Я перевожу взгляд на его шафера, лучшего друга, за которым он ринется и в огонь, и в воду, и в попойку. Шкаф высотой в шесть с половиной футов заслоняет собой половину арки, а костюм трещит на нем по швам. Его дымчато-серые глаза подернуты пеленой скупой мужской сентиментальности. Непослушные темные кудри разметал по массивному черепу легкий ветерок. Прямоугольный подбородок движется из стороны в сторону, и я точно знаю, он ковыряет большой палец, спрятав руки за спину. Декстер гиперактивен, как большой ребенок, стоять неподвижно для него – изощренная пытка.

Старшая сестра Мэри косится на него всю церемонию, видимо, хочет исполнить ритуал: главная подружка невесты спит с шафером, чтобы брак молодых был крепче. Но ей совершенно не о чем переживать по двум причинам. Первая: Дерек ко мне не вернется, слишком больно. Вторая: Декстер слишком сильно любит меня, чтобы пойти у нее на поводу. Ведь я его младшая сестра.

Вэйлон, Бруно и Рэндал, друзья еще со школы, ведут себя на удивление чинно, стоя рядом с Декстером. Бруно – прямо напротив меня. Я не выдерживаю сочувствия в его взгляде и снова отвожу глаза к гостям, которые завороженно внимают трогательной клятве Мэри. Нахожу среди присутствующих Шарлотту. Ее усадили за бабулей в широкополой шляпе с перьями, так что она вынуждена качаться из стороны в сторону вместе с ветерком, чтобы разглядеть церемонию через эту конструкцию.

Когда она ловит на себе мой взгляд, ее худое личико вытягивается еще больше. Она смахивает с плеча завитый локон густых каштановых волос и выпрямляет спину. Теперь Лотти смотрит на меня поверх шляпы с перьями, и в ее васильковых глазах отражается моя тоска. Три крупные слезы выкатываются из моих глаз одна за другой.

– Дорогой, я никогда не причиню тебе боль.

Мягкий голосок Мэри срывается, и я оборачиваюсь на нее ровно в то мгновение, когда ладонь Дерека с нежностью накрывает ее дрожащие пальчики. Во взгляде – бесконечная любовь и благодарность: Мэри Траут залечила его душу. Душу, которая была истерзана мной.

Дерек и Ребекка. Да одни наши имена в тандеме звучали, как рев двигателя мотоцикла. Со мной Дерек пил с локтя текилу, купался ночью голышом в общественном бассейне, целовал меня на Тауэрском мосту, я приоткрывала рот, а он выдыхал мне в губы кольца сигаретного дыма. Мы гоняли на одном мотоцикле вдоль Темзы и разрывали рокотом улицу Стрэнд. Наша жизнь была беспокойной, красочной и буйной. И я никогда бы не подумала, что Дереку захочется покоя. Но он обрел его, и обрел вместе с Мэри Траут. Отдал свой мотоцикл Бруно, снял кожаную куртку и закинул ее в дальний угол шкафа.

И вот теперь Дерек не сводит влюбленных глаз со своей без двух минут жены, мой благородный мужественный рыцарь. Когда Мэри смахивает со щеки слезинку и вверяет ему свое сердце, они оба забывают об одном. В его руках уже есть одно. Мое.

Дерек мне его так и не вернул.

Даже капризный лондонский сентябрь благоволит этому браку. Дождевые тучи словно ждали момента, когда последний гость покинет крышу и спустится в просторный банкетный зал. Когда звучит первый тост за молодых, тяжелые капли начинают биться в огромные окна.

– Дождь – это к счастью! – кричит Бруно, главный почитатель всех примет, и гости подхватывают: к счастью!

Первый танец молодых лишает мое разбитое сердце даже шанса снова собраться воедино. Они танцуют под I Will Be группы Stanfour^[1], песню, что я орала во все горло, намывая окна в родительском доме десять лет назад, когда мне было двенадцать. Сестра Мэри смахивает со щеки несуществующую слезинку и планирует пригласить на танец Декстера. А Дерек кружит Мэри под роскошной хрустальной люстрой, и подол ее платья утопает в густом дыму, который пустили по полу специально для их волшебного вальса.

