Незнакомец молчал, не переставая сверлить Соню сокрытыми в тени глазами.

– Если ногу сведет судорога, то все… Выплыть не получится. – Соня двинулась вдоль побережья, всем своим видом давая понять, что не намерена спасать незадачливого пловца. – Ну как знаете, – пожала она плечами и, пихнув носком кроссовка заросшую тиной корягу, которые то и дело исторгало из себя озеро, очищая нутро после приливов, зашагала вдоль берега.

По пути шугнула чаек – «Давайте, летите уже, лентяйки!» – и, решив, что было бы неплохо прогуляться перед работой, пошла в сторону дальней остановки.

У очередной лестницы, что стрелой разрезала жилые приозерные кварталы, Соня не выдержала и обернулась: странный пловец по-прежнему не сводил с нее невидимых глаз.

* * *

– Ромео, ах Ромео. – Соня с видимым усилием приподняла толстого кота со стола из нержавейки. – Лучше бы тебя назвали Бегемотом, это было бы ближе к истине.

– Опять твоя бывшая учительница любимца притащила? – усмехнулась Света Котикова, главный ветеринар клиники, где Соня проходила практику. – Что на этот раз?

– Снова переел. – Соня запихнула вяло сопротивляющегося кота в одну из многочисленных клеток, где прошедшие осмотр питомцы ждали возвращения хозяев. – Я понятия не имею, как ей донести, что кошек так откармливать нельзя, ему тяжело такой вес на лапах таскать. Когда уже наши власти начнут наказывать за жестокое обращение с животными?

Света улыбнулась, в очередной раз услышав главный Сонин вопрос.

– Ладно, поработали, теперь можно и пообедать. – Она бросила взгляд на большие настенные часы. – Я бутерброды принесла. Без мяса, – многозначительно добавила она.

– Но с колбасой? – уточнила Соня, стаскивая с рук одноразовые перчатки.

– Без колбасы, без сосисок. Хотя наивная ты, Сонь, если веришь, что там мясо есть.

Соня ухмыльнулась, сняла белый халат и, тщательно вымыв руки, вышла следом за начальницей на крыльцо черного входа. Устроившаяся на деревянных ступенях Света протянула ей корзинку с бутербродами.

– Хлеб, сыр, яйцо, листья салата и майонез, – перечислила она.

– Спасибо.

Соня опустилась рядом и посмотрела на площадку, где занимались с собаками кинологи. Отыскала взглядом Ромку – тот что-то настойчиво объяснял крупной немецкой овчарке – и с обреченным видом уставилась на бутерброд.

– Все хорошо? – спросила наблюдавшая за ней все это время Света.

– Да. А почему ты спрашиваешь? – обернулась на нее Соня.

– Не знаю. – Та пожала плечами. – Ты в последнее время какая-то задумчивая. Не в смысле влюбленная и в облаках витаешь, а словно тебя что-то гложет.

– Есть немного, – призналась Соня.

– Расскажешь?

– Даже не знаю, с чего начать, – грустно усмехнулась она.

– С чего угодно, – вновь пожала плечами Света. – Что первое в голову придет.

Соня задумалась на минуту, рассматривая слои бутерброда.

– Как ты считаешь, я хороший ветеринар? – вдруг спросила она.

– Лучший из всех, кого я знаю, – не задумываясь ответила Света. – У тебя огромный потенциал, и однажды ты всем покажешь, где раки зимуют.

– А знаешь почему? – Соня выразительно посмотрела в глаза своей начальнице.

Поначалу растерявшаяся, Света начала задумываться.

– Не может быть! – ахнула она, догадавшись. – Ты – светлый близнец? Что ж, это многое объясняет. Но… Где же тогда… – Она попыталась воскресить в памяти все, что знала о своей подопечной. – Почему я ни разу не слышала о твоей сестре?

– Потому что ее нет. – Соня перевела взгляд на тренировочную площадку. – Она пропала, когда ей было шесть.

– Пропала? – ужаснулась Света.

– Была похищена. При странных обстоятельствах. Там вообще очень мутная история…

– Это все еще тебя мучит? Незнание, что случилось с сестрой?

– Мучит, но не это. Что случилось с Машей, мы, к сожалению, знаем наверняка.

– Откуда? – Света подалась вперед. – Нашли ее все-таки? Тело?

Соня покачала головой.

– Не может быть, – прошептала Света. – Она призраком вернулась?

Соня молча посмотрела на застывшую в ожидании Свету, вздохнула, собираясь с духом, и заговорила:

– Родители поняли, что именно Маша была темным близнецом, когда нам исполнилось по четыре года. Ей снились яркие сны, и по утрам за завтраком она охотно их пересказывала. Поначалу никто не обращал внимания на ее восторженный лепет, ведь ей не снилось ничего необычного, лишь скучные повседневные сцены, приправленные долей детского воображения: соседскую кошку украла женщина в черном платье, у мальчика из дома напротив выросли еще две ноги, а стены бабушкиной летней кухни покрасили в оранжевый цвет. Все поняли, что Машкины сны не так уж просты, когда пару дней спустя соседскую кошку сбила машина, мальчик из дома напротив сломал ногу и стал ходить на костылях, а бабушкина летняя кухня сгорела в пожаре. Сама того не подозревая, Маша предсказывала будущее, пусть и метафорично. Осознав это, даже отец, вечный скептик, стал воспринимать ее болтовню всерьез. Родители стали относиться к ее утреннему щебетанию как к загадке, которую нужно разгадать, чтобы спасти окружающих и предотвратить беду. Но сделать это было ох как непросто, ведь, как позже выяснилось, Машкины сказки были связаны не только с будущим, но и с прошлым.

Соня замолчала, наблюдая за нерасторопным полетом пчелы. Та лениво покружила над бутербродом, раздумывая, стоит ли тратить на него свое драгоценное время, и полетела прочь. Проводив ее долгим взглядом, Соня вновь заговорила:

– Мы тогда жили в доме, доставшемся нам по наследству от папиных родителей. Старый, деревянный, он постоянно скрипел и скрежетал, но на эти звуки никто не обращал внимания – мало ли что гудит и трещит в побитом жизнью доме. Однажды вечером мы всей семьей сидели в гостиной: мы с сестрой играли в куклы, родители тихо переговаривались, разгадывая кроссворд, как вдруг Маша запрокинула голову и внимательно посмотрела на что-то будто бы сквозь потолок.

– Скрипит, – проговорила она.

– Это старый дом, здесь всегда что-то скрипит, – со смехом отозвалась мама.

– Это тетя с лялечкой на качелях качаются, – объяснила Маша и, не обращая внимания на побелевшие лица родителей, продолжила играть в куклы.

На следующий день мы спешно переехали к бабушке, а дом продали под снос за какие-то смешные деньги. Лишь годы спустя, уже став подростком, я вытянула из мамы правду. Очень нехотя она рассказала, что когда-то давно, задолго до нашего с Машкой рождения, в той комнате наверху повесилась папина двоюродная сестра: будучи беременной, не вынесла позора после расставания с женихом.

Соня поглядела на застывшее в ужасе Светино лицо.

– Вот-вот. Именно с такими лицами мы по утрам слушали Машкины сказки, – горько усмехнулась она. – Время шло, Маша росла, речь ее становилась внятнее, словарный запас богаче, а сказки – всё мрачнее и запутаннее. Сама она не видела в них ничего плохого, сны ее нисколько не пугали, а реакция взрослых скорее забавляла. А потом… Потом она пропала. Когда нам по шесть лет было. То есть не пропала… Ее похитили. Поэтому все эти глупые городские суеверия на ее поиски не распространялись. Искали ее долго. Но, к сожалению, безуспешно. Не было ни единой зацепки, ни одного подозреваемого. Стоит ли говорить, в каком состоянии находились тогда родители? Но миновал год, за ним другой, и нам не оставалось ничего иного, кроме как учиться с этим жить. Через четыре года родился Антошка. Здоровый, любознательный и не по годам смышленый малыш, он стал родительской отдушиной, и постепенно несчастье, случившееся с Машей, начало отходить на второй план. Пока однажды утром пятилетний Антон не предложил рассказать сказку и все мы, слушая его, едва не позабыли, как дышать.

– Это тебе сон такой приснился? – осторожно поинтересовалась мама, когда он закончил свой рассказ.

– Нет, – обрадовался произведенному впечатлению Антон. – Мне эту сказку тетя рассказала.

– Какая тетя? – посеревшими губами спросила мама.

– Не знаю, я ее не вижу. Она у меня в шкафу прячется. А ночью, когда все засыпают, шепчет мне оттуда сказку.

От воспоминаний о том дне по телу Сони пробежал озноб, и она зябко обхватила себя за плечи.

– Про Машу вы ему не рассказали? – догадалась Света.

– Не рассказали. Он мальчик чувствительный, жалостливый. Родители боялись, что это разобьет ему сердце. – Соня болезненно поморщилась. – В день его рождения из дома убрали все Машкины снимки, а со всех родственников и друзей взяли обещание не упоминать при нем о черном периоде в жизни нашей семьи. А потом, когда Антон начал ее слышать… В общем, то утро принесло нам множество потрясений. Самым страшным оказалось даже не то, что пропавшая Маша нашла в лице Антона посредника, а что вернулась она в виде призрака, а значит, она…

– Мертва, – произнесла Света слово, костью застрявшее у Сони в горле.

– Да. Надежды больше не оставалось. Мы с мамой едва умом не тронулись. Но папа, всегда славившийся хладнокровием, заставил нас взять себя в руки. Посовещавшись, мы решили, что не станем рассказывать Антону, что к нему привязался призрак покойной сестры, и дружно сделаем вид, что ничего из ряда вон не происходит. Ему объяснили, что у него в шкафу поселилась фея сказок, доброе и милое создание, которое рассказывает детям истории, чтобы те быстрее засыпали. Антошка легко принял эту версию, и с того дня мы каждое утро вновь слушали Машкины сказки.

– Но на этом история не заканчивается? – вновь догадалась проницательная Света.

– Не заканчивается, – вздохнула Соня. – Однажды ночью, Антону на тот момент было около шести, нас разбудил нечеловеческий крик. Я ворвалась в комнату первой и застала брата забившимся в угол и воющим от ужаса. Мы с мамой с трудом его успокоили. Антон долго не рассказывал, что случилось той ночью, и только недели спустя признался, что попросил фею сказок показаться. Та его просьбу охотно выполнила. Показалась. Но от вида ее Антон пришел в такой ужас, что психика его не выдержала.

– Рассказал? – тихо уточнила Света.

– Ну как рассказал,– поджала губы Соня.– Нарисовал. И подписал своим тогда еще неумелым детским почерком. С тех пор это его единственный способ общения, потому что после той ночи Антон перестал разговаривать.

Не отыскав подходящих слов, Света промолчала.

– А мы окончательно убедились, что его преследует именно Маша. Антон по нашей просьбе нарисовал фею сказок. Длинноволосую, рыжую, худощавую. Он изобразил ее так же, как всегда изображал меня. Только глаза у нее были белые, без зрачков. А рисунок он подписал…

– Как? – едва слышно выдохнула Света.

– «Другая Соня».

Повисла долгая пауза. Света пыталась уложить услышанное в голове, когда Соня вдруг продолжила:

– Ее призрак… Призрак юной девушки… Она выросла, не погибла шестилеткой. Все эти годы она была жива. Слишком рано мы сдались.

Света перевела взгляд на тренировочную площадку, по которой суетливо перемещались животные и люди. Ярко светило солнце, жизнерадостно лаяли собаки, смеялись мужчины, но в этой атмосфере всеобщей радости ей отчего-то сделалось особенно грустно.

– Маша после того происшествия исчезла?

– Нет. Она по-прежнему приходила, но больше не показывалась. Это был очень страшный период. Антон начал ее бояться и все время плакал. Я пошла на хитрость и наплела ему, что фея сказок на самом деле хорошая. А выглядит жутко, потому что слепая. Вот и прячется по шкафам, бедняжка, стыдится своего вида. А Антон, как я уже говорила, мальчик чувствительный, поэтому мигом проникся к «другой Соне» жалостью. Прекратил плакать, стал снова к ней прислушиваться, а нам наутро зарисовывал ее рассказы. И хотя страх перед Машей у него прошел, разговаривать он так и не начал. Уже два года молчит.

– А что говорят врачи?