Я только подумала, что раз уж мы женаты, то в первый раз… уж точно не я первая накинулась на вас с поцелуями. Совсем недавно… хотя все в свои руки взяла я, это было только потому, что я спала, а у спящего все в голове перепутано. Когда я бодрствую, я, вообще-то, очень сдержанная…

Владыка перебил ее:

– Ты права. Это я взял все… в свои руки.

Она хотела сказать что-то еще, но ее слова утонули в поцелуе.

Владыка закрыл глаза, и Фэнцзю обнаружила, что у него очень длинные ресницы.

Под пологом мерцала жемчужина Ночи, светились снаружи белые деревья.

Фэнцзю положила руку владыке на плечо, слегка наклонила голову и тоже закрыла глаза, медленно обнимая владыку за шею.

Она едва ли сознавала, что делает. В голове у нее смутно мелькали мысли. Судьба быть вместе – действительно удивительная штука. Даже в самых смелых мечтах она никогда не воображала, что однажды владыка станет ее мужем и будет сам целовать ее так трепетно. Что однажды он так осторожно придержит ее за затылок, так беззащитно закроет глаза, так нежно прикусит ее за губу.

Владыка, бог из богов, тот, кто вечно оставался на недосягаемой высоте Трех Пречистых, пребывая на чистой земле истинного прозрения. В мире не было никого, кто осмелился бы попытаться затянуть его в пыльный мир страстей, а она осмелилась. Осмелилась и преуспела. Она была так талантлива.

Она заманила его в сети любви, которой он никогда не испытывал прежде. Должно быть, он еще не привык к этому чувству. Но все же не растерялся. Дун Хуа все еще шел в своем темпе, по своим правилам. Он определенно был тем владыкой, которого она всегда знала.

Ей это нравилось.

* * *

Некоторое время спустя Дун Хуа посмотрел на Фэнцзю, спящую в его объятьях.

У девушки, которую он держал на руках, были тонкие, точно ивовые листья, брови, слегка изогнутые густые ресницы и припухшие розовые губы. Она выглядела намного лучше, чем когда только проснулась.

Большой час^[14] пролетел слишком быстро. Хотя Дун Хуа поступил не слишком честно, не дав Фэнцзю обрушить на него праведный гнев во второй половине этого часа, ему было все равно, честно он поступил или бесчестно, допустимо или нет. Если это было полезно, значит, хорошо.

Сейчас важнее всего было извлечь ее душу и поместить тело в печать восстановления. Нельзя было упустить время.

Когда через несколько месяцев ее тело исцелится и она покинет печать, выправится ли ее спутанная память? Будет ли она ненавидеть его, вспоминая свое заточение во Сне Аланьжэ? Конечно, владыка думал об этом, и от подобных мыслей у него начала слегка болеть голова. Но, в отличие от военных построений, сейчас он не мог принять какие-то упреждающие меры. Ему оставалось только подстроиться под ситуацию, когда придет время. Как только он увидит, как отреагирует Фэнцзю после выхода из печати восстановления, он поймет, как заставить ее поверить ему.

Он отнес крепко спящую Фэнцзю к заводи Отраженной луны.

Луна холодным светом озаряла тихую ночь. Одной рукой придерживая Фэнцзю, владыка слегка приподнял рукава, и воды заводи разошлись, обнажив печать восстановления. Водяная завеса медленно стекла по незримым стенам печати, открывая взору ледяной гроб, излучающий слабое белое сияние.

Круживший вокруг гроба туман мгновенно распределился по водной глади. С первого взгляда становилось очевидно, что эта распространяющаяся пелена – на самом деле озеро могучей ци. Хотя туман светился не очень ярко, он вовсе не терялся в изумрудном блеске леса и ослепительном сиянии луны, наоборот, в сравнении с ним лес Десять ли белых рос будто выцвели. Плавающие в воде рыбы впитывали капли духовной силы. Достигнувшие сотни лет совершенствования, одна за другой принимали человеческий облик и поспешно падали на колени прямо в воду, чтобы выразить почтение божеству в пурпурном одеянии.

Владыка равнодушно прошел мимо них прямо в воду. Он осторожно уложил спящую в его объятьях Фэнцзю в ледяной гроб. Она нахмурилась и пожаловалась во сне:

– Холодно.

Осмелевшая маленькая рыбка-дух подалась вперед в попытках разглядеть лицо девушки в ледяном гробу. Ее спутник поспешно оттащил ее назад и надавил на затылок, вынуждая склонить голову. Но рыбке все еще было любопытно, поэтому она снова вскинула голову, пытаясь подглядеть.

Владыка тем временем снял верхние одежды и накинул их на Фэнцзю. Он держал ее руки в своих, пока те не перестали дрожать, а затем успокаивающе прошептал:

– Будь умницей и подожди здесь немного. Я вернусь за тобой чуть погодя.

Затем он пригладил ее растрепавшиеся волосы и повернулся к стоящим на коленях рыбкам-духам.

– Я доверяю ее вам. Присмотрите за ней.

Он не повысил голоса, но духи рыб в заводи склонили головы еще ниже в знак почтения, почти благоговения. Голоса их дрожали от страха, но говорили все, никто не посмел отмолчаться: