Тася Мишкина: Под светом Суздаля

© Тася Мишкина, текст

© anntyqua, иллюстрации на обложке

© В оформлении использованы материалы по лицензиям © shutterstock.com

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Посвящаю всем, кто когда-либо чувствовал себя запертым и нашел пути к свободе.

И своей бабуле. Знаю, мы иногда совсем не понимаем друг друга, но я все равно тебя люблю.

Все события выдуманы, все совпадения случайны.

Плейлист

FADEEVA – Хорошие девочки врут

Beth Crowley – I Scare Myself

Jordan Smith – Feel Good

ASAMMUELL – Вот и все

Ragdа – Сдаться

ульяна мамушкина – ощущать

Mary Gu – Это тоже пройдет (acoustic)

Sam Smith – The Lighthouse Keeper

Асия – Алоэ

Лера Массква – Мы с тобой вместе

Флорида – Жизнь прекрасна

Demi Lovato – Heart By Heart

Akmal' – Без любви

ASAMMUELL – Обними

Гузель Хасанова, Женя Трофимов – В городе дождь

Ed Sheeran – Save Myself

Céline Dion – Because You Loved Me

I

– Ну и чего мы встали? – недобро усмехается полицейский, подталкивая нас с Надей под лопатки. – Проходим вперед, не стесняемся!

– Эй, а можно поаккуратнее? – возмущаюсь я и дергаюсь, отстраняясь от его липкой, потной и совершенно неприятной ладони.

Кофточку-то жалко, совсем ведь новая! Буквально пару дней назад мы с мамой, увидев ее в магазине и запищав на весь отдел от восторга (еще бы, она из лимитированной коллекции!), выкупили это розовое пушистое великолепие за какие-то беше- ные деньги. И пачкать ее совершенно не хочется. А в этом – в самом прямом смысле слова – смердящем месте я буквально кожей ощущаю, как не только мягкая шерсть, но и я сама до кончиков волос пропитываюсь мерзким кислым ароматом.

Вот же я влипла.

Никак не ожидала, что вообще когда-нибудь окажусь за решеткой. А уж тем более в семнадцать лет!

Страж порядка молчит и смотрит на меня как на идиотку. Впрочем, именно ею я себя и ощущаю. Надо же было так попасть… Нет, глупая была идея. И ведь я с самого начала считала, что нам не стоит этого делать! Будь чуть посмелее, возразила бы Наде. Сказала бы, что подобное делают глупые малолетки. А ведь мы совсем не такие! Мы лучше их всех.

Мы – золотые детки. Так нас называют все учителя и даже некоторые одноклассники. А как иначе, ведь мы четверо – самые блестящие ученики в школе. Нас знают все – от первоклашек до персонала, – и мы действительно стараемся быть идеальными. Окружающие пророчат нам блестящее будущее: легендарную карьеру или счастливый брак, но они не знают правды.

Никто из нас не совершенен.

Мы все запятнаны грязью, и с каждым днем ее слой становится только толще. Как бы мы ни пытались отмыться, я знала, что однажды наступит день, когда ее станет видно всем вокруг. И вот он пришел. Теперь нет пути обратно. Каждая из нас под ударом. И некоторые пострадают сильнее.

Лучше бы я все-таки набралась храбрости и сказала, что обо всем этом думаю. Надо было сделать это с самого начала, еще два года назад, но тогда я не смогла. Было слишком страшно попасть под удар, а потом – остаться совершенно одной в новой стране. А сейчас я мало того, что трусливо смолчала, так еще и сделала куда больше остальных, чтобы осуществить задуманное подругой.

– Значит так, девочки. Ротики на замок и ждем приезда родителей, а там будем разбираться, что с вами делать, – сообщает полицейский, наконец, и запирает решетку.

Перед глазами всплывает четкая картинка: раскрасневшееся от гнева папино лицо, раздутые ноздри и потемневшие, почти черные глаза. Что ж, это совсем не удивительно. Кого порадует звонок посреди ночи от полицейского с сообщением, где находится его любимая доченька и что она натворила?

К горлу подступает тошнота. Не видать мне теперь новой сумки, а уж о поездке в Англию на лето тем более можно забыть… Повеселилась, блин, на свою голову!

– Элис… – шепчет Надя, беспомощно дергая меня за рукав. Ее лицо бледное, и она выглядит еще более испуганной, чем я себя чувствую. – Что же нам теперь делать?

– Не знаю… – растерянно отвечаю я.

Лена и Катя синхронно садятся на узкой деревянной скамейке у обшарпанной темно-синей стены и смотрят друг другу в глаза. Эти двое, как я успела выяснить за время нашего общения, в трудные минуты могут понимать друг друга почти без слов. Как телепаты. Почти как супергерои. Еще бы это нам как-то помогло выбраться отсюда без последствий, но, увы, они почти бесполезны.

– Родители с меня три шкуры снимут, – вдруг всхлипывает Надя и сжимает мое запястье с такой силой, что кожу обжигает болью. – А уж если об этом напишут в интернете… Что тогда со мной будет? Всему конец, понимаешь?

– Да… – почти на автомате, думая о том, что ждет нас уже через пару часов, шепчу я. Если меня и наших близняшек ждет максимум выговор от родителей и лишение чего-то очень ценного, то Бессонова потеряет больше всех – уважение аудитории, которой она добивалась долгие годы упорным трудом.

В интернете Надю считают милой, и она действительно самое настоящее чудо. Только вот иногда ее на первый взгляд гениальные идеи в какой-то момент переходят опасную грань. Порой нам удавалось убедить подругу не делать глупостей, еще чаще – избегать последствий. Но не сегодня.

Надя снова всхлипывает и сползает по стенке, усаживаясь прямо на пол, не боясь запачкать белоснежный тренч, который я полгода назад подарила ей на день рождения. Обида тает, стоит мне увидеть, как дрожат ее плечи.

– А ну тише там, – грубо говорит следователь, заполнявший какие-то бумаги. – Нечего тут рыдать. Раньше думать надо было!

Хмурясь, я собираюсь ответить ему так же колко, но рыдания подруги становятся только громче.

– Надюш, – шепчу я и все же сажусь рядом, стараясь не думать, кто бывал на этом полу до меня. – Ну перестань… ты ведь так…

Но не успеваю я договорить, как слышу ее прерывистое и слишком уж частое дыхание. Черт… Так и знала, что эти слезы ничем хорошим не закончатся!

– Я… – начинает она сквозь слезы и закашливается.

От этого сухого, мучительного кашля у меня по спине ползут мурашки. Эти ее приступы каждый раз пугают, как в первый. Мы дружим вот уже два года, а я до сих пор не могу привыкнуть и постоянно теряюсь, стоит этому произойти. Вот и сейчас тревога усиливается с каждым новым тяжелым вздохом. Лена, оторвавшись от гляделок с сестрой, пристраивается с другого бока от Нади и помогает устроиться поудобнее, прижав ее согнутую спину к стене.

– Подержи ее, – просит она. – Я попробую уговорить его вернуть нам ингалятор.

– Его… – тяжело дыша, с трудом лепечет Надя. – Я его… не взя… ла…

Мы переглядываемся, а Катя решительно встает со скамьи и цокает каблуками к ограждению.

– Эй! – Она трясет решетку, и нас пронзает резкий металлический лязг. – Нашей подруге плохо.

– Знаю я, как вам плохо, – хмыкает бессердечный мужлан.

– Ну хоть воды теплой дайте, – просит Катя, пока мы с Леной втягиваем носом воздух в унисон с Надей, чтобы помочь ей выровнять дыхание.

Перепуганные, замерзшие и уставшие, мы со- бираемся в кружок прямо на полу, пока подруга с трудом пьет теплую жидкость из пластикового стаканчика. Я уже не думаю ни о кофте, ни о папе. Лишь мысленно умоляю, чтобы все наладилось. Как-нибудь.

– Мы что-нибудь придумаем, – твержу я, хотя сама совершенно в этом не уверена.

– Что? – Лена в отчаянии заламывает пальцы. – Мы буквально в тупике. Теперь остается только признаться во всем!

Надю снова бросает в дрожь.

– Я не могу… – шепчет она едва слышно. – Маму это буквально убьет… А мой блог? Что будет тогда? От меня ведь все рекламодатели отвернутся.

– Как будто нас родители за это по головке погладят, – фыркает Катя. – Нет, подруга, тонуть – так всем вместе.

Новый судорожный вздох Бессоновой заставляет меня вздрогнуть.

– Старайся дышать, – напоминаю я еще тверже. – А ты прекращай нагнетать обстановку. Этот… – Я киваю на полицейского. – Нам не верит. А если ей станет еще хуже? Что делать будем?

Катя открывает рот, но тут же закрывает его.

– Элис права. – Лена мягко поглаживает Надю по розовым волосам и тоже старается сохранять спокойствие. – Мы что-нибудь придумаем…

– Что? – Катя закатывает глаза. – Мы все повязаны – нам не сбежать на этот раз.

– Глупая была идея… – всхлипывает Надя. – Какая глупая!

Идиотская, если честно. И ведь всего пару часов назад я как хорошая подруга, сперва выслушав ее аргументы, скрепя сердце согласилась, а теперь… Теперь вдыхаю далеко не самые приятные ароматы в компании Кэтрин Пирс, подруги-астматика и нашей пай-девочки^[1]. Ленка-то до последнего была против, но сдалась под нашим напором, и именно поэтому я не могла предложить им с сестрой разделить то, что собиралась сделать сама, на троих.

– Успокойся, – шепчу я Наде, сжав ее ладонь. – Ты ничего не потеряешь. Они поймали меня, так?

– К чему ты клонишь? – хмурится Лена.

– К тому, что я попала больше всех. И полицейские первым делом позвонили моему отцу. Не вашим родителям. Папа хоть и будет зол, – вздрогнув, говорю я, – но… Уверена, он сделает все, что в его силах, чтобы мое имя не засветилось в прессе. А значит, и вы в безопасности.

– Ду… думаешь? – с беспокойством спрашивает Надя.

– На все сто, – киваю я и выдавливаю максимально уверенную улыбку, хотя больше всего хочется разрыдаться где-нибудь у мамы на коленях. – Но больше никаких идиотских идей, ясно?

Все трое синхронно кивают, а я, прислонившись головой к стене, с ужасом представляю, что меня ждет.

II

Деньги решают любые проблемы – и вот доказательство.

Не проходит и часа с тех пор, как мы оказались в помещении для задержанных, как грубый полицейский, выдав несколько идиотских фраз и гремя ключами, выпускает нас из камеры.

– Ну, чего встали? – снова заводится он. – Давайте, на выход.

В дверях, скрестив руки, стоит папа, окидывая хмурым взглядом наш квартет. Я выхожу первой, зная, что иду на казнь. Папа что-то говорит полицейскому, после чего тот кивает и отпускает нас. Мы в тишине идем по мрачным коридорам на улицу.

– Дядя Олег, спасибо, – первой говорит Катя, решив благородно взять удар на себя.

– В машину, – коротко отрезает папа. – Живо и без разговоров.

Там мы тоже безуспешно пытаемся наперебой объяснить ему, что случилось, но он, кажется, совсем нас не слушает. Надя сдалась и замолчала первой, отвлекшись на переписку со старшей сестрой, домой к которой мы ее и везли. Лена и вовсе молчала, потому как совсем не чувствовала себя виноватой. Мы с Катей же старались немного его успокоить – правда, я понимала, что это бесполезно. Если папа зол – смягчить его может только чудо.

Высадив друзей, мы остаемся вдвоем. Я прижимаюсь носом к холодному стеклу, надеясь, что мы доедем до дома в тишине. Там мне поможет мама. Я уверена, что поможет! Главное – выдержать эту поездку, а потом…

– Я тебя почти не узнаю, Аля, – вдруг шепчет папа, и старое прозвище режет сердце острым ножом. Так он звал меня в далеком детстве. Я уже и не помню, сколько лет прошло с тех пор, как он перестал это делать. Теперь я для него чаще «дочка» или просто «Алиса». А мама и вовсе давно перешла на привычное уже «Элис», прилепившееся ко мне еще во время жизни заграницей. И теперь старое детское имя кажется таким неуместным, чужеродным и простым, что аж тошно.

– Что ты имеешь в виду?

– С каких пор ты стала вести себя так? – спрашивает он и бросает на меня короткий озадаченный взгляд. – Неужели я так много упустил?

Много. Даже слишком.

– Я просто выросла, папочка, – гордо подняв подбородок, отвечаю я. Еще бы у моей гордости было хоть что-то, кроме названия. – Мне уже давно не пятнадцать!