– Кабинет графа Вологодского, – повторила я. – Мы мирно вели светскую беседу, и вдруг гостья занервничала, ей срочно понадобилась эта рабочая комната.

– Это же туалет! – рассмеялся Вульф.

– Как ты догадался? – заморгала я. – Кстати, Краузе тоже сразу поняла, о чем речь.

– Лампуша, если манерная дама неожиданно начинает суетиться и сообщает о необходимости посмотреть гравюры, почитать энциклопедию, заняться медитацией или зайти в покои царицы Савской, то сразу покажи ей дорогу к унитазу, – давился смехом Макс. – Если не поторопишься, может случиться катастрофа.

– Почему бы просто не сказать «мне надо в туалет»? – недоумевала я. – Или «где у вас сортир?». Ну, еще «уголок задумчивости». Но «кабинет графа Вологодского»… Какое отношение этот аристократ имел к туалету? Может, он унитаз придумал?

– Если память мне не изменяет, изобретение этого замечательного предмета приписывают лорду, сэру Джону Харингтону, – ответил Макс. – Вроде именно этот дворянин создал для королевы Елизаветы Первой конструкцию со сливным бачком. А почему утонченные дамы не спрашивают «где тут туалет»? Потому что они не ходят туда! Это неприлично, моветон! А у тебя голубой крови нет, поэтому и не сообразила.

Макс расхохотался и простонал:

– Кабинет графа Вологодского! Похоже, в ближайшее время не придется скучать. Пошли домой, попробую выяснить, какие планы у «моей маменьки». Однако, повезло мне! Не у каждого две мамаши, одна краше другой.

Когда мы вошли в столовую, Фредерика приложила руки к груди.

– Гришенька! Мальчик! Как ты вырос!

– Расцвел и начал скукоживаться, – пробормотал себе под нос Вульф и громко произнес: – Рад встрече! Сюзи, принеси мне чаю… Дорогая мать, что привело вас в наш дом?

– Сумерки настали, – промурлыкала маменька, – ах! – И она фальшиво заголосила: – Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля! Тебе поем мы песню, вечерняя заря… – Испортив начало песни, дама закатила глаза. – Ах, милый мальчик! Помнишь, как мы пели по вечерам? Отец играл на скрипке, я – на фортепиано… Ах, куда подевались златые дни!..

– Многоуважаемая маман, – остановил поток воспоминаний Вульф, – вы к нам надолго?

– Ну… точно не скажу, – улыбнулась дама.

– Цель визита в Москву какова? – продолжал «сыночек».

– Гришенька… – пропела тетенька.

– Георгий, – поправил ее «сын».

– Прости, любимый, не поняла тебя… – похоже, искренне удивилась гостья.

– Мое имя – Георгий, а не Григорий, – объяснил Макс. – Понимаю, имена похожи, но это не одно и то же.

Фредерика округлила глаза.

– У тебя в метрике стояло «Григорий-Георгий фон Альпенблиц». Первое имя – в честь твоего предка по моей линии, короля государства Тарбот.

– Тарбот? – не выдержала я. – Такое существовало?

– Ах, любимая девочка! – пропела «свекровь». – В сто третьем году до нашей эры Григорий Тарбот победил великого царя Мога и на все века вписал свое имя в историю государства Российского. Георгий, твой муж, назван в честь своего дедушки. Ах, он так любил Гошу, качал его на коленях! Георгий фон Бург его звали… Я, увы, немного приболела. Не стала бы беспокоить вас, но недуг лечит только один врач, живет он в Москве. Записалась к нему на прием на завтра. О нет! Ни в коем случае! Нет, нет, нет! Категорическое нет! В отличие от своей бабушки, царицы Брунгильды Второй, которая стонала, ныла и рыдала, я прохожу сквозь чащу неприятностей с гордо поднятой головой!

– Простите, мы вас не поняли, – прервал речь «мамы» Макс.

– Я умею читать мысли людей, – очень нежно продолжила Фредерика. – Вы оба, услышав, что больная пожилая мама собралась завтра к доктору, захотели пойти со мной. Но я не из тех, кто заест жизнь любимых – нет, обожаемых! – детей. Сама справлюсь. Возьму такси. Если в доме мало места, легко лягу спать в коридоре. Бросьте только на пол подстилку – и нет проблем.

– Вас сейчас отведут в комнату, – сказал Макс, – в гостевую на первом этаже.

– О-о-о! Это слишком шикарно! – простонала «мамочка» и тут же осведомилась: – А при ней имеется уголок графа Вологодского?

– Да, – хором ответили все, включая Розу Леопольдовну и Сюзанну.

– Матрасик – ортопедический?

– Конечно, – заверила Краузе.

– В подушечках натуральное перо или гадкий вонючий синтепон?

– У нас они перьевые, – уточнила я.

– А белье? Хлопковое?

– Конечно, – кивнула Архипова.

– Не могу заснуть без чашечки какао, выпитой в постельке, – зашептала дама. – Да-да, понимаю ваше отношение к подобным капризам, но состояние моего здоровья ужасно. Простите, простите великодушно!.. А полотенчико дадут? Мне можно маленькое, даже тряпочку… Когда мы в начале двадцатого века бежали из России, столько бед на голову свалилось! Потом, конечно, все уладилось, но появилось у меня королевское умение никогда-никогда не сдаваться… Ах, Гришенька, как я рада, что ты больше не гонишь меня из дома! Спасибо, спасибо! Разрешите отойти ко сну?

Мы молча кивнули, гостья вскочила.

– До завтра, любимые! Не беспокойтесь обо мне, я привыкла к лишениям! В нашем дворце в Европе порой холодно. Меня сопроводят в опочивальню? И как насчет… э… удовольствия Марии Шотландской в постельке? Не засну без него!

Возникла тишина, первым очнулся Макс.

– Скажите конкретно, что надо.

– Ах, мне неудобно, – завела свою песню «маменька». – Но мы же одна семья. Да, Гришенька?

– Верно, – вместо мужа ответила я. – Говорите прямо, что вы хотите.

– Чашечку травяного отвара, три бутербродика с маслицем и сыром. Первое – только голландское, другое не ем. Намазать тонко. Сыр – исключительно французский, отрезать толстенько. К отварчику конфеток шоколадных, швейцарских, малую толику, штук… э… пять-шесть. Одеяльце пуховое. Мыло, пожалуйста, с розовым маслом. Это все! Но я не капризна, если ничего этого нет и постелька не предусмотрена, лягу на скамеечке в саду, прикроюсь рваной тряпочкой. Ах! У русской аристократки тяжелые дороги! Готова нести все тяготы жизни, как моя тетя, баронесса фон Гудвин. Ей зимой вместо шубки из рыси в тюрьме дали полушубок из ваты. Он так смешно назывался… телопечка!

– Телогрейка, – зачем-то сообщила правильное название одежды Сюзи. – Давайте провожу вас в спальню.

– А то, о чем я говорила, мое удовольствие? Его принесут? – сдвинула брови гостья. – Если у вас нет продуктов, то я спокойно поголодаю!

– Все подам, – пообещала Архипова и почти вытолкнула нежданную-негаданную гостью в коридор.

– Что это было? – произнес Макс. – Театр одного сумасшедшего актера?

– Похоже на то, – пробормотала я. – Премьера спектакля.

– Она реально посчитала меня своим сыном, имя которого путает?

Я обняла Вульфа.

– Понимаю теперь, почему Горти испугалась, что придушит мать Жорика. Может, завтра мадам прекратит комедию?..

– Я бы на такое не рассчитывал, – вздохнул муж. – Пошли спать. Странно, конечно, но такое ощущение, что меня палкой побили.

Глава девятая

– Вот уж не думал, что когда-нибудь произнесу подобную фразу, – смутился Даня, – но придется: я мало что нарыл на Акулова. Обнаружил, что он прикрыл весь свой бизнес и пропал. Испарился. Ни дыма, ни следа.

– Не особо радостная информация, – заметил Костин.

– Согласен, – кивнул наш компьютерный охотник. – Не буду объяснять, как клубки разматывал, расскажу лишь, что накопал. У мужика была куча всего разного, но в основном мелкого, например, сеть магазинов дешевых продуктов «Улыбка». Три года она просуществовала, а потом он ее продал. Новый хозяин не сумел удержать бизнес, тот ниже фундамента упал, «Улыбка» утонула, мир ее праху. Чем для нас эта история интересна? Акулов за продажу сети получил очень даже хорошие деньги. Все оформлено честь по чести, все, что следовало государству отстегнуть, отстегнуто, документы в идеальном порядке. Заинтересуются ли определенные органы Сергеем Федоровичем, если он, например, купит квартиру в Москве или дом в Подмосковье, заплатит столько, сколько у него оказалось после продажи «Улыбки» и уплаты всех налогов?

– Наверное, нет, – осторожно ответил Володя.

– Свяжут ли банкротство покупателя лавок продуктов с прежним владельцем «Улыбки» господином Акуловым?

– Маловероятно.

– Скорее всего, приобретатель – подставное лицо, – продолжил Даня. – Эта схема давно придумана. Акулов продал «Улыбку» некоему N, заплатил что положено государству, свои деньги забрал. Все честно. Продуктовая сеть при новом хозяине быстро захирела, умерла, меньше года прожила. Виноват ли в ее «смерти» Акулов?

– Нет, – ответила я, – он уже не владелец.

– Вот-вот, – кивнул Северьянов, – Сергей Федорович чист, как младенец. Но на самом деле господин N получил не очень большие деньги за услугу. Акулов сам вынул средства из «Улыбки» и спрятал их.

– Зачем так поступать? – удивилась я.

– Он не хотел, чтобы кто-то узнал, что сворачивает дела, готовится бежать, – объяснил Северьянов. – Да, он потеряет немного, но основное сохранит. И, как я уже говорил, похоже, Сергей Федорович вкладывал деньги в ювелирные изделия особой ценности. Моя догадка подтвердилась. На мой запрос про Акулова в соцсетях рано утром выпал профиль Иосифа Яковлевича Берга. Он хвалит Сергея Федоровича как человека с тонким вкусом, собирателя и коллекционера.

– Это кто? – живо спросил Володