– Я скорее гибрид, – улыбнулась она. – Очень хочется не верить, но не получается. Сложно делать вид, что Бабы-яги не существует, когда живешь в избушке на курьих ножках.

– Ты о русалках? – догадалась я. – Я слышала, ваша семья переехала в Графскую усадьбу.

– О них, ненаглядных. – Соня устало откинулась на спинку скамейки.

– Ты видела русалку? – не поверила я. – Своими глазами?

Она вздохнула и неопределенно повела плечом.

– Это долгая история.

– Ну так мы никуда и не торопимся, – подбадривающе улыбнулась я и демонстративно посмотрела на часы на своем запястье.

Глава 1

Соня проснулась незадолго до звонка будильника от звука капающей воды. «Дождь?» – Она оглядела еще не успевшую стать родной спальню и среди сотен оттенков серого, в который окрашивали комнату черные шторы, различила знакомый силуэт на второй половине двуспальной кровати. Антон по-детски сладко сопел, обняв рукой одеяло. Соня с нежностью погладила его волосы, пахнувшие шампунем «Кря-кря», слезла с постели и раздвинула плотные портьеры. Поморщилась от яркого света, хлынувшего через огромное окно. Небо наливалось лазурью, в зарослях парка распевались соловьи, никакого дождя не было и в помине. Она посмотрела на аллею каменных изваяний и прислушалась к себе. Сердце испуганно метнулось в область желудка.

– Ясно, сегодня обойдемся без прогулок по парку, – успокоила его Соня и, бодро развернувшись на пятках, запрыгнула обратно на постель. – Антош, просыпайся, уже утро, – затормошила она младшего брата.

Тот недоверчиво приоткрыл заспанный глаз.

Будто подтверждая Сонины слова, зазвонил будильник.

– Вставай давай, хватит несчастную подушку давить. Она уже тебе мстить начала. – Соня провела рукой по помятой Антошкиной щеке. – Ты почему снова здесь? – беззлобно поинтересовалась она. – Снова кошмары снились?

Антон отрицательно мотнул головой и совсем не по-детски вздохнул.

– Снова родители ругались, да? Это у них очередной семейный кризис такой, – попыталась подбодрить его Соня. – Скоро он закончится, и вновь наступит период огромной любви, снова будут тискаться целыми днями. – Она заговорщицки пихнула брата локтем, и тот невольно захихикал.

Соня перевела взгляд на прикроватную тумбочку, где сиротливо лежал чистый альбомный лист. Сердце болезненно сжалось.

«Все еще не вернулась», – промелькнула в голове мысль, от которой стало одновременно радостно и грустно.

– Чтобы день прошел хорошо, нужно начать его с любимой истории. – Приободряя то ли брата, то ли саму себя, Соня взяла все с той же тумбочки книгу. – Где мы в прошлый раз остановились?

Антон открыл книгу на первом развороте.

– Начнем сначала? – поняла Соня. – О'кей.

Угрюмый и мрачный старый художник,
Ссутулившись, словно под грузом забот,
Ни с кем не здороваясь и не прощаясь,
По городу без названия идет.

Завидев его, убегают детишки,
А взрослые мнительно прячут глаза
И шепчут друг другу тихо, как мышки,
О том, что художника трогать нельзя.

Быть может, безумен старый художник,
А может, колдун он, кудесник и маг.
Он либо бессмертный, либо воскресший,
А может быть, душу продал за талант.

В морщинах и шрамах, уставший и сонный,
Хромал и хрипел он, пугая детей.
Народ же решил, что увечья и хвори —
Расплата его за грехи прошлых дней.

Чего-то боится он, коли скрывается
В замке огромном от честных людей.
Общения с ними он странно чурается,
Живет словно сыч без жены и детей.

Дверь в спальню распахнулась, и в образовавшемся проеме показалась мама Сони и Антона.

– Идите завтракать,– шепотом приказала она.– Антон, ты почему снова не в своей комнате? Ты же знаешь, папе не нравится, когда ты ночуешь у Сони. Мы что, зря в такой большой дом переехали?– Она поджала губы и разочарованно покачала головой.– Вставайте, хватит без дела валяться. Умывайтесь, одевайтесь и спускайтесь на кухню. Только не шумите, отец сегодня ночью мучился бессонницей.

– Мы в курсе, – раздраженно прошептала Соня в ответ. – Весь дом слышал, как он бессонницей мучается.

Пропустив замечание дочери мимо ушей, Валерия скрылась за дверью.

– Встаем? – Соня чмокнула брата в белобрысую макушку и нехотя вернула «Художника мрака» на тумбочку. – Вечером почитаем, хорошо?

Антон кивнул, кубарем скатился с постели и зашлепал босыми ногами по темному паркету.

– Антош, – уже в дверях окликнула Соня. – Ты носишь с собой расческу? Ту, что я тебе подарила?

Он вынул из пижамных штанов пластиковый гребень для волос, какой за копейки можно было купить в любом магазине.

– Чтобы всегда была с тобой, договорились? Перекладывай из кармана в карман и, прежде чем выйти из дома, проверяй, на месте ли.

Антон снова кивнул, оттопырил мизинчик – клянусь – и шустро выбежал из комнаты. Прислушиваясь к его задорным шагам, Соня вздохнула и, сама того не осознавая, сжала правый кулак, пряча три тонких белых шрама.

Через полчаса она вышла из спальни в полной боевой готовности. Прошла через весь второй этаж флигеля Графской усадьбы, ставшей им домом, и остановилась у лестницы. Стены над спиралью уходившими вниз ступенями были сплошь завешаны портретами и фотографиями, но не семейства Матвеевых, а семейства Рямизевых, куда более именитых и статусных предыдущих владельцев Графской усадьбы. Сотни их рисованных глаз с немым снисхождением наблюдали за теперешними жильцами, будто позволяли пока пожить на чужой территории. «Только ведите себя хорошо, плебеи», – считывалось с их пожелтевших от времени лиц.

В день переезда в Графскую усадьбу Соня спорила с отцом, вопрошая, почему они обязаны жить под пристальным взглядом графа Рямизева и его покойных нынче отпрысков.

– Как будто это все еще их дом, а мы здесь так, квартиранты!

– Они – основатели этой усадьбы, в этих стенах до сих пор обитает их дух, – с плохо отыгранным воодушевлением ответил ей тогда отец.

– Ты цитируешь сам себя. Ты это газетчикам рассказывал пару месяцев назад, слово в слово. Отличная реклама, но давай ты хотя бы мне не будешь рассказывать про «их дух здесь по-прежнему обитает».

– Ты что, не веришь, что души хозяев после смерти остаются в родных стенах? – с пренебрежением усмехнулся он.

– Я уже слишком старая, чтобы верить в сказки, – огрызнулась Соня.

– Тогда ты должна понимать, что эти сказки привлекут полчища туристов в нашу гостиницу. Ты думаешь, я просто так решил открыть ее именно в Графской усадьбе? Думаешь, мне нравится, что колокольный звон диктует нам правила поведения и часто рушит планы? Но я должен подыгрывать всем этим местным сумасшедшим, притворяться, будто озеро действительно кишит кровожадными русалками, будто Графский парк наполнен живыми статуями, а по коридорам усадьбы бродит, гремя цепями, сам Савелий Рямизев и вообще в каждом углу тут по призраку и в каждом шкафу по скелету. Рекламный ход, понимаешь? Поэтому портреты останутся как во флигеле, так и в самой усадьбе, нравится тебе это или нет.

– С чего это вдруг покойный Рямизев будет греметь цепями? – не поняла Соня. – Он что тебе, узник замка Ив?

Отец на это лишь отмахнулся – ты, мол, поняла.

– А ты не задумывался о том, как такая репутация усадьбы отразится на Антоне? – не унималась она. – Что ему совершенно не улыбается жить в кишащем призраками доме?

– Он взрослый мальчик, переживет.

– Ему восемь, – не сдержавшись, повысила голос Соня. – Со дня переезда он всего два раза в своей комнате спал, все остальное время ко мне прибегает. Ему страшно, как ты не понимаешь?

– Страх закаляет характер, – безразлично бросил отец. – А уж Антону вообще грех жаловаться, он уже который год якшается с призраком. Одним больше, одним меньше – какая ему разница?

Соня ошарашенно захлопала глазами. На языке, грозясь сорваться, закрутились все знакомые ей нецензурные слова. Но возникшее перед мысленным взором лицо младшего брата привычно остудило пыл, и она, проглотив горький комок обиды и злости, молча выскочила из отцовского кабинета.

С тех пор речь о портретах Соня больше не заводила. Вместо этого с каким-то особо мстительным удовольствием каждый раз топала по лестнице, демонстрируя нарисованным людям «делаю что хочу, и вы мне тут не указ».

Вот и сейчас она пробежала глазами по высокомерным аристократическим лицам и повыше занесла над ступенькой ногу, собираясь топнуть как можно громче, когда услышала тихий скрежет по дубовым панелям. Поначалу едва различимый, он становился все громче: кто-то медленно двигался к лестнице, не отнимая ногтей от резных стен. Соня застыла на месте и медленно перевела взгляд на темный коридор.

«Беги!» – вопил внутренний голос.

«Нет», – сопротивлялась она.

«Тогда бей!» – настаивал он. Соня покачала головой, но на всякий случай сжала кулаки, готовая в любой момент защищаться.

Когда из коридора показался переодевшийся к завтраку брат, Соня выдохнула и расслабила руки.

– Не отзывается? – догадалась она по его разочарованному виду.

Антон покачал головой и, обогнув Соню, побежал вниз по лестнице.

– Ну и слава богу, – не выдержав, прошептала она. Тихо-тихо, так чтобы брат ни в коем случае не услышал.

* * *

Расцеловав на прощанье Антошку – тот с готовностью подставил лицо для сестринских поцелуев, – Соня вышла из дома. Бросила настороженный взгляд в сторону Графского парка, где среди елей и сосен прятались завезенные Рямизевым из-за границы каменные истуканы, и быстро зашагала в противоположном направлении. Спустилась по белоснежной мраморной лестнице, что зигзагом петляла среди зарослей розового олеандра, и вышла на побережье Тихого озера. Под ногами приятно зашуршала мокрая после отлива галька.

Соня блаженно потянулась и невольно залюбовалась открывавшимся видом – аккуратными домиками, цеплявшимися за поросшие лесом холмы, садами, пестревшими разноцветными кляксами, облаками, нависшими над землей так низко, точно прилегли переночевать на холмистые верхушки. И в центре всего этого великолепия ртутью переливалось само озеро – ужасное и прекрасное, манящее и таинственное,– в водах которого согласно легенде прятались русалки. Не сладкоголосые девы, нет,– эти русалки были безглазыми полулюдьми-полузмеями, хищными и кровожадными.

Большую часть времени они спали, спрятавшись среди стен затопленного города, но иногда, разбуженные звоном колокола затопленной церкви, они просыпались, и горе тому, кто волей злого рока оказывался на берегу Тихого озера в такую ночь. Не знавшие пощады создания утаскивали всякого – будь то женщина, мужчина или ребенок. Забирали то ли в запертую церковь, то ли в глубокие расщелины, то ли в саму преисподнюю – туда, откуда так и не вернулся ни один утопленник.

Соня посмотрела на башню затопленной церкви – сердце тьмы их странного городка. Колокол словно страж возвышался над невозмутимыми озерными водами – наблюдал, охранял, запоминал. От него исходила опасность, как от спящего хищника, и Соня торопливо – от греха подальше – перевела взгляд на зеркальную поверхность озера, по которой расползались клочки тумана, успевшие подтаять на солнце. У самой кромки лениво топтались упитанные чайки, не уверенные, что смогут поднять в воздух свои откормленные тушки.

Соня вдохнула потяжелевший от испарений воздух, представила, как легкие наполняются остатками ночного тумана, и улыбнулась – озеро и его окрестности лениво сопротивлялись наступлению нового дня, и это отчего-то казалось ей безумно милым. Мазнув на прощание взглядом по волнам, она замерла – неподалеку из воды показалась голова.

– Привет. – Ослепленная выползавшим из-за холма солнцем, Соня попыталась разглядеть лицо купальщика. – Вы зря здесь плаваете. Из-за холодных течений купаться тут небезопасно.