Персиваль Эверетт: Джеймс

Посвящается Дэнзи

Percival Everett

James

Перевод с английского

Юлии Полещук

Russian translation rights arranged with Melanie Jackson Agency, LLC,

through AJA Anna Jarota Agency

© Percival Everett, 2024

© Michael Avedon, фото автора на обложке

© Ю. Полещук, перевод на русский язык, 2026

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2026

© ООО “Издательство Аст”, 2026

Издательство CORPUS ®

Записная книжка Дэниела Декейтера Эммета

Я в город приехал позавчерась,
А тама шумят, тама просто ужасть,
Сторожа ночные так и снуют
Орут, дескать, старый Дэн Такер тут
Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,
Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,
Ты уже опоздал на ужин.

Овца и барашек паслися середь полей
Барашек, сказала овца, ты могешь бежать шибчей
Тише, что ты, овечка, чу, слышишь, волк рычит,
Ой-ой, божечки, овечка, никак это бульдог рычит,
Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,
Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,
Ты уже опоздал на ужин.

Бритва моя остра, прямо-таки загляденье,
Да еще с собою бутыль – славное угощенье,
Дэн Такер жует кукурузу, овечка жует овес,
Я сразу тебя обрею, как вода прогреется скрозь.
Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,
Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,
Ты уже опоздал на ужин.

Навроде как сойка в ласточкином гнезде,
Ради спасенья души шастает он везде,
Старый Такер в нору забрался,
А там девять аль десять лисят.

Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,
Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,
Ты уже опоздал на ужин.

Намедни пошел я в добрые люди
Послухать, как Такер молиться будет.
Все перепилися акромя меня
И старый Дэн Такер взял челюсть коня.

Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,
Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,
Ты уже опоздал на ужин.

Старый Зип Кун

Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,
Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,
Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,
Глядь – старый Зип Кун: ба, вот так встреча!
Старый Зип Кун самый ученый на всей земле,
Старый Зип Кун самый ученый на всей земле,
Он на банджо поет про енота в дупле.

Видели, как в океане плавает дикий гусь?
Видели, как в океане плавает дикий гусь?
Видели, как в океане плавает дикий гусь?
Никого красивее гуся я вам сыскать не берусь.
Когда дикий гусь подмигнет, так и манит за ним нырнуть,
А когда дикий гусь взгогочет, всякий готов утонуть.

Кабы я был президент Соединенных Штатов
Кабы я был президент Соединенных Штатов
Кабы я был президент Соединенных Штатов
Я бы сосал леденец и ворота распахивал настежь,
А тех, кто мне не по нраву, я на порог не пущал бы,
И так я их не пущал бы, что Крокет сам осерчал бы.

Индюк в соломе

Когда наш отряд по дороге катил,
С тяжелой поклажей и вовсе без сил,
Я щелкнул кнутом, пристяжная прыг-скок,
Оглобля ушла за малым не вбок.

Припев:
Индюк на соломенной крыше, индюк на стоге с травой,
Ночь напролет пляши, вкалывай день-деньской,
Заверни их, покрути да закинь повыше,
И песню спой про индюка на соломенной крыше.

Как доют коров, не видал я в глаза,
Доил я, доил – оказалась коза.
На скирде соломы мартышка сидит,
На тёщу свою этак хитро глядит.

(Припев)
Индюк на соломенной крыше, индюк на стоге с травой,
Старая сивка ни тпру ни ну – что поделать с такой?
Заверни их, покрути да закинь повыше,
И песню спой про индюка на соломенной крыше.

Синекрылая муха

Когда молод я был, я массе служил
За столом тарелки ему подносил
И бутыли, чтобы горло смочить, подавал,
И еще синекрылых мух отгонял.

Припев:
Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,
Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,
Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,
Моего массы нет.

Днем хозяин мой ездит верхом,
Я за ним с метелкой бегом,
Коли муха укусит лошадь,
Та живо хозяина сбросит.

(Припев)

Ферму он объезжал как-то раз,
Мух слетелося – просто страсть,
Одна тяпнула его в ляжку,
Черт бы побрал канашку.

(Припев)

Лошадь вздыбилася, понесла,
В ров хозяина из седла.
Он помер – по чьей прорухе?
Суд решил: синекрылой мухи.

(Припев)

Под хурмой его схоронили,
А на камне ему сочинили:
“Здесь лежу я, любезные други,
По вине синекрылой мухи”.

Часть I

Глава 1

Эти маленькие негодники притаились в высокой траве. Луна, пусть еще и не полная, светила ярко и стояла как раз за ними, так что я видел их яснее ясного, хотя и было уже очень поздно. Возле черной холстины вились светляки. Я дожидался у кухонной двери мисс Уотсон, покачивая ногой расшатавшуюся ступеньку: завтра хозяйка наверняка велит ее починить. Я ждал, пока мисс Уотсон вынесет мне сковороду с кукурузным хлебом, который она испекла по рецепту моей Сэди. Вся жизнь для раба – сплошь ожидание: ждешь-пождешь и снова ждешь. Ждешь указаний. Ждешь кормежки. Ждешь скончания дней. И в довершение всего ждешь заслуженного и справедливого христианского воздаяния.

Эти белые пострелята, Том с Геком, наблюдали за мной. Они вечно выдумывали забавы, в которых я был то злодеем, то жертвой, но непременно игрушкой для них. Носились в бурьяне среди клещей, комаров и прочих кусачих мошек, но мне все-таки не докучали. Однако белым надобно потакать, так что я спустился во двор и выкрикнул в темноту:

– Енто кто еще там впотьмах?

Они захихикали, неуклюже закопошились. Эти мальчишки не сумеют подкрасться и к слепоглухому, даже если будет играть оркестр. Чем с ними возиться, лучше уж тратить время на пересчет светляков.

– Нешто сесть на крыльцо да пождать, вдруг опять чего и услышу. Не ровен час, там ведьма али нечистый. Побуду уж лучше тут, где меня, старика, не достанут.

Я уселся на верхней ступеньке, прислонился к столбу. И прикрыл глаза от усталости.

Мальчишки перешептывались увлеченно, я слышал их так же ясно, как церковный колокол.

– Никак уснул? – спросил Гек.

– Вроде да. Говорят, негры засыпают вот так. – Том щелкнул пальцами.

– Тс-с, – шикнул на него Гек.

– А давай его свяжем, – предложил Том. – Привяжем его к столбу, у которого он сидит.

– Нет, – возразил Гек. – Вдруг он проснется и поднимет шум? И тогда в доме узнают, что я на улице, когда мне положено быть в постели.

– Ну и ладно, – сказал Том. – Знаешь что, мне нужны свечки. Я проберусь на кухню мисс Уотсон и прихвачу свечек.

– А ну как разбудишь Джима?

– Никого я не разбужу. Спящего негра даже гром не разбудит. Неужели ты совсем ничего не знаешь? Ни гром, ни молния, ни львиный рык. Мне рассказывали об одном, он проспал даже землетрясение.

– Интересно, каково это, когда землетрясение? – спросил Гек.

– Это как твой папаша будит тебя среди ночи.

Мальчишки неловко двинулись в дом, по скрипящим жалобно половицам, и не то чтобы осторожно поползли на карачках на кухню сквозь голландскую дверь мисс Уотсон. Я слышал, как они шарят по ящикам и шкафам. Но глаза так и не открыл и не обращал внимания на севшего мне на руку комара.

– Нашел, – сказал Том. – Я возьму три.

– Нельзя просто так забрать у старухи свечки, – возразил Гек. – Это же воровство. А если подумают на Джима?

– Я ей оставлю пять центов. Этого более чем достаточно. И на раба никто не подумает. Где ему взять пять центов? Пошли уже, пока она не явилась.

Мальчики вышли на крыльцо. Вряд ли они отдавали себе отчет, сколько наделали шуму.

– Ты лучше оставь ей записку, – посоветовал Гек.

– Ни к чему, – возразил Том. – Пяти центов за глаза хватит.

Я почувствовал, что мальчики повернулись ко мне. Я не пошевелился.

– Чего ты? – спросил Гек.

– Да вот хочу подшутить над стариной Джимом.

– Ты разбудишь его, и все.

– Тише ты.

Том шагнул мне за спину и ухватился за поля моей шляпы.

– Том, – жалобно произнес Гек.

– Тс-с-с, – шикнул на него Том и снял с меня шляпу. – Я просто повешу шляпу на этот гвоздь.

– Чего ради? – спросил Гек.

– Он проснется и решит, что это проделки ведьм. Дорого бы я дал, чтобы это увидеть.

– Ладно, шляпа висит на гвозде, а теперь пошли, – сказал Гек.

Из дома донесся шум, мальчишки бросились наутек и, поднимая пыль, вприпрыжку умчались за угол. Я слышал, как их топот стихает вдали.

В дверях кухни кто-то стоял.

– Джим?

Мисс Уотсон.

– Да, мэм?

– Спал ты, что ли?

– Нет, мэм. Я умаялси, но не спал.

– Ты заходил ко мне в кухню?

– Нет, мэм.

– Кто-то еще заходил ко мне в кухню?

– Да я вроде как и не видел, мэм. – Что, кстати, была правда, поскольку я все это время просидел с закрытыми глазами. – Не видел я, чтобы кто заходил в вашу кухню.

– Вот твой хлеб. Скажешь Сэди, что мне понравился ее рецепт. Только я кое-что добавила от себя. Чтобы его улучшить.

– Да, мэм, всенепременно скажу.

– Гека не видел? – спросила она.

– Видел раньше.

– Давно?

– Порядочно, – ответил я.

– Джим, ответь мне на вопрос. Ты заходил в библиотеку к судье Тэтчеру?

– Куда к судье Тэтчеру?

– В библиотеку.

– Это комната с книжицами?

– Да.

– Нет, мэм. Книжицы-то я видел, а в комнате не бывал. А для чего вы спрашиваете?

– Да просто он обнаружил, что кое-какие книги стоят не на своих местах.

Я засмеялся.

– Чего бы мне делать с книгой?

Она тоже засмеялась.

Кукурузный хлеб был завернут в тонкое полотенце, и я перекладывал его из руки в руку, потому что он был горячий. Думал было откусить кусочек, поскольку проголодался, но мне хотелось, чтобы Сэди с Элизабет попробовали его первыми. Когда я вошел в дом, Лиззи подбежала ко мне, принюхиваясь, как гончая.

– Чем это пахнет? – спросила она.

– Думаю, этим вот кукурузным хлебом, – сказал я. – Мисс Уотсон испекла его по рецепту твоей мамы, и пахнет, конечно, славно. Правда, она сообщила мне, что кое-что изменила.

Сэди подошла и поцеловала меня в губы. Погладила по щеке. Сама нежная, губы нежные, а руки, как у меня, огрубели от работы в поле, хотя не утратили ласки.

– А полотенце я непременно ей завтра отдам. Белые о таких вещах не забывают. Сдается мне, они каждый день выкраивают время пересчитать чашки, ложки, полотенце и прочую утварь.

– Чистая правда. Помнишь, как я в тот раз забыл вернуть грабли в сарай?

Сэди положила хлеб на колоду – точнее сказать, на пенек, служивший нам столом. Разрезала. Дала нам с Лиззи по ломтю. Мы откусили. И переглянулись.

– А ведь так хорошо пахнет, – сказала малышка.