Сьюзан Доминус: Успех ребенка – предопределенность или воспитание?

Published by arrangement with Elyse Cheney Literary Associates LLC and The Van Lear Agency LLC

Перевод с английского Ольги Мозгуновой

Copyright © 2025 by Susan Dominus: “Published by arrangement with Elyse Cheney Literary Associates LLC and The Van Lear Agency LLC”

© ООО Издательство «АСТ», 2025

* * *

Моим мальчикам

Предисловие

Можно сказать, что написанием этой книги я начала заниматься еще с тех пор, как училась в четвертом классе. Именно тогда мои родители отправились в одну из многочисленных двухнедельных поездок по работе отца, оставив меня с близкими друзьями семьи в их просторном трехэтажном доме в викторианском стиле. Дом был расположен всего в нескольких кварталах от нашего, но обычаи и распорядок там были совсем другими. В нашей семье после ужина было принято вместе смотреть ситкомы эпохи 80-х. Точно не помню, чем именно перед сном занимались трое сыновей наших друзей, но телевизор, который стоял в комнате рядом с кухней, всегда был выключен. По ночам их мама, тетя Гейл, как я ее называла, часто сидела в этой комнате и читала до глубокой ночи. Она все время сидела неподвижно, лампа ярко освещала тяжелую книгу, лежавшую у нее на коленях.

Разница в семейных привычках становилась еще более заметной за ужином. Как правило, мои родители обсуждали работу отца, пока мы с братом и сестрой жевали свою еду, дурачились или в очередной раз дискутировали о том, почему сестре всегда достается место в углу. В доме, где я гостила, после изысканной трапезы отец семьи откладывал вилку, поднимал глаза на одного из сыновей и либо расспрашивал его о каком-нибудь недавнем событии, либо задавал придуманную на ходу математическую задачку, например, такую: из города А в 7:00 вылетает самолет со скоростью столько-то миль в час, а в другое время из города В вылетает другой самолет, который летит с такой-то скоростью, – в какой точке самолеты встретятся? Сыновья должны были самостоятельно найти решение в уме. Такие математические разминки доставляли мне массу удовольствия до того вечера, пока хозяин дома не задал подобный вопрос мне. После мучительно долгого молчания, когда в голове у меня было совершенно пусто, я просто разрыдалась.

Как единственной девочке в доме, мне потакали и даже немного баловали меня, но я все равно выдохнула с облегчением, когда наконец вернулись мои родители. В мою жизнь вернулись более понятные правила, которые они просили соблюдать за столом: помыть за собой тарелку или жевать с закрытым ртом. В то же время я стала задумываться и о других домашних традициях, которые теперь были мне известны, о том, насколько разнообразной может быть семейная культура с точки зрения родительских ожиданий и развития навыков. Математика давалась мне нелегко – но что было бы, если бы я решала математические задачи за ужином каждый вечер? Что, если бы я привыкла высказывать свое мнение о событиях прошедшего дня, отстаивать свою позицию? Куда бы это меня привело? Были ли подобные требования родителей благословением и удачей или же бременем, которое постоянно давило бы на меня?

Став взрослой, я превратилась в кого-то вроде «исследователя семьи», уделяя пристальное внимание деталям воспитания в семьях моих друзей и особенно интересуясь тем, как они подходят к обогащению своей семейной культуры.

Еще до того, как я встретила свою дорогую подругу Аню Эпштейн на втором курсе колледжа, я знала от общих друзей о ее семейной родословной. Ее семья была богата жемчужинами кинематографа, ее отец, Лесли Эпштейн, был уважаемым романистом, а дед, Филипп Эпштейн, в соавторстве со своим братом-близнецом Джулиусом написал сценарий к фильму «Касабланка». После того как мы с Аней стали соседками по комнате в колледже, я с восторгом заслушивалась ее рассказами о семье, где высокие надежды возлагались не только на детей, но и на создаваемые ими произведения искусства. На одном из спектаклей, который она посетила недалеко от своего дома в Бруклине, штат Массачусетс, Аня, которой тогда было 9 лет, вскочила на ноги, чтобы присоединиться к остальным зрителям, аплодировавшим стоя. «Бостонская публика…» – прошипел Лесли, потянув ее за юбку, чтобы усадить обратно на место. Отец читал ей Диккенса перед сном, а на праздничных семейных мероприятиях к ним присоединялись такие известные писатели, как Джон Апдайк и Дорис Лессинг. Среди ее наиболее ранних и приятных воспоминаний об отце она выделяет совместное обсуждение идеи для детской сказки о морских и небесных звездах, которую Эпштейн собирался опубликовать.

Мне было любопытно узнать о других элементах их семейной культуры, которые, казалось, были связаны с их многочисленными достижениями, с их уверенностью или даже дерзостью. В этой семье превозносили непочтительность, провокационность и умение делать осторожные, но меткие и колкие замечания во имя справедливости. Семья гордилась тем, как близнецы отреагировали, когда комиссия по расследованию антиамериканской деятельности вызвала их в суд после того, как их начальник, Джек Уорнер, один из основателей кинокомпании Warner Bros., включил их имена в список писателей, которых он подозревал в лояльности к коммунистам. Как пишет Лесли Эпштейн в журнале Tablet, отправленная братьям официальная анкета содержала вопрос о том, состояли ли они когда-либо в диверсионном сообществе, и если да, то в каком именно. «На первый вопрос мы ответили: “Да”, а на второй ответ был следующим: “Warner Bros.” Больше комиссия нас не беспокоила», – писал Лесли Эпштейн.

Эпштейны гордились своим семейным остроумием и красноречием, а также, за исключением Ани, все они очень любили спорт. Одни из самых теплых воспоминаний Лесли о дяде и его отце, трагически погибшем молодым, связаны с футбольными матчами, которые они посещали вместе. Отец Ани не позволял ей себя беспокоить только в двух случаях: когда писал и когда следил за игрой «Бостон Ред Сокс» с ее младшими братьями-близнецами.

Нарратив лежал даже в основе успеха матери Ани, Илен Эпштейн, доброй и чуткой женщины, которая на протяжении примерно 40 лет вместе со своим близнецом и близкой подругой владела магазином одежды The Studio в Бруклине. Постоянные клиенты заглядывали туда не только за покупками, но и чтобы просто посидеть и рассказать свои истории, многие из которых потом пересказывались Ане за ужином.

В течение долгого времени я наблюдала за тем, как складывается жизнь детей семьи Эпштейн, в которой, казалось, так четко отразилось их воспитание – не только их многочисленные привилегии, но и семейные ценности, влияние и ожидания. Аня сделала успешную карьеру сценариста на телевидении и выступила шоураннером таких сериалов, как «Любовники» и «Пациенты». Один из ее младших братьев, Пол, стал основателем благотворительной организации и любимым социальным работником в системе государственных школ Бруклина. В 2002 году его близнец Тео Эпштейн в возрасте 28 лет стал самым молодым генеральным менеджером бейсбольной команды «Ред Сокс» и на этой позиции начал одну из самых блестящих карьер в истории современного бейсбола. Он привел «Ред Сокс», а затем и «Чикаго Кабс» к историческим триумфам, попал на обложку журнала Fortune и занял первое место в рейтинге мировых лидеров 2017 года. Тео, который в данный момент является частичным владельцем «Ред Сокс» и старшим советником Fenway Sports Group, и Пол, управляющий фондом, который они основали вместе, собрали более 16 000 000 долларов на оплату обучения в колледже для студентов из малообеспеченных семей и поддержку некоммерческих организаций в Бостоне и Чикаго.

