Юрий Силоч: Деревянная шпага

© Силоч Ю., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * * 

Глава 1

– Защищайтесь, судари! – прокричал я на весь переулок и выхватил из ножен деревянную шпагу…

Прошу прощения у уважаемых читателей за то, что позволил себе вынести в начало повествования этот яркий эпизод лишь затем, чтобы заинтересовать вас и убедить не бросать чтение сию же секунду.

Мастер Уве из досточтимой Гильдии Писателей, которому я показал рукопись, сразу же безжалостно вымарал первые предложения.

«Историю никогда не следует рассказывать с самого начала! – сказал он с важностью, присущей многим профессионалам. – Читателя нужно завлечь! После изобретения печатного станка, этой дьявольской машины, люди пустят вашу книгу на растопку, если она не захватит их в первые же пять секунд!»

Поэтому я и решил поманить читателей описанием момента, когда вознамерился помешать двум разбойникам ограбить среди бела дня хорошенькую девушку, а затем рассказать обо всём по порядку. Надеюсь, вы простите меня.

Так вот.

Меня зовут Жозе Дюфон.

Я дворянин, происходящий из рода столь же древнего и славного, сколь – увы! – нищего, и живу я в Сент-Пьере, чьи залитые солнцем улицы тянутся многие мили для того, чтобы оборваться, уткнувшись в бескрайний океан.

Окно моей комнаты обращено на запад, и из него виден горизонт, усеянный белыми парусами: это корабли Южной Торговой Компании отправляются в дальние путешествия и возвращаются обратно, доверху набитые золотом и тем, что можно легко превратить в золото на местных рынках: корицей, перцем, гвоздикой, апельсинами, сахаром, кофе, чаем, диковинными существами, волшебными снадобьями и ещё множеством экзотических товаров из неизведанных земель.

Если высунуться из окна и посмотреть налево, то можно увидеть вдалеке покрытую редким лесом жёлтую гору, на вершине которой хмурится статуя святого Ионы. Руки беломраморного пророка разведены в стороны, будто он собирается обнять город, но, судя по выражению лица, ему не очень хочется этого делать.

Если же посмотреть направо, взгляд наткнётся на высокую отвесную скалу, у подножия которой раскинулся кажущийся совсем малюсеньким королевский дворец с высоким золотым шпилем, куда нанизан, как на булавку, геральдический лев.

Тот день ничем не отличался от других. Меня разбудили голуби.

С этими проклятыми птицами я долго и безуспешно соперничал: они считали, что чердак полностью принадлежит им, в то время как я был уверен, что это не чердак, а мансарда, и раз уж я, пусть и нерегулярно, вношу за неё плату, то эта комната полностью принадлежит мне.

Проклятые твари снова проникли в моё жилище, уселись на балках под самым потолком, обгадили всё моё немногое имущество, и в их ворковании мне чудилась насмешка.

– Кыш! Вон! Пшли! – я тщетно пытался прогнать их шваброй и бросал под потолок собственные башмаки, но пернатые не трогались с места и издевательски курлыкали.

Вымотавшись, я признал поражение и стал обыскивать свою одежду. Нескольких минут хватило на то, чтобы ощупать её и по пять раз вывернуть карманы, присматриваясь и прислушиваясь, не зазвенит ли по полу хотя бы самая мелкая монетка. Но нет, к моему сожалению, карманы были безнадёжно пусты. Из этого следовал вывод, что завтрак придётся пропустить, поэтому я спустился в тенистый дворик, попил воды из бочки и приступил к обязательным утренним упражнениям.

Какое-то время я разминался возле розового куста, а затем, почувствовав прилив сил, атаковал последний тренировочной деревянной шпагой. Куст победил: я запутался в ногах, свалился в самую гущу шипов и, выбравшись весь исцарапанный, решил, что упражнений на сегодня достаточно.

За этим наблюдала мадам Ферре – милейшая старушка с лицом, которое время, солнце и солёный воздух сделали похожим на горсть изюма.

– Подойдите-ка сюда, господин Дюфон!

Глубоко вздохнув, я вспомнил, какие оправдания уже использовал в этом месяце, и напустил на себя чрезвычайно горестный вид. Не дожидаясь вопроса о плате за жильё, я сходу принялся плести вокруг неё словесную паутину, состоявшую из смеси лести, жалоб, благодарностей за терпение, надежд получить деньги буквально этим вечером и сожалений, что не могу вознаградить такую достойную женщину соразмерно её заслугам и большому сердцу.

– Но господин Дюфон!.. – Мадам Ферре знала меня очень давно и легко выпуталась из моих сетей. – Мне тоже надо что-то есть и чем-то платить налоги! Разумеется, я не посмею выставить на улицу такого благородного господина и такого славного молодого человека, но поймите же и вы меня… Скажите, вы не думали заложить портрет?

Когда я покинул отчий дом и прибыл в Сент-Пьер, у меня с собой было полтора серебряных эскудо, письмо с отцовскими наставлениями, деревянная шпага для тренировок и, как я ни старался случайно забыть его дома, огромный портрет нашего давнего предка. Любезный батюшка всучил мне его, чтобы я не забывал, к какому роду принадлежу, и вёл себя соответственно. Поначалу это и впрямь помогало, но после череды неудач я начал стесняться взгляда Льва Дюфона. Проклятая картина лишь усугубляла моё отчаяние.

Несмотря на то что во мне прослеживались все фамильные черты Дюфонов, рядом с портретом я выглядел карикатурой.

Высокий рост смотрелся комично в сочетании с худобой, длинные тёмные волосы не лежали красивыми волнами, а торчали в разные стороны, а аристократичная горбинка на носу переросла все возможные пределы и делала мой профиль не благородным, а, скорее, птичьим.

Когда терпеть несоответствие великому предку стало невозможно, портрет перекочевал из мансарды на первый этаж, в гостиную – и это было правильным решением, ведь хранить произведение искусства в комнате с протекающей крышей и голубями было настоящим преступлением.

Но одно дело убрать картину с глаз долой, а совсем другое – отнести в ломбард.

Я применил всё своё обаяние, убеждая старушку, что вот-вот схвачу удачу за хвост. Я удвоил количество лести, а количество обещаний озолотить хозяйку в случае успеха и вовсе утроил. Я клялся всем на свете, я порывался целовать старушечьи руки, я чуть ли не падал на колени, я предлагал забрать мою жизнь, но умолял не трогать портрет, описывая, насколько он важен для моей семьи, – и мадам Ферре почти дрогнула, но тут наш разговор прервал скрип ворот.

Во дворик прошествовал богато одетый человек с крысиным лицом.

– Доброго утра, господин Дюфон, – он слегка поклонился и снял роскошную шляпу с пером, украв и продав которую, я мог бы безбедно прожить целую неделю.

– Доброе утро, Лоренцо.

– Будут какие-нибудь приказания, господин?

Я осмотрел рубашку, пострадавшую в битве с розовым кустом.

– Залатай её.

– Я хотел бы уточнить насчёт жалования… – Лицо Лоренцо заострилось, как всегда бывало, когда он говорил о деньгах, и стало ещё более крысиным.

– У меня нет денег, – помрачнел я. – Но совсем скоро я…

– Тогда, господин, боюсь, я не смогу залатать вашу рубашку, – он указал на бочку с водой и глиняную кружку, висящую над ней на длинном гвозде. – Но я мог бы подать вам воды. Скажем, за один сольдо.

– Хорошо. Прибавь это к моему долгу. – Требовать целое сольдо за кружку воды было настоящим грабежом средь бела дня, но сольдо у меня всё равно не было, а необходимость следовать древнему указу, который обязывал всех без исключения дворян держать слуг, была.

По похожей, кстати, причине я был вынужден всюду носить с собой деревянную шпагу: выйти в свет совсем без оружия для дворянина считалось верхом позора, а стальную я не рисковал даже брать в руки.

Лоренцо подал мне наполненную кружку, раскланялся с мадам Ферре и удалился обирать других обнищавших аристократов.

Когда часы пробили восемь, я уже жарился на солнце возле гвардейских казарм.

На небольшой площади перед скучным каменным зданием стояла туча жёлтой пыли, которую поднимали копыта, колёса повозок и экипажей, и тяжёлые сапоги гвардейцев, бродивших туда-сюда в поисках подходящего занятия.

Весь город знал: если вам требуются услуги бравого рубаки, их можно найти тут в огромном количестве. А если требовался рубака подешевле, пусть и менее бравый, зато с куда более сговорчивой совестью, было достаточно перейти на другую сторону площади, где слонялся я в компании других горячих голов, готовых продать свою шпагу по сходной цене.

За прожитый в Сент-Пьере год с небольшим я так и не научился смотреть на королевских драгун без зависти – и в конце концов перестал её скрывать. О, как я жаждал примерить заветный зелёный плащ! Как мечтал попасть на службу, проявить себя, скопить денег и купить офицерское звание!

А затем отличиться в какой-нибудь битве или помочь его величеству в одной из сложных интриг, которыми монарший двор был переполнен, заслужить высочайшее расположение, обрести вес в обществе, вернуть своему роду былое процветание… Но увы, всё, что мне оставалось, – это редкая работёнка, ради которой приходилось идти на компромиссы с собственной совестью, да напечатанные на обёрточной бумаге бесконечные книжечки о похождениях лихого драгуна Д’Арнуццо.

Все люди, угодившие на неправильную сторону площади, мечтали о том же и смотрели на своих собратьев по ремеслу с презрением, считая, что они на голову выше всех этих болванов, которые недостойны и конюшни при дворе чистить, не то что служить королю.

Замечтавшись, я упустил потенциального работодателя: высокий и худой пожилой мужчина в чёрном одеянии с янтарными пуговицами направлялся прямиком ко мне. Я едва встретился с ним взглядом, но старика перехватил Моруа – потливый коротышка с подкрученными усами и маленькими ручками. Этот проходимец даже в самую жаркую погоду не снимал жутко тяжёлые и неудобные кавалерийские ботфорты. Нам он громко хвастался, что привыкает носить их перед тем, как поступить на службу, но злые языки говорили, что другой обуви у него просто нет.

День клонился к обеду, и город затихал в ожидании часа, когда жара станет невыносимой.

В домах закрывались двери и ставни, полная женщина с красным лицом вышла на крыльцо и вылила на мостовую прямо передо мной ведро грязной воды, заставив меня испытать очередной приступ мучительной жажды.

Но ни воды, ни хотя бы тени мне не светило: немногие места под навесами давно были заняты. Поэтому, не желая идти домой и слушать ворчание мадам Ферре, я нашёл старый ящик, уселся на него, оперся спиной о разогретую солнцем стену, надвинул на глаза шляпу и попытался задремать, чтобы хоть как-то убить время и унять зверский голод.

Мне это почти удалось: я точно провалился бы в сон через несколько мгновений, если бы кто-то не встал между мной и безжалостным солнцем.

– Простите, сударь! – прозвучал неуверенный голос. – Могу ли я побеспокоить вас?

Я поднял взгляд, стараясь не показать ликования.

– Что вам угодно?

Передо мной стоял немолодой господин с бледным лицом и дряблыми обвислыми щеками. Всё в нём выдавало бухгалтера при каком-нибудь торговце: маленькие круглые очки, нелепый берет вместо шляпы, дорогой камзол и крепкие башмаки, чернильные пятна на руках и бегающий, как у пойманного вора, взгляд.

– Понимаете, мне нужен человек вроде вас, бывалый человек, – затараторил он, не зная, куда девать глаза. – И я, право же, не уверен…

– Вы нашли его. – Я всегда считал, что не стоит разочаровывать клиента раньше времени. Пусть время само развеет его иллюзии. – В чём состоит ваше дело?

– О, сударь, моё дело столь деликатно, что я стыжусь даже говорить о нём…

Я пожал плечами:

– Но вам придётся, если вы хотите, чтоб оно было сделано.

Бухгалтер продолжал мяться:

– Ох, возможно, мне и вовсе не стоило приходить…

– Скажите лишь одно: в вашем деле замешана дама? – Я готов был поставить последнюю пару штанов на то, что это было именно так.

Он быстро закивал: