Такси чужих историй. До конца поездки осталось найти настоящего себя (страница 2)
Страх уже отступил, но сердце еще колотилось как бешеное. Сложно было поверить, что нашелся дурак, не знающий, что по городу можно ездить только с ближним светом. Еще и так гонять!
Самокатчик, пьяницы, бардак в машине, вонь пива и дешевого парфюма, ноющая рука – все слилось в один сплошной ком тоски под ребрами. Максим мечтал только о том, чтобы наконец заглушить двигатель, открыть дверь своей квартиры и упасть лицом в подушку. В голове стучало: «Домой. Просто домой».
Машина разогналась, и, прежде чем Максим успел что-то понять, раздался новый звук – сухой, четкий чпок. Руль дернулся в руках, чуть не выскользнув.
– Черт…
Макс еще надеялся, что это просто камень, отскочивший от днища. Но стремительное «ш-ш-ш-ш» из-под переднего колеса не оставляло иллюзий. Датчик давления мигнул желтым, потом красным. Машина кренилась набок, и Максим, стиснув зубы, потянул на себя ручник.
Он заглушил мотор. Повисла тишина. Только ветер скребся о фонарные столбы, да где-то вдалеке выла то ли сигнализация, то ли сирена.
Максим вышел, хлопнув дверью. Воздух пах асфальтом, бензином и, может, грозой. Макс сжал губы: он ведь думал, что хуже уже быть не может. Но новый день, видимо, не задался с новым рвением.
За что только ему такая череда невезений?
Правое переднее колесо осунулось, как лицо шарпея, как растаявшее мороженое на солнце. Гвоздь с большой шляпкой торчал из протектора, даже не пытаясь спрятаться.
– Ну конечно. – Максим пнул покрышку и задрал голову.
На перекрестке, где горел одинокий желтый фонарь, ветер крутил целлофановый пакет, и тот метался как призрак. На лицо падала мелкая морось, с каждой секундой становясь все крупнее и крупнее. Чернильное небо разверзалось слезами.
Вскоре холодный дождь уже стекал по шее Максима, заползал под воротник тонкой куртки и медленно, с издевкой, пробирался вдоль позвоночника. Макс наконец опомнился и полез в багажник за инструментами.
Он встал на колени прямо на мокром асфальте, и лужа ледяной воды просачивалась через ткань джинсов, но думать об этом было некогда. Чем быстрее он поменяет колесо, тем быстрее окажется дома.
Обычный ржавый гвоздь, торчащий из протектора, только что сделал этот день еще более незабываемым.
Макс даже ухмыльнулся от этой мысли: сколько раз за сегодня он успел подумать, что хуже не будет? Но судьба снова и снова принимала вызов.
Максим сжал гвоздь в пальцах, почувствовал шершавую металлическую текстуру, и что-то внутри него екнуло: сегодняшний день, должно быть, специально собирал все возможные неприятности, чтобы вывалить их на него в последний момент, проверить на прочность, извалять в грязи, поиздеваться.
Дождь барабанил по крыше машины, по капоту, по спине Максима. Ветер швырял капли воды прямо в лицо, а редкие проезжающие мимо автомобили освещали его на мгновение, будто насмехаясь: «Вот он, неудачник».
Металл домкрата был холодным и мокрым. Первая попытка установить его закончилась неудачей: домкрат соскользнул, царапнув краску. Максим стиснул зубы, вытер лицо влажным рукавом, но это не помогло – дождь тут же залил глаза снова.
– Ну давай же, черт возьми…
Со второй попытки домкрат заскрипел и машина с неохотой приподнялась. Максим торопливо открутил болты – пальцы не слушались, ключ норовил выскользнуть. Один болт никак не поддавался, будто прикипел намертво. Максим встал, наступил на ключ всем весом, почувствовал, как мышцы спины натягиваются, как болью отдает в поясницу.
– Ну же! – Он несколько раз ударил ботинком.
Болт сдался с резким скрежетом, со звоном упал ключ.