«Если честно, это меня слегка ошеломило… – сказал Лесли Эпштейн в интервью газете Boston Globe, когда Тео в 28 лет занял пост генерального менеджера “Ред Сокс”. – Хотя Александр Македонский в 28 уже был генеральным менеджером мира».

Еще до встречи с Аней я с особым вниманием относилась к встречавшимся мне историям о формах культурного и интеллектуального развития детей в различных знаменитых успешных семьях, таких как семья Кеннеди, которая столь явно ценила и образование, и дух конкуренции. В своих мемуарах «Мои двенадцать лет с Джоном Кеннеди» (My Twelve Years with John F. Kennedy) Эвелин Линкольн, личный секретарь Кеннеди, писала: «Пытливый ум Кеннеди и стремление к изучению всего вокруг отражали всю ту подготовку, которую он получил за семейным столом еще в детстве». Его отец, Джозеф Кеннеди-старший, определял тему разговора за столом – в своей книге Линкольн привела в пример «Алжир», – которую один из детей должен был представить и осветить за ужином, дав определенную экспертную оценку. Но остальные дети тоже должны были подготовиться к участию в обсуждении по выбранной теме, чтобы, как писала Линкольн, они могли задать вопросы рассказчику, когда он закончит свой доклад, и узнать, как много он на самом деле знает.

Мне было так любопытно узнать о подобных ритуалах в некоторых высокопоставленных семьях, что в 2012 году я написала статью, для которой взяла интервью у Франклина Фоера, одного из трех братьев, ставших авторами бестселлеров. В разговоре с ним я вспомнила статью в New York Observer, где Франклина, сейчас штатного писателя в The Atlantic, спросили, выступали ли они с братьями с докладами на разные темы за обеденным столом. «Это касалось только меня, потому что я был застенчивым», – пояснил Франклин Фоер. Но в беседе со мной он также уточнил, что эти обеденные беседы в его семье были необычайно разнообразными и открытыми. Как я писала в статье, отец вовлекал братьев в дебаты об экономической политике и гражданских правах, внимательно слушая их рассуждения. Разговор о политике «Звездных войн» Рейгана мог привести к дискуссии о том, почему невозможно построить гигантский щит над Соединенными Штатами из конструктора «Лего». Туалетный юмор приветствовался: культура этой семьи была многогранной и всеобъемлющей, задеть кого-то было непросто. В одном из последующих интервью Франклин добавил, что большой оптимизм – некоторые назвали бы это амбициями – явно поощрялся. Мать Фоеров, которая хотела воспитать в своих детях уверенность в себе, создавала для них на дни рождения альбомы с фотографиями, на которых их головы были приклеены к телам великих людей или выдуманных персонажей, которыми они восхищались: Хана Соло, футболиста Сида Лакмана и Томаса Джефферсона.

Хотя мой постоянный интерес к историям семей был вызван тем ранним детским знакомством с домом наших друзей, меня также заинтересовала семья, с членами которой я никогда не встречалась, но благодаря часам чтения и перечитывания книг я чувствовала, что хорошо их знаю. Речь о трио сестер Бронте, чьи романы XIX века и сейчас остаются объектом анализа и восхищения любителей литературы.

Даже когда я плакала над унижениями, выпавшими на долю главной героини романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», или восторгалась жестокой природой страсти, описанной Эмили Бронте в «Грозовом перевале», во мне уже зарождались размышления о том, какие обстоятельства привели к тому, что две сестры стали писать подобные книги. В будущем эти размышления станут для меня привычным делом. Прошло еще немного времени, прежде чем я добралась до творчества их младшей сестры Энн, и мое любопытство только возросло. Романы Энн Бронте – «Агнес Грей» и «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» – никогда не были культурными ориентирами, как «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал», однако Энн тоже писала оригинальные книги, непоколебимые в своей философии, феминистские и новаторские. Так что же произошло в семье Бронте и какой климат в ней сложился, что «молния три раза ударила в одно место»?