Я тогда не придал значения этому разговору, но, придя на вокзал, увидел большую толпу, собравшуюся на платформе для импровизированного митинга. Проталкиваясь сквозь нее к своему вагону, я остановился, чтобы послушать, о чем идет речь. Невысокий интеллигентного вида мужчина в длиннополом пальто воодушевленно вещал с подножки вагона о необходимости скорейшего завершения войны, передачи всей власти Советам, национализации земли и средств производства. Слушали его, буквально раскрыв рты. И оно того стоило. Харизма у оратора была мощная, говорил он уверенно и весьма убедительно. Я тоже заслушался. Худощавый мужчина, с которым мы недавно пересекались на одном из митингов, стоявший чуть наособицу, переводил его речь на финский для тех, кто не знал русского языка. Когда агитатору начали задавать вопросы, я протиснулся поближе и спросил, на каких условиях, по его мнению, можно будет остановить войну. Он ответил, что нужно категорически отказаться от поддержки Временного правительства в войне против Германии и заключить с немцами мир без аннексий и контрибуций.

Потом, устроившись в своем вагоне, я спросил у подсевшего ко мне финского социал-демократа, только что подвизавшегося в качестве переводчика, о том, кто этот мужчина с бородкой клинышком, выступление которого мы сейчас слушали.

– Это Ленин, член ЦК партии большевиков. Один из самых известных деятелей революционного движения. Он сегодня вернулся в Россию из вынужденной эмиграции. Это для встречи с ним мы приезжали из Гельсингфорса.

– Первый раз слышу о таком человеке.

– Вы, видимо, не большевик?

– Да, я пока не определился с партийной принадлежностью.

– Пора определяться. Вы ведь, если мне память не изменяет, из 106-й дивизии? У вас там в комитете вроде бы большевики верховодят?

– Только в 423-м полку. В остальных полках и Дивизионном совете – эсеры. Разрешите представиться: Свечников Михаил Степанович, начальник штаба 106-й дивизии, член Дивизионного комитета.

– Куусинен Отто Вильгельмович, – ответил мой собеседник, приподнимая шляпу.

– Вы хорошо говорите по-русски, жили в России?

– Нет, русский язык я изучал в Гельсингфорсском университете как иностранный и потом имел не слишком большую практику.

– И при этом говорите почти без акцента. Отто Вильгельмович, вы мне не поможете? Я в Великом княжестве Финляндском недавно и финского языка почти совсем не знаю. А он мне нужен для работы. Не подучите меня немного?

– С удовольствием! Вы какими языками владеете?

– Только французским и немецким. В академии изучал.

– Это хорошо, третий иностранный обычно намного легче дается.

Несколько часов, которые мы ехали до Улеаборга, пролетели незаметно. Оказалось, что у нас с Отто много общего: родились в один год, рано потеряли отцов, поднялись с самых низов на весьма приличный уровень (Куусинен дважды избирался в Сейм), получили блестящее образование (я учился в академии только на весьма хорошо и отлично, поэтому закончил ее по первому разряду и был оставлен на дополнительный курс).

Мы быстро перешли на «ты», а потом постепенно на финский. Выучить язык за эти несколько часов я, конечно, не смог, но понимать смысл фраз научился. И даже мог с грехом пополам объясниться. По крайней мере, финны на платформе Улеаборга меня поняли и показали, как пройти в расположение 423-го полка.

Тогда я не придал большого значения этим встречам и почти никому о них не рассказывал. Между тем, они кардинально изменили всю мою дальнейшую жизнь.

В этот день произошло еще одно событие – Временным правительством я был произведен в полковники. Но узнал я об этом только через два дня, когда вернулся в Таммерфорс.

Из Улеаборга я выехал в Николайштадт, где имел продолжительную беседу с прапорщиком Юшкевичем – большевиком, возглавлявшим полковой комитет 423-го полка. Ему я сообщил о приезде в Россию Ленина и попросил рассказать мне о нем и РСДРП, совместив это, чтобы никого не смущать, с рекогносцировкой в городе и его окрестностях.

Николайштадт был немаленьким городом, поэтому Юшкевич предложил осуществить конную рекогносцировку. Уточнив перед этим, хорошо ли я держусь в седле. Тут я его слегка осадил:

– Получше некоторых, прапорщик. Я ведь станичник с Дона. Поэтому в седле с самого детства. И после Николаевского училища долго служил в казачьих войсках. Начиная с хорунжего и заканчивая подъесаулом. Потом, после академии, еще год командовал сотней в первом Донском казачьем полку.

