Марина Белкина: Если

© Белкина М. текст, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Большой город – это место, где твои мечты сбываются у кого-то еще.

Великая мудрость социальной сети.

Пролог

Ваза с полевыми цветами, эффектно оттененная черными плотно задернутыми шторами, стояла на письменном столе. В окружении наваленных грудой бумаг и газет возвышалась пишущая машинка. На переднем плане, прямо перед клавишами, торчало яблоко с отгрызенным боком. В витых канделябрах плакали свечи, придавая бардаку на столе некую художественность. В свете свечей все выглядит по-другому. Предметы предстают в новом виде и даже качестве. Хотите изменить жизнь –  зажигайте свечи и рубите сплеча! Но только, чур, потом не включать электричества. В глубине комнаты в постели полулежал человек и смотрел в стену. Свечи или электричество –  человеку было все равно. Он был слепым. В углу, словно большая подарочная коробка, стояло радио, из динамика летел вальс из «Фауста». Красивая статная брюнетка покрутила ручку, сделав музыку тише, и присела на краешек постели.

– Ты уверен?

Она старалась говорить ровно, чтобы не было заметно, что по щекам текут слезы.

Он криво улыбнулся.

– Увидимся. Когда у меня будет корсет и чулки под шелковым платьем, а у тебя –  золотые часы на цепочке.

– Через сто лет никто уже не будет носить часов на цепочке и корсетов.

– Кто знает? Ты будешь отличным парнем. И я смогу снова посмотреть в твои глаза.

Он протянул руку и кончиками пальцев пробежал по ее лицу –  глазам, щеке, губам, подбородку. Она прильнула к нему, но он вскинул руку в запрещающем жесте.

– Не надо!

Она беззвучно плакала, закусив губу.

– Не надо плакать. Жизнь такая глупая штука, она не стоит твоих слез. Мне не будет больно. Я просто усну. Усну. И даже успею увидеть сон. Короткий, но все же… Сны восхитительны. Лучше, чем жизнь. Сохрани его, мой ненаписанный роман. И передай мне через сто лет.

– Как я буду без тебя? –  прошептала она.

– Я буду рядом. В обрывках разговоров, которые принесет ветер. В звуках вальса, летящего из радиоприемника. В голубиных стаях, взметнувшихся над крышей. В неясном силуэте незнакомца, возникшем за поворотом. А потом я вернусь. Я дождусь тебя. Ты стоишь того, чтобы ждать сто лет. Увидимся.

В дрожащей белой руке мелькнул шприц. В комнате запахло спиртом. Она взяла бутыль и смочила вату, чтобы обработать место укола. Он подумал, что, учитывая предложенные обстоятельства, это забавно. А еще –  о том, что морфий и вправду убивает. Это тоже было забавно, и он улыбнулся. Игла вошла в вену. Комната закружилась в вальсе из «Фауста», он закрыл глаза и уснул. С улыбкой на лице. Полевые цветы в вазе на подоконнике смешались в единое цветовое пятно и потекли по щекам. Она вытерла слезы и обернулась. У стены стояла трость с набалдашником в виде черепа из белого золота. Вместо одной из глазниц –  шестеренка, какие бывают внутри часового механизма, усыпанная бриллиантами. Поймав свет свечи, шестеренка блеснула в темноте, и глаз загорелся зловещим светом.

Часть I

Глава 1. А вы точно психолог?

Под зеркалом, на столике в прихожей, стояла спортивная сумка. Самая обычная, слегка потрепанная, с логотипом известной фирмы на боку, на десяток таких можно наткнуться в фитнес-клубе или тренажерном зале… Несколько минут Саша смотрел на сумку со вниманием, которого она совсем не заслуживала, потом возвел взгляд к потолку и уперся в соцветие безобразных разводов в верхнем углу прихожей. Пятно было похоже на кровоподтек, только желтого цвета. Соседи залили, квартира была съемная и уже досталась Саше в таком неприглядном виде. Он порефлексировал еще немного, разглядывая безобразный развод, стянул со столика связку ключей, и его взгляд снова прилип к спортивной сумке. Сумка манила его, словно желание, загаданное когда-то. Давно забытое и ненужное, но все же несбывшееся, отчего становилось немного грустно. Саша вздохнул и быстро вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Сделал он это, видимо, не слишком аккуратно, потому что соседняя дверь тут же приоткрылась, выпуская на лестничную клетку старушку лет ста, в байковом халате, тапочках и детском ободке поверх стриженной седой головы, изрядно выцветшем на солнце и давно утратившим свой цвет. Был май, но ее поясницу окутывал пуховый платок.