Мэри Траут, стройная миниатюрная блондинка с фарфоровой кожей и пронзительными голубыми глазами, покорила не только сердце Дерека. Если бы не его безапелляционная жадность, она бы стала женой Бруно, Вэя или Рэна. Да кого угодно, только не моего Дерека! Но нет, он готов был пасть перед ней на колени еще в их первую встречу на мосту Миллениум. Я видела. Я сидела позади него на мотоцикле, когда он дал по тормозам. Я икала от хохота, глядя на его пьяные кривляния перед девушкой с этюдником. Тогда, два года назад, я думала, мы еще возможны.

Но сейчас я вижу Дерека, который, прикрыв свои янтарные глаза, тихонько подпевает на ухо Мэри строчки из теперь уже их песни. Вижу, как Мэри проводит пальцами по его коротко стриженному затылку, и он покорно подается навстречу ее сияющему лицу.

Когда же он целует ее, нежно и пылко одновременно, я нервно всхлипываю и залпом осушаю бокал шампанского.

– Бекки, закусывай, – шепчет Лотти, придвигая блюдо с тарталетками. – Отсидим танец невесты с отцом и уйдем отсюда, обещаю.

Я поднимаю на нее затуманенные алкоголем и слезами глаза и покорно запихиваю в рот изысканную закуску с крабом. Не успеваю я прожевать, замечаю, как нетрезвой поступью в нашу сторону движутся Декстер и Рэн.

– «Бычков» потянуло на романтику, – грустно усмехается Лотти и покорно протягивает руку блаженно ухмыляющемуся Декстеру.

Парни вот уже восемь лет, как сдали форму «Бычков», школьной команды по регби, а от прозвища не отмылись до сих пор.

– Нет, нет, проваливай, – ворчу я Рэну.

Он самый неприятный из всех друзей Дерека и Декстера. Грубое неотесанное животное, которое даже в смокинге выглядит, как бобер на плотине.

– Бекси, ты похожа на раскисшую селедку, – игнорируя мои протесты, сообщает Рэн и вытаскивает меня из-за стола.

– Сколько раз повторять?! Не называй меня Бекси. И ты мог хотя бы побриться? – бубню я, вытаскивая из-под его ботинка подол своего платья. – Это все-таки свадьба.

– А ты могла бы не критиковать меня хотя бы сегодня? Ты столько лет мне по мозгам ездишь, – парирует Рэн. Он не танцует. Он будто проламывает мной ветки в чаще леса. Не бобер, а медведь. – Расслабься, Бекси, пора бы уже. Это свадьба, все, конец.

Конец.

Меня накрывает новая волна боли, я с силой толкаю Рэна в грудь и бросаюсь к дверям. Пробегаю мимо своего брата, который травит анекдот на ушко Лотти, мимо сестры Мэри, отчитывающей официанта за грязный бокал, мимо Дерека, который нежно целует свою жену.

Мне нужен воздух. Воздух, в котором не витает аромат любви с яркими нотками счастья. Я распахиваю стеклянные двери, ведущие во внутренний двор, и вырываюсь в дождливую лондонскую ночь. Оказывается, я не дышала все то время, что неслась от столика для лучших друзей до этой желанной темноты.

Холодный ветер кусает мои голые плечи и размазывает слезы по щекам. А я все плачу и плачу, подставляя лицо пустоте. Слез так много, что мне кажется, это дождь прорвался сквозь крышу и теперь умывает меня своими ледяными пальцами. Я стаскиваю цветочный браслет и швыряю его в урну к сигаретному пеплу.

Мэри позаботилась обо всем. Она сама заказала нам, подружкам невесты, платья. Не хотела, чтобы мы тратились на эти дорогие обрезки ткани цвета пыльной розы. Пыльная роза… оттенок, который всем идет. Но я сама ощущала себя пыльной розой, которую подарили, поставили в воду и забыли. Навсегда.

– Бекки?

Я оборачиваюсь. Кольца надеты, клятвы вечной любви произнесены. Теперь я могу показать свою боль. Ведь путь назад засыпан рисом и белоснежными лепестками роз.

– О, Бекс…

Декстер шагает ко мне, чтобы обнять, но я выскальзываю из его рук и опускаюсь на крыльцо. А он набирает в грудь побольше воздуха, расстегивает фрак и садится рядом со мной на холодный камень. Потом вытаскивает из внутреннего кармана фляжку, опрокидывает в себя содержимое, достает сигарету и закуривает.

– Теперь давай… – выдыхает он вместе с дымом.

И я рыдаю во весь голос, уткнувшись лбом в его широкое плечо.

– Тебе нужно забыть его, Бекс, – спустя какое-то время произносит Декстер, задумчиво перекатывая между пальцами сигаретный бычок. – Уезжай. Живи дальше, как это сделали мы все.