– Впечатляюще. Тогда мы с вами, пожалуй, и по окрестностям прокатимся.

В общем, посмотрели все запланированное и немного сверх этого, так что в городе и его окрестностях я теперь хорошо ориентировался, что в дальнейшем мне очень сильно пригодилось.

Юшкевич пожаловался, что местная молодежь из зажиточных землевладельцев начала объединяться в отряды шюцкора – военизированной организации, на словах считающейся спортивным обществом. Фактически же это были прямые наследники разогнанного в 1906 году «Союза силы», организации насквозь антироссийской и контрреволюционной. Эти отряды в основном получали оружие из Швеции, но не гнушались и нападениями на российские посты и небольшие команды.

Я учел полученную информацию, но, к сожалению, не придал ей тогда большого значения. Потом мы долго обсуждали цели и программы различных революционных партий. Юшкевич рассказывал о Ленине, цитируя наизусть некоторые места из его работ.

Разговор оказался содержательным и весьма продуктивным, и в Таммерфорс я вернулся на следующий день уже политически подкованным.

Отчитавшись о результатах поездки перед командиром дивизии, я договорился с ним, что в следующее воскресенье точно таким же образом посещу Раумо и Або, проинспектировав гарнизоны 421-го полка.

В дальнейшем, бывая по служебной необходимости в Гельсингфорсе, я старался находить время для общения с Куусиненом, который, как оказалось, был одним из основателей финской социал-демократической партии. И после каждой встречи мой финский становился все лучше и лучше. Теперь я уже был способен не только спросить дорогу, но и некоторое время поддерживать разговор. Это значительно облегчало общение с местным населением, зачастую не знавшим русского языка (или, что тоже случалось нередко, делающим вид, что не понимает по-русски), и в последующем весьма способствовало успешному проведению занятий по строевой и стрелковой подготовке с финскими красноармейцами.

Глава 2. Осенние знакомства (За пять месяцев до дня «Д»)

Генерального штаба полковник Михаил Степанович Свечников, выборный начальник 106-й дивизии

В середине лета 1917 года в Гельсингфорс для ведения агитационной работы среди солдат Северного фронта и моряков Балтийского флота был направлен член Военной организации при ЦК РСДРП(б) Владимир Александрович Антонов-Овсеенко (кличка Штык). Высокий, черноволосый, с небольшими аккуратными усиками над верхней губой, он был бы похож на Гоголя, если бы не очки с круглыми стеклами. Владимир Александрович имел военное образование, звание подпоручика, но в армии после окончания училища служил всего один год. Немного, конечно, но вполне достаточно для того, чтобы разбираться в военной специфике. Мы с ним быстро сошлись и в дальнейшем работали рука об руку.

Вскоре Антонова-Овсеенко арестовали и посадили в «Кресты», но спустя месяц с небольшим он вышел на свободу и вернулся в Гельсингфорс, теперь уже в качестве комиссара при генерал-губернаторе Великого княжества Финляндского.

К этому времени во всех воинских частях, расквартированных в Великом княжестве Финляндском, прошли выборы командиров. 9 сентября на заседании революционного комитета Таммерфорса я на основании резолюции Дивизионного комитета от 2 сентября был единогласно утвержден начальником 106-й дивизии.

В последующие дни мы с председателем Дивизионного комитета участвовали в двух заседаниях III Областного съезда депутатов армии, флота и рабочих Великого княжества Финляндского, который проходил в Гельсингфорсе. Подавляющим числом голосов на съезде была принята предложенная большевиками резолюция о том, что власть должна перейти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства. На этом съезде председателем исполкома Областного комитета был избран Ивар Тенисович Смилга. Поистине уникальный революционер, ставший членом РСДРП в 1907 году, четырнадцати лет от роду. Летом 1917 года, вернувшись из сибирской ссылки, он был избран в ЦК РСДРП. В 24 года! В дальнейшем мы с ним работали в плотном контакте.

Вскоре после этого Антонов-Овсеенко привел меня и Куусинена в ничем не примечательный дом, чтобы познакомить с человеком, который, будучи на нелегальном положении, скрывался в квартире Густава Семеновича Ровио, еще в апреле 1917 года назначенного начальником милиции Гельсингфорса.

