Алекс Савицкий: Антикварная лавка утерянных судеб

© Савицкий А., текст, 2025

© Бортник В.О., обложка, 2025

© Грушина Д.Д., иллюстрации в блоке, 2025

© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2025

⁂

Увертюра
Увертюра

Диплом был размером с ладонь, пах типографией и почему-то старым книжным шкафом. Сразу после вручения парень закинул его в рюкзак и отправился на железнодорожную станцию. Выпускной отметят и без него, а его праздник уже заждался на перроне хорошенькой девушкой в джинсовых шортах.

– Опаздываешь, – улыбнулась она.

Дневная электричка оказалась приятно пустой, и даже горячие от солнца сидения и духота в вагонах если и раздражали, то совсем чуть-чуть. Парень закрыл глаза. В его руках была тоненькая девичья ладошка, в рюкзаке – диплом, пусть даже и не тот, о котором мечталось, а электричка впервые за последние пять лет везла его туда, куда он действительно хотел.

Заранее купить еду они не догадались, поэтому пришлось выбирать из скудного ассортимента киоска на станции. Купили две упаковки сосисок, килограмм картошки, немного фруктов, овощей и два стаканчика пломбира.

– Студенты? – спросила продавщица.

– Я – еще да, – весело ответила девушка. Получать ненужный диплом ей предстояло только через год.

Пока шли по ухабистой дороге до дачного поселка, ели мороженое. От жары оно плавилось, капало со стаканчика, пачкало руки. Парень целовал девушку в сладкие сливочные губы, а та хохотала в ответ. В траве трещали кузнечики. Над крышами дач белой юркой змейкой плыл дым от мангалов. Впереди было два дня выходных и целая жизнь.

Девушка еще никогда здесь не была. Он показал ей запущенный сад («Какой кошмар!» – восхищенно проговорила она), вид с балкона и место, где любил прятаться от взрослых в детстве.

– Почему вы забросили дачу?

– Бабушка умерла, а родители – совсем не дачники.

– А я обожаю возиться с землей. Ухаживать за цветами. Собирать урожай, – сказала девушка. – Будь у меня такая дача, я бы приезжала сюда каждые выходные.

– Будет, – приобнял ее парень, – и будешь приезжать. Обязательно.

И от смысла, который он вложил в эти слова, в груди обоих разлилось сладкое тепло.

Потом они вместе убирали дом, подпевая песням, доносящимся из старого телевизора – с большим трудом, но у парня всеже получилось настроить антенну и поймать MTV.

– Давай вечером зажжем камин, – попросила девушка, – будем сидеть на полу и смотреть на огонь, как в фильмах.

– Ну давай, – неуверенно сказал парень, вспоминая, что в таких случаях делал отец. Кажется, сначала нужно было убрать золу из камина.

– Я гляну твой диплом, ладно?

– Гляди, сколько хочешь.

Она достала из его рюкзака тонкую синюю книжечку, на которую он убил пять лет жизни, и провела пальцами по вытисненным на ней буквам:

– Даже не верится, что через год у меня будет такой же. И вообще не представляю, что делать после этого.

– Я тоже, – сказал парень, – но давай пока с этой золой разберемся.

Девушка улыбнулась. На черно-белом экране телевизора появились силуэты четверки из Queen, пропевших на английском, что от реальности не уйти, а потом молодой Фредди без усов заиграл клавишный проигрыш «Богемской рапсодии».

– У меня всегда мурашки от его «Мама, у-у-у-у!», – призналась девушка.

Золы было так много, что она уже не помещалась в пакет. По экрану шли помехи.

– Давай представим, что это наша старая жизнь, – вдруг сказала девушка, продолжая сжимать в руках диплом.

– Что «это»?

– Зола. Пепел. Что это все, что у нас не получилось. Все, что шло не так, как хотелось.

Парень вытер руки полотенцем, подошел к девушке и сел рядом с ней.

– А что потом? – спросил он, мягко вынимая диплом из ее рук.

– Мы его – ее – выкинем. И начнем все заново. Новую жизнь. Такую, какую выберем сами.

– Давай, – прошептал он и поцеловал ее под заверения Фредди, что все – суета.

Если бы жизнь была книгой, то можно было пролистать ее вперед – хотя бы на главу – и узнать, что будет дальше.

Если бы жизнь была книгой, кто знает, может, у него бы и хватило духу вырвать из нее лишние страницы и вклеить новые. Заменить одну главу другой, или даже целую часть – кто знает.

Если бы жизнь была книгой, он положил бы закладки на всех днях, когда был счастлив. Обвел бы этот абзац в дачном домике карандашом, чтобы вспоминать его снова и снова, чтобы возвращаться в него, как в место, где можно спрятаться от всего мира. И, помня о нем, не наделал бы тех ошибок, что ждали его в следующих главах. Тогда бы и вырывать страницы не пришлось.

Если бы жизнь была книгой – но она, конечно, ей не была. Поэтому день на даче растаял в памяти как дымок над домами. Поэтому он забыл теплоту тонких ладошек, изгибы локонов у лица, мягкость щеки на своем плече. Поэтому через год он останется на перроне один, а поезд увезет его праздник и счастье в новую жизнь. Ту, которой на двоих у них так и не случится.

Но это потом. В следующей главе. А в этой они еще были счастливы и целовались под помехи черно-белого телевизора, не думая больше ни о дипломе, ни о золе в старом камине.

Действие первое. Знакомство с лавкой

Глава 1
Стратегический блокнот, из которого ничего не сбылось

Он мог никогда не увидеть этого письма. Папка «Спам» – могила для писем.

И тогда был бы обычный вторник – с черепашьей ездой по Гагаринскому проспекту, безвкусным ужином № 2 на 488 килокалорий, дурацкими роликами в телефоне и тщетными попытками уснуть не позже двенадцати. Короткая ночь – и вот уже среда, и снова все по накатанной.

Но еще в офисном лифте Марк принялся искать выписку из банка. Выписка нашлась в «Спаме» – пришла еще на прошлой неделе, – а следом за ней было письмо от пользователя vera_che.

«Стратегический блокнот» – гласила тема письма.

Сердце рвануло к броне из дорогого пиджака, но ударилось о грудную клетку и полетело вниз, скрутив кишечник в болезненную петлю. Марк спешно погасил экран, словно это могло отмотать все назад. Раз! – и он не искал выписку, не видел письма, не заводил стратегического блокнота, не писал в нем ерунды, не придумывал Вере этот ник для ящика.

«ВераЧе – как Че Гевара, – услышал он свой голос, – и все сразу поймут, что с тобой шутки плохи». Тихий смех самой Веры. Конечно, она догадывалась, что Че Гевара здесь ни при чем. Фамилия Марка – Чеботин. Когда они поженятся, Вера тоже станет Чеботиной. Может быть, уже в следующем году.

Какой год тогда должен был быть «следующим»? 2003-й. Вот же черт.

Дороги домой Марк не запомнил и очнулся только перед входной дверью. Квартира встретила его ароматом сандала из диффузора и… больше ничем. Марк не терпел разбросанной обуви, беспорядочного декора, постороннего шума, запахов еды – словом, всего, что делало жилище жилым. Слава богу, на дворе давно не 2003-й. Можно сделать качественную шумоизоляцию, вызвать клининг, заказать сбалансированные завтраки и ужины на неделю вперед. Были бы деньги. С ними у Марка все в порядке, спасибо родителям, хорошему образованию и немного – бывшей жене.

«Когда нам будет сорок, – мечтательно говорила Вера, – нет, сорок пять. Дети уже вырастут, разлетятся кто куда. И мы останемся вдвоем. По утрам я буду варить кофе в турке – ровно на две маленьких чашечки из бабушкиного сервиза. Потом ты будешь работать в кабинете – у нас ведь будет дом с садом и большими окнами, я уже говорила? Наверное, еще много курить и разбрасываться исписанной бумагой. Что буду делать я? Дай подумать. Ухаживать за садом. Посажу анютины глазки, розы и помидоры с перцами. Обожаю фаршированные перцы! А вечером…»

В холодильнике идеальными рядами стояли контейнеры с едой. Марк автоматически потянулся к ужину № 2 – кажется, булгуру с брокколи и рыбой на пару́, но тут же поставил обратно. Вообще-то и ужины, и завтраки в доставке были такими дрянными, что он предпочитал перекусывать в офисных кафешках. То же самое было и со спортзалом, и с бассейном – красивыми безлимитными абонементами он пользовался не больше десяти раз за год. Вся жизнь – сплошной самообман.

На идеально чистом столе в белом свете лампы сиротливо лежал ноутбук. И зачем только она написала это письмо?..

«…Я так и не полюбила соцсети, а твою почту помню наизусть, представляешь? Знаю, что ты женат, и надеюсь, что у тебя славная семья. О твоих успехах тоже знаю и очень за тебя рада. У меня все хорошо. Муж, сын, дочка и большая собака. И уже пять лет у меня своя кондитерская. Сама не готовлю, но всем руковожу. Месяц назад мы достроили дом и теперь живем за городом, как я и мечтала…»

«Ты ведь мечтала жить за городом со мной и нашими детьми, а не с мужем и большой собакой», – быстро подумал Марк.

«…сейчас дети на каникулах, а муж в командировке. Я затеяла уборку и в одном из ящиков с хламом нашла твой стратегический блокнот. Даже не знаю, как он оказался у меня и почему столько лет не попадался на глаза. Конечно, ты его помнишь…»

«Конечно, помню, Вера. В двадцать лет людям свойственно делать всякую чепуху. Верить в светлое будущее. Заводить блокноты и называть их стратегическими. Считать себя гениями, особенно если кто-то смотрит на них влюбленными глазами…»

«Могу тебе его выслать, только напиши адрес. Если не нужен, то выбрасывать все равно не буду. Прости, я не удержалась и открыла его на страничке с закладкой. Там были заметки к “Виктору и Виктории”, и я почему-то расплакалась. У тебя должна была получиться чудесная пьеса! До сих пор помню всех героев и сюжетные ходы.

Марк, ты ведь ее дописал? Наверное, это главное, из-за чего я решилась на это письмо. Вряд ли тебе нужен стратегический блокнот. Но ответь, пожалуйста: ты ее дописал?..»

Дальше было что-то еще, но Марк захлопнул ноутбук. После развода он стал посещать психолога – хорошенькую девочку лет двадцати пяти. Девочка сказала, что у него низкий эмоциональный интеллект и надо учиться «ловить» свои эмоции в моменте и подбирать им точные названия. Радость или воодушевление? Злость или досада? Какая злость?

Марк всегда учился быстро, но распознать ощущение от Вериного письма оказалось непросто. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и померил кухню шагами. Клинер приходил сегодня днем, и все вокруг сияло чистотой. К запаху сандала примешивался слабый аромат лимонного средства для мытья полов. Стерильная квартира. Стерильная жизнь.

Пьесу «Виктор и Виктория» Марк придумал в девятнадцать лет и исписал ее набросками половину стратегического блокнота. «Стратегического» – потому что в нем были все идеи, вся стратегия, которая должна была привести его в большую драматургию. Вообще-то он учился на инженера, потому что так хотелось его родителям, но Вера говорила, что инженеры тоже могут писать пьесы. Инженеры могут перестать быть инженерами, если им очень хочется.

В последнем акте Виктор должен был выбежать из поезда в последнюю минуту, чтобы вернуться к своей Виктории. В жизни получилось по-другому: Вера уехала, а Марк остался и больше не написал ни строчки.

Ярость – вот что он чувствовал. Стратегический блокнот обещал ему театральную славу, кофе из бабушкиного сервиза, Верины перцы, и Марк потратил много лет, чтобы похоронить эти обещания в удачных сделках, костюмах без единой складки и сандалово-лимонном запахе чистоты. И вот, здравствуйте – «Я нашла твой стратегический блокнот…».

Ярость.

Часы на духовке, в которой никто не пек пироги, показывали 23:49. Если он ляжет в постель, то пролежит с открытыми глазами до самого утра. Марк надел пиджак, взял ключи от машины и вышел из квартиры.