– Добрый день, Клавдия Тихоновна, – поздоровался Саша, пытаясь справиться с заедающим замком.

Громыхание ключей, усиленное гулким эхом, разносилось по подъезду, и Саша почувствовал себя Кентервильским привидением, которое гремит кандалами в старинном замке.

– Вы принимаете клиентов на дому, Александр, –  констатировала Клавдия Тихоновна голосом государственного обвинителя, зачитывающего расстрельный приговор.

– Никак нет, Клавдия Тихоновна, это гости.

– Они ходят каждый час с десяти до восемнадцати по будням. И все как один хлопают дверью. А если вы принимаете клиентов на дому, создайте ИП и платите налоги государству! Поставьте в известность соответствующие органы. Иначе, –  она сделала ударение на первый слог, –  я буду вынуждена связаться с хозяином квартиры и довести до его сведения, что здесь происходит. Ходят целый день и дверью хлопают, –  продолжала она свою обвинительную речь, но теперь Саше послышались в ней нотки обиды.

Бабушки, теплые и уютные, пекут невероятно вкусные пирожки, мажут зеленкой наши стертые коленки, водят на музыку и на футбол. Стучат спицами и рассказывают историю своей жизни. Проходит время, мы оканчиваем школу, потом институт, погружаемся в работу, а они все лезут со своими дурацкими пирожками, в сто пятый раз рассказывают о своей жизни. Слишком упрямые, слишком обидчивые. С ними не считаются, не отвечают на их вопросы. Нам кажется, их слишком много, и они становятся маленькими. Главная проблема пожилого человека –  разъедающее душу чувство, что он никому ни черта не нужен.

Саша наконец справился с замком, сунул ключи в карман и улыбнулся Клавдии Тихоновне профессиональной улыбкой.

– Закрывать, но ничего не скрывать. У дверей такая планида. Например, из-под вашей двери вчера божественно пахло пирожками.

– Шарлоткой. –  Старушка поджала губы. –  Внук обещался зайти, но не смог. Учеба, работа. Дела…

Ее голос сорвался.

– Учиться и работать успевает, молодец! Клавдия Тихоновна, у вас прекрасный внук.

– Вообще, он парень хороший, –  сдержанно кивнула Клавдия Тихоновна и посмотрела на Сашу с одобрением.

– И наверное, общается с друзьями? Иметь друзей –  прекрасно. Признайтесь, что и вы в молодые годы собирались компанией на квартире. И, возможно, тоже –  о ужас! –  хлопали дверью.

Она потрясла головой, словно пытаясь избавиться от морока.

– В молодые годы у меня не было на это времени. –  Она назидательно подняла вверх скрюченный артритом указательный палец. –  Я работала по две смены на Метрострое.

– Хорошо, а после работы? У вас же, я не знаю, были выходные, праздники. Первомай, день строителя, наконец? А я, уж простите, Клавдия Тихоновна, так и вижу вас в кругу друзей. Кто-то заводит патефон, ставит пластинку… –  Саша прикрыл глаза, раздумывая, а потом хитро улыбнулся: –  Клавдии Шульженко!

– Но откуда… Как вы узнали? –  Она коснулась рукой вздымающейся груди, словно Саша раскрыл имя того, на кого она гадала во время Святок.

– Двери, Клавдия Тихоновна, двери. Они ничего не скрывают…

– Вот раньше были певицы, не то что нонешние! –  сказала она с воодушевлением. –  Открывают рот под фонограмму. Безобразие! Я считаю, пой живьем, раз тебе доверили.

– Кстати, вы на нее невероятно похожи, вам, разумеется, говорили?

Старушка коснулась ободка на голове и польщенно рассмеялась.

– Скажете тоже…

– Одно лицо! Клавдия Тихоновна, вспомните себя в тридцать пятом.

– Да что вы! –  Она заулыбалась, блеснув золотым зубом. –  Я только в тридцать восьмом родилась! А знаете что, Александр? Заходите ко мне на чай, а я испеку пирог. В воскресенье, придете?

Старушка посмотрела на Сашу и стала похожа на ребенка, который боится, что отец оставит его на ночь в детском саду.

– Непременно. Обещаю.

Саша попрощался со старушкой и сбежал вниз по ступенькам.

Клавдия Тихоновна перегнулась через перила и крикнула в колодец лестничных пролетов:

– Я буду ждать!

Ах, если бы любую проблему можно было решить так легко! Если бы…

Саша работал психологом. Аренда собственного офиса пока была ему не по карману, он принимал на дому. Саша прятался от соседей, скрывался, просил клиентов, чтобы, если кто спросит, отвечали, что они зашли к нему в гости. Унизительно, но все же он на своем месте. Психолог. Не по профессии, а по призванию.

Он оборудовал под рабочий кабинет одну из двух комнат в своей съемной квартирке. Поставил стол, фикус. Куда же без него? Роль специальной кушетки психоаналитика выполнял потрепанный диванчик, который достался Саше вместе с квартирой. Говорят, первым укладывать пациента на кушетку придумал Фрейд, потому что не любил смотреть в глаза своим пациентам. Вот уж кто действительно нуждается в помощи, так это сами психоаналитики.

В палисаднике, разбитом у подъезда, расцвели крокусы, в зеленых головках стрел тюльпанов возникли красные венчики. Перед глазами возникла рука, разбрасывающая семена над черной влажной землей. Саша застегнул молнию кожаной куртки до верха и тоскливо поежился. Куда идти? Особой цели у него не было, но и оставаться в четырех стенах он не мог. Саша обогнул дом, нырнул в темноту арки и оказался на улице.

Весна переживала очередное цветение –  черемухи, вишни или бог знает чего еще. Холодно. Мимо прогрохотал трамвай –  пути находились прямо под Сашиными окнами –  и замедлил ход возле остановки. Вслед за трамваем устремилась стайка смеющихся и сверкающих коленками в разноцветных колготках девчонок-студенток. Саша проводил их взглядом и вдохнул полной грудью прохладный воздух.

Впереди шли две дамы.

– Вчера такое было, –  говорила одна из них. –  Мы разругались в хлам, и он меня ударил.

Вторая ахнула.

– И что?

– Я так плакала. Потом пошла в храм, поставила свечку. Себе, ему… И, ты знаешь, мне его даже стало жалко. Так опуститься. Главное, ногу у него все тянет, когда ходит… Умрет, наверное, скоро. Бедный.

И это все, что нужно знать о домашнем насилии в России. Покачав головой, Саша устремился вслед за дамами. Ему хотелось дослушать.

Он любил подслушивать чужие разговоры, находить в них тайные знаки, сплетение смыслов, шепот Вселенной. Ответ на вопрос, который мучил долгое время, иногда приходил именно так.

У каждого психолога есть своя фишка. Кто-то светит лицом в телевизоре, кто-то пишет научные статьи и впечатляет клиентов фразами типа «историческая самость» и «когнитивное согласование семантических пространств». У Саши тоже была своя. Его терапия работала. Он и тут словно слушал шепот Вселенной и угадывал, что нужно каждому для решения его проблемы.

Еще одна фишка была в том, что Сашу всегда любили девочки, потом всегда любили женщины. Теперь вот, видимо, будут всегда любить бабушки. Стоит ли говорить, что в основном он работал с прекрасной половиной человечества? У клиенток были сестры, мамы, дочери, они приходили снова и снова. Он стирал боль с их душ, как копоть с обгоревшего чайника, и, как гинеколог из того анекдота, не всегда помнил их лиц, а только эту самую боль. До мельчайших подробностей.

Держа дистанцию, Саша следовал за дамами. Вслушивался в подробности абьюза, ставил диагнозы, придумывал решение проблемы, пока пациентки, даже не подозревавшие о том, что их консультируют, не свернули в переулок. Решение проблемы повисло в воздухе. По небу ползла тяжелая туча. Прошла по краю солнца, представ в выгодном свете, и закрыла солнце целиком.