Хорошо разбираясь в разведывательной и контрразведывательной деятельности, основы которых нам читали на дополнительном курсе академии, я не мог не оценить всю прелесть и глубину задумки финских революционеров. Квартира полицмейстера – это самое последнее место, где будут искать человека, объявленного в розыск Временным правительством.

По узкой винтовой лестнице мы поднялись на пятый этаж. Антонов-Овсеенко выстучал по двери условный сигнал, и нам открыли.

– Познакомьтесь, – сказал, проходя в комнату, наш провожатый. – Это Константин Иванов.

Широкоскулое лицо Иванова с характерным прищуром глаз сразу показалось мне знакомым. Я мысленно пририсовал ему усы и бородку клинышком и убедился в правильности своей догадки. На лице моего визави также проступило узнавание:

– Мы с вами раньше нигде не встречались?

– Встречались, Владимир Ильич. Второго апреля в Торнео. Я вас тогда спрашивал о том, как можно будет остановить войну. Разрешите представиться. Свешников Михаил Степанович, Генерального штаба полковник, выборный начальник 106-й дивизии. С мая этого года член вашей партии.

– Здравствуйте, господин полковник, так вроде бы вас теперь принято величать? – спросил Ленин, протягивая мне руку.

– Будем знакомы, Владимир Ильич, – я крепко пожал ему руку. И не нужно никаких господ, давайте просто по имени-отчеству.

– Вы тоже были в Торнео? – спросил Ленин у Куусинена.

– Был, Владимир Ильич. В делегации от Гельсингфорсского совета. Я переводил ваши слова для тех, кто не понимал по-русски. Моя фамилия Куусинен. Отто Вильгельмович Куусинен.

– Здравствуйте, Отто Вильгельмович. Я вас вспомнил.

Они пожали друг другу руки, после чего мы все трое уставились на Антонова-Овсеенко и дружно рассмеялись. Такого растерянного лица я у него не видел еще ни разу.

– Эх вы, конспиратор, – пожурил его Ленин. – Успокойтесь, ничего страшного не случилось. Они ведь никому не расскажут об этой встрече?

– Не беспокойтесь, Владимир Ильич, никому не расскажем, – твердо пообещал я. И сдержал это обещание. Никому не рассказывал. А люди гадали потом, почему я звоню и телеграфирую Ленину напрямую через головы начальства?

– Раз так, я сейчас чайник вскипячу, – сказал Ленин. – Попьем чайку и обсудим, как нам организовать вооруженное восстание. Сначала в Петрограде, а потом и здесь, у вас.

– У меня тут кое-что к чаю имеется, – заявил Антонов-Овсеенко, развязывая сидор. – Пирог с зайчатиной.

– С зайчатиной – это хорошо, – обрадовался Владимир Ильич. – Мы в Шушенском пекли с зайчатиной. Давно это было. Эх, сейчас бы с ружьишком да на охоту…

Мы тогда очень плотно вчетвером посидели. Решили, что для силовой поддержки восстания в первую очередь будем привлекать Центробалт, а во вторую, если это потребуется, – мою дивизию. Придумали условный сигнал для Гельсингфорсского комитета – телеграмма с просьбой выслать устав.

Потом можно будет выйти из войны, заключив мир с Германией, и неторопливо заниматься всем остальным, в частности, Великим княжеством Финляндским. Теперь Россия будет помогать своим соседям. Вплоть до победы мировой революции.

Поговорили и об армии. О том, как лучше ее реформировать после социалистической революции. Я объяснял, что даже если полностью уйти от призыва и формировать армию исключительно на добровольной основе, профессионалы в ней все равно будут востребованы. Поэтому в процессе демобилизации надо вдумчиво подойти к селекции офицерского корпуса, отбирая из общей массы тех, кто проявил себя с лучшей стороны во время боевых действий и не противопоставлял себя солдатской массе, а, наоборот, воодушевлял ее своим примером.

Возможно, после победы мировой революции нужда в армии вообще отпадет. Но это произойдет еще очень нескоро. А в ближайшие годы военспецы, как можно называть примкнувших к революции офицеров, будут стране чрезвычайно полезны, поэтому надо их не отталкивать, а по возможности привлекать на свою сторону.