– Разве ты смог забыть Элси? – тихонько всхлипываю я.

Декстер молча берет мою руку, сжимает ее в кулак, оставив свободным только большой палец, и проводит им по своему запястью. Ободком вокруг него тянется шрам.

Три года назад мой брат пытался покончить с собой.

Глава 2
Жизнь без сердца

Доброе утро, Ребекка!

Ваше остроумие не знает границ, даже жаль, что в нашем журнале они имеются. Мы оценили ваш стиль работы с моделями, но никак не результат фотосессии. Мисс Тэмплинг, это высокая мода, а не календарь старлеток из пятидесятых! Модель дома «Прада», запивающая пивом кусок пеперони, – возмутительная насмешка, которая обойдется вам штрафом в размере ста фунтов. Мы вычтем их из вашей июльской зарплаты, которая в нашем журнале станет для вас последней.

С уважением, заместитель главного редактора журнала «Ампюр»

Аня Рац

Я громко фыркаю и отправляю сообщение в корзину. Сдается мне, Аня потратила весь свой писательский талант на то, чтобы послать меня куда подальше в изысканном стиле «Ампюр». Если бы она узнала, что Лотти засовывает страницы ее модного журнала в свои промокшие после ливня кеды в качестве просушки, ей бы тут же пришлось записываться на лифтинг.

Мисс Тэмплинг, здравствуйте!

Пишет вам Викки Ставински. Вашу электронную почту дал мне Бруно Крэй. Видите ли, наши дети (у меня мальчик, Алекс, ему пять) вместе играют на детской площадке, и Бруно сказал мне, что вы научили его сына плавать буквально за неделю. Может быть, вы согласитесь и с Алексом позаниматься? Не бесплатно, разумеется. Я буду вам безмерно благодарна!

С наилучшими пожеланиями, Викки Ставински

– Ну вот же лисий сын! – в голос ругаюсь я.

Не обращая внимание на то, что сейчас только восемь утра субботы, я набираю номер Бруно. В ответ на его полуживое «алло» я высказываю все, что думаю, насчет использования младшего брата Рэндала в качестве собственного ребенка для знакомства с молодыми мамочками и раздачи адреса моей электронной почты кому попало.

Викки Ставински я отвечаю вполне миролюбивым согласием. Как ни крути, это мой шанс снова оказаться в бассейне, пускай и в роли тренера.

Всего три года назад я гордо называла себя профессиональным пловцом. Теперь же от этого звания у меня остался только шрам после открытого перелома на щиколотке и крест на дальнейшей карьере.

Дорогая Ребекка!

Я не знаю, в какое время суток вы получите мое письмо, поэтому, на всякий случай, пожелаю вам доброго дня! Ведь он может быть добрым и утром, и вечером, правда же?

Меня зовут Софи, я пишу вам из деревушки Джинберри, что находится в графстве Девон. Уже десять лет мы безуспешно пытаемся выиграть на ежегодной ярмарке графства. Главный приз – три разворота с фотографиями в газете и приз в пятьдесят тысяч фунтов. Нам не столько деньги важны, сколько возможность попасть на первую полосу. Тогда о Джинберри узнают во всей Англии, к нам будут приезжать туристы, а Мэгги Уилкинз сможет продавать свой имбирь не только нам, но и целому графству!

Ох. Молюсь, что вы еще не бросили читать мое письмо, Ребекка. А даже если и бросили, я хотя бы буду знать, что сделала все, от меня зависящее, чтобы подарить Джинберри шанс на победу. Потому что именно я, а не Дороти или Сьюзен, набралась храбрости и написала вам.

Вы фотограф, вы чудесный фотограф, мы увидели ваши кадры в газете. Вы снимали соревнования по плаванию. Вы так здорово поймали эмоции спортсменов и болельщиков, что мы все будто тоже находились там, в толпе на трибунах! Если бы вы согласились приехать к нам в Джинберри, чтобы освещать нашу подготовку к ярмарке, мы бы все поверили в чудо. Ведь к нам никто не приезжает. А нам есть чем удивить. Есть у нас истории за баночками с имбирным мармеладом, которые мы можем поведать.

Если вы все еще читаете, хочу заверить вас, что мы предоставим вам собственный коттедж на центральной улице, а Берта Томас просила передать, что будет готовить для вас обеды и ужины.

Пожалуйста, Ребекка, не пишите мне «нет», даже если дочитали до конца и решили отказать.