Эта небылица пришлась Строгановым весьма кстати при их возвышении, поскольку знатное происхождение служило в былые времена важным дополнением к богатству. Легенда об «изстроганном» Спиридоне возникла в петровское время. Григорий Дмитриевич Строганов спонсировал многие царские проекты, состоял с царем в переписке и, даже позволял себе давать царю советы, но при этом и сам он, и его родственники носили звание «именитых людей», возвышавшее над простонародьем, но не дававшее дворянского благородства. Это звание было пожаловано Строгановым в 1610 году царем Василием Шуйским в благодарность за военную и финансовую поддержку. Мало того что звание «именитых людей» было из категории «ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса», так еще и пожаловал его царь, которого Романовы считали «ненастоящим» в ряду с другими предшественниками Михаила Романова – Борисом Годуновым и Лжедмитрием I. Был смысл записаться в рюриковичи-чингизиды, глядишь, от царя-батюшки и княжеский титул перепадет…

Забегая вперед, скажем, что князьями Строгановы так и не стали, «застряли» в графах. Впрочем, оно и к лучшему. С одной стороны, в российской иерархии княжеский титул стоял выше графского, а с другой – после того как в 1801 году Грузия присоединилась к Российской империи, княжеский титул существенно «девальвировался». Причина подобной «девальвации» заключалась в том, что княжеские титулы получили не только владетельные правители мтавари и крупные феодалы эристави, но и стоявшие ниже их многочисленные тавади. Ниже тавади находились азнавуры, лично свободные люди. Логичнее было бы пожаловать тавади дворянское достоинство, а азнавуров отнести к «вольным людям», однако же азнавуров приравняли к дворянам и, таким образом, тавади поднялись до князей. В результате количество княжеских родов в Российской империи возросло более чем вдвое. Согласно данным, приведенным в энциклопедии «Отечественная история», к концу XIX века пятьдесят шесть процентов всех княжеских фамилий составляли грузинские княжеские роды. И это при том, что в Тифлисской губернии проживало менее одного процента населения империи.

Но давайте вернемся к героям нашего повествования и их корням. «События же времен [Дмитрия] Донского так подробно описаны летописцами, что трудно понять, отчего они умолчали о столь замечательной смерти зятя великого князя, – пишет в «Исторических сведениях о Строгановых», опубликованных в 1827 году, видный пермский краевед Федот Алексеевич Волегов. – Да и фамилия Строгановых, имея прародительницею великую княжну, заняла бы почетное место при царском дворе, чего, однако ж, не было».

Волегов родился в семье крепостного крестьянина, но благодаря своей одаренности сумел достичь высокого положения – с 1836 по 1856 год он был управляющим огромным пермским имением Строгановых. Свободное от работы время Федот Алексеевич посвящал изучению истории родного края, которая была неразрывно связана с историей рода Строгановых, а также лингвистическим исследованиям. В частности, он составил первый пермяцко-русский словарь, дополненный «Сводом некоторых слов русских, пермяцких, зырянских, вотяцких и чувашских». Помимо написания «Исторических сведений о Строгановых», Волегов составил историко-статистические таблицы на Пермское строгановское имение и сделал критический разбор опубликованного в Петербурге в 1842 году труда Николая Герасимовича Устрялова «Именитые люди Строгановы». Устрялов был маститым историком – академиком, профессором Петербургского университета и автором гимназических учебников по истории. Авторитет его казался непоколебимым, и неудивительно, что именно ему графиня Софья Владимировна Строганова заказала историю своего рода (точнее, рода, ставшего для нее своим, поскольку от рождения она была Голицыной). Заказанное всегда пишется «под заказчика», в частности, историю с «изстроганным» Спиридоном Устрялов преподнес читателям как достоверную. К слову, любой знаток монгольских обычаев сразу же поймет, что легенда о ханском сыне является выдумкой. Согласно поверьям монголов, наиболее благоприятным способом казни было убийство без пролития крови, поскольку с кровью из тела уходила душа, лишая тем самым казненного шансов на перерождение. Казнь без пролития крови была наследственной привилегией всех чингизидов. Вдобавок считалось несообразным пролитие «благородной» крови на «грязную» землю. Даже в великом гневе ордынский хан не мог приказать «строгать» родного сына.

По Волегову, «именитые люди Строгановы происходят просто из богатых граждан бывшего Великого Новгорода, не принимавших участия в борьбе с Московским царем за вольность Новгородскую…»^[2], и полагается родоначальником сей знаменитой фамилии почетный и богатый гражданин бывшего Великого Новгорода Спиридон, живший во времена Вел. Кн. Дмитрия Иоанновича Донского и по родословной табели, составленной в 1722 году, показанный под годом 6903 (1395)».

Далее Волегов перечисляет потомков Спиридона, начиная с его сына Козьмы. Оно бы и хорошо, только вот каких-либо документов, подтверждающих новгородское происхождение Строгановых, у нас нет, есть только слова уважаемого пермского краеведа. Более того, версию о новгородском происхождении отрицал весьма сведущий в истории граф Сергей Григорьевич Строганов, который не только учредил первую российскую рисовальную школу, но и был инициатором основания Императорской археологической комиссии, а также почетным членом Императорского Русского исторического общества. В одном из своих писем Сергей Григорьевич упоминает о том, что Строгановы происходят из Вологодской губернии, где и поныне живут их однофамильцы, с некоторыми из которых Сергей Григорьевич был знаком лично.

Андрей Введенский считал, что «аргументация историков, выводящих с той или иной степенью уверенности Строгановых из Новгорода, отличается во многом неясностями, неубедительностью и недоказуемостью ряда своих положений, почему является, естественно, необходимость пересмотра заново этого вопроса в его целом».

Важное место в истории рода Строгановых занимает внесение выкупа за освобождение великого князя московского Василия Темного из татарского плена. Федот Волегов сообщает, что внук Спиридона Лука Козьмич «сделался достопамятным в отечественной истории тем, что В[еликого] К[нязя] Василия Васильевича Темного выкупил из плена татарского, как это засвидетельствовал царь Васил. Иоанн. Шуйский в грамоте, данной Максиму Яковлевичу и Никите Григорьевичу Строгановым 24 марта 7118 (1610) года. В Новгородском летописце сказано, что за этот выкуп “царь Ахмет взял двести тысяч рублей, а иное Бог весть”».

Великий князь московский Василий Васильевич Темный, он же Василий Второй, действительно был взят в плен казанскими татарами в сражении под Суздалем в июле 1445 года. Вместе с князем Василием был пленен его двоюродный брат, князь верейский Михаил Андреевич. В октябре того же года князья были выкуплены из плена. Ни в Новгородской, ни в Псковской, ни в Никоновской летописях, сообщающих о пленении Василия Темного, нет упоминания о Строгановых. «…но об участии Строгановых есть позднее свидетельство, в справедливости которого нет оснований сомневаться, – пишет Введенский, – т. к. оно содержится в царской грамоте Вас. Шуйского от 24 марта 1610 г. … В этой грамоте «правительство, по своей инициативе, обращаясь к богатым купцам [Строгановым] с просьбой ссудить взаймы денег на жалованье ратным людям и приведя ряд аргументов для морального воздействия на совесть и патриотизм купцов, вроде таких: “Вашим вспоможеньем… милости от Бога сподоблены будете, а от нас великое жалованье и честь примете и ото всех людей похвалу получите”… между прочим правительство прибегает и к такому аргументу: “попомните в прежних временах Великого князя Василья Васильивича окупили ис полону, какой великой чести сподобились”».

Введенский резонно сомневается в том, что Строгановы были способны внести выкуп целиком: «Всей суммы в 200 тысяч рублей, или, если верить псковской летописи, суммы в 29 500 рублей Строгановы, конечно, не вносили. Во-первых потому, что такая сумма для середины XV в. огромна и сомнительно, чтобы частное лицо, хотя бы и из рядов богатого купечества, имело в своем распоряжении такую большую сумму, вспомним, что немного ранее, в 1441 году, Новгород не без труда откупался от того же Василия Темного 8 000 руб., а в 1471 г. Иван III взял с того же Новгорода 16 000 р. Эти суммы были тягостны для оплаты богатому городу, имевшему у себя много крупнейших капиталистов купцов, и, конечно, цифры в 200 тысяч рублей и в 29 500 р. были явно непосильны и Строгановым в XV в. Затем, если бы Строгановы внесли весь откуп, то это обстоятельство, как выдающееся событие своего времени, было бы замечено и отмечено хотя бы одним из летописцев, но летопись, как мы знаем, имя Строгановых и не упоминает. Поэтому мы считаем правильным старое мнение Карамзина, которое он, правда мимоходом, высказал в одном из своих примечаний: “…один из предков (Строгановых)… участвовал в сем выкупе, который дорого стоил всему Московскому государству”, в противовес мнениям тех историков, которые всю уплату приписывают Строгановым».

Участие Луки Кузьмича или какого-то другого Строганова в выкупе Василия Темного свидетельствует о том, что в то время Строгановы проживали во владениях великого князя московского. Действительно, с чего бы новгородским купцам, оказавшимся в Москве по торговым делам, предоставлять собственные средства для освобождения враждебного Новгороду правителя? Абсолютно незачем. Новгородцы жили по принципу «чем на Москве хуже, тем для нас лучше».

Так откуда же взялся Новгород в истории рода Строгановых? «Если и был, действительно, эпизод с жительством в Новгороде, – пишет Введенский, – то он мог быть временной поездкой по торговым делам с затяжным жительством в этом городе. Такие примеры в истории семьи мы знаем из XVI–XVII вв., когда в интересах развития своего предприятия ряд членов фамилии, например Аника, Яков, Григорий, Никита и Максим Строгановы подолгу живут в отлучке из своего родового гнезда в Соли-Вычегодской, в своих Пермских вотчинах, в Москве и др. городах. Правда, есть одно соображение, которое допускает возможность такого переезда из Москвы в Новгород с полным отрывом от московской почвы, и это соображение заключается в том, что обычно в истории фамилии Строгановых перемещение центра тяжести хозяйственных интересов торгового дома вело и к перемещению, правда временному, и местожительства руководителей фирмы. В XV в. интересы управления растущего хозяйства вызвали перемещение фамилии из Москвы в Сольвычегодскую, в XVI в. из Сольвычегодска в Пермские вотчины, а во второй половине XVII в. из Соливычегодской опять в Москву, XVIII же век уже переместил Строгановых в Петербург. Не могли ли эти мотивы быть действенными и для XV века, когда, согласно Икосовской^[3] редакции родовой легенды, мы имеем отрыв фамилии от Москвы и ее переселение в Новгород? Вряд ли, ведь обычно опять-таки Строгановы оставляли своей деятельностью в тех местах, где они жили, неизгладимые следы энергичной предпринимательской своей работы в виде ли освоенных земельных территорий, основанных промыслов, худой памяти у населения об их эксплуататорской, стяжательной политике, в виде ли оставшихся в местных монастырях и церквах своих фамильных синодиков о поминовении родителей, вкладов церковной утварью, книгами и деньгами. Никаких, буквально никаких, и намеков на подобного рода следы о своей былой жизни и деятельности Строгановы за новгородский период своей жизни здесь не оставили. Правда, срок их жизни был краткий, всего 15–17 лет, но такие же короткие сроки их предпринимательской деятельности во всех других местах, например, на далекой Коле и Нявдеме в XVI в. и др. все же оставили по себе прочные результаты. Так что и это соображение о возможности переезда в Новгород относительно Строгановых падает, трудно допустить, чтоб ни один документ из довольно большого семейного архива у Строгановых не сохранил об этом воспоминаний».

Подробно рассмотрев все материалы, касающиеся происхождения Строгановых, Андрей Введенский пришел к двум выводам.

Вывод первый – Строгановы не новгородцы.

Вывод второй – в начале ХVІ века «мы явственно обнаруживаем Строгановых как крестьян-промышленников и солеваров Устюжского уезда, постепенно богатеющих, выходящих в сословие гостей, служилых людей». Это то, что известно достоверно и от чего надлежит отталкиваться историкам. На вопрос, откуда взялись в Устюжском уезде крестьяне Строгановы, ответа нет.