Запаска была не новая, протектор почти стерся, но сейчас это не имело значения. Максим насадил колесо на место, торопясь, потому что домкрат пугающе поскрипывал под весом машины, словно предупреждая: «Я не вечен».
Последний болт. Руки дрожали от напряжения. Где-то вдали прогрохотал гром, и дождь усилился, превратившись в сплошную стену воды.
Свет фар выхватил сгорбленную фигуру Максима и остановился рядом. Незнакомая машина замерла, а стекло чуть опустилось.
– Нужна помощь? – прокричал низкий мужской голос.
Максим даже не обернулся.
– Сам справлюсь.
– Точно, мужик?
– Не видишь, я закончил уже?!
– Да как хочешь, – хмыкнул незнакомец, и голос утонул в шуме дождя.
Фары медленно уплыли в темноту.
Максим затянул последнюю гайку, опустил домкрат. Машина осела, приняв вес на новое колесо. Макс наконец-то разогнулся, снова вытер лицо рукавом, но это было бесполезно – он уже промок насквозь.
Максим бросил пробитое колесо в багажник и с облегчением хлопнул крышкой.
Остаток пути домой он ехал медленно, прислушиваясь к подозрительному шуму запаски. Но колесо держалось. Как и он.
В подъезд Максим заходил еле живой. С него капало, оставались следы на ступеньках. Доползти бы до второго этажа – дальше даже мысль не шла. По одному крошечному действию за раз, по одному шажку, чтобы сил хватило.
Ключ застрял в замке, будто тоже решил поиздеваться над Максимом в этот бесконечно долгий день.
С третьего рывка дверь наконец поддалась, впуская хозяина в темную прихожую. Он не стал включать свет – слабого отблеска уличного фонаря за окном хватило, чтобы разглядеть знакомые очертания вешалки, тумбочки, своих же ботинок, оставленных утром в спешке.
Максим скинул куртку, и она шлепнулась на пол мокрым бесформенным комком. Джинсы полетели следом. На полу оставались разводы. Закинет все в стиралку утром.
Душ.
Сейчас только душ.
Горячая вода обожгла кожу, но Максим даже не дрогнул. Встал, опустив голову, позволив струям бить по затылку, по плечам, смывая дорожную грязь, пот, запах, весь этот проклятый день. Пар затянул стекло кабины, и Макс провел по нему ладонью. На мгновение в мутном отражении мелькнуло чужое лицо – осунувшееся, с темными кругами под глазами.
– Сорок один год этой долгой жизни… чтобы стоять здесь одному и жалеть себя?
Мыло выскользнуло из рук, упало под ноги. Максим не стал наклоняться – просто растер пену по телу и волосам, чувствуя, как под пальцами проступают ребра, впадина живота. Тело, которое когда-то было крепким, теперь казалось ему чужим, изношенным, как та самая запаска в багажнике.
Он закрыл глаза, но это не помогло – перед ними снова всплыли пьяные рожи в салоне, липкое пятно на полу, одинокий гвоздь в резине.
Сквозь шум воды Максу казалось, он слышит тишину. Абсолютную тишину пустой квартиры. Никто не спросит, как прошел день. Не скажет: «Переоденься, простудишься», не предложит горячего чаю с печеньем или пирогом.
Максим открыл глаза и резко повернул кран. Последние капли упали на поддон с тихим стуком. Он не стал вытираться насухо, просто натянул треники и футболку с выцветшим принтом, которую когда-то купил на местном музыкальном фестивале. Макс выбрался из ванной комнаты, оставив за спиной клубы пара, которые медленно растворялись в прохладном воздухе квартиры.
Он прошел в гостиную, взял пульт и подбросил в руке, будто оценивая, потом нажал кнопку включения, и по комнате потек равномерный голос диктора. Макс переключил канал – попал на рекламу, переключил снова. Пока в конце концов не остановился на выступлении какого-то модного в столице стендапера.
Шутки не вызвали даже легкой улыбки, и все же, сбросив оцепенение, Максим прошел на кухню. Он не вслушивался в выступление молодого и амбициозного парня, просто ему нравилось слышать рядом чей-то голос.
Холодильник гудел, будто жалуясь на пустоту внутри. Когда Максим открыл дверцу, то нашел лишь полупустую пачку замороженных наггетсов и банку маринованных огурцов, плавающих в мутном рассоле. Он потрогал упаковку из морозилки – ледяная, слипшаяся. Сил жарить эту резиновую ерунду у него не было.
Максим вернулся в комнату, погасил свет и повалился на диван, вжавшись лицом в подушку. Телевизор мерцал в темноте, отбрасывая разноцветные отсветы на потолок. За стеной соседка включила музыку. Женщина работала в продуктовом через дорогу – Макс помнил ее правильное лицо с большой родинкой на скуле – и всегда вставала рано, чтобы получить партию свежеиспеченного хлеба еще до открытия магазина. От этой мысли желудок закрутило еще сильнее.
– Что за день-то такой…
Максим перевернулся на спину, прикрыв глаза рукой. Блики телевизора все еще мерцали где-то рядом с уставшими веками.
Мысли кружились в голове, как густая первая пыльца в мутной луже.
За окном просыпался город, люди спешили на работу и учебу, ссорились и мирились, влюблялись и расходились. А здесь был только он и его дыхание, ровное, монотонное, как стук капель по подоконнику.
Максим провел ладонью по лицу, ощущая щетину, которая отросла за день и начинала колоться.
– Когда я в последний раз брился на свидание?
Память услужливо подкинула обрывки воспоминаний – девичий смех, теплые пальцы в его волосах, цветочный запах духов, – которые теперь казались лишь плодом воображения. Это было так давно, что уже стало похоже на чужую жизнь.
Максим перевернулся на бок, уткнувшись лицом в спинку дивана. Ткань пахла пылью и одиночеством. Надо бы пропылесосить. По телевизору началось какое-то другое шоу, теперь женский и мужской голос сменяли друг друга.
– Почему все так?
Вопрос повис в воздухе, раздражающе бесформенный и ненужный, как паутина на балконе.
Максим закрыл глаза, но теперь сон не шел. От усталости ломило руки и ноги. Перед ним снова всплывали лица – знакомых водителей, которые после смены торопились домой к семьям, случайных прохожих, обнимающихся на остановках, веселых детей и любящих родителей, спешащих им навстречу.
Все они были частью чего-то большего.
А он – нет.
Где-то вдалеке завыла сирена. Максим прислушался, следуя за звуком, пока тот не растворился в ночи.
Он потянулся к телефону, включил экран. Никаких уведомлений, только часы указывали на безбожно сбитый режим.
Максим швырнул телефон на кресло, где тот мягко плюхнулся в груду нестираных вещей.
– Завтра.
Он повторил как мантру:
– Завтра что-нибудь изменится.
Но глубоко внутри он знал: не изменится.
Утро принесет тот же завтрак в одиночестве, те же дороги по городу, те же пустые разговоры и шум радио в машине.
А ночью он снова окажется здесь, на этом диване, и будет слушать, как по телевизору несмешно шутят неизвестные ему люди.
Максим натянул одеяло на голову, свернулся калачиком и изо всех сил постарался перестать себя жалеть.
Глава 3
Неожиданный друг
Максим проснулся днем. Заварил себе кофе покрепче и первым делом снова написал в службу поддержки, но так и не смог добиться справедливости. Рука до сих пор побаливала, но уже не так сильно, чтобы собраться к врачу. Максим сидел у окна, бесцельно присматриваясь к прохожим. Где-то хлопнула дверь, зашипели тормоза автобуса, резиновые сапожки звонко прошлепали по мокрому тротуару.
За ночь дождь отходил по крышам и асфальту так яростно, что город казался вымытым, новым. Даже воздух за открытой форточкой дрожал прозрачной свежестью.
Снег давно сошел, но только сейчас, после весеннего ливня, навстречу теплым лучам солнца начала распускаться листва, преображая улицы и скверы. Максим чувствовал, как что-то внутри него тоже тянулось к свету, неуверенно, как те первые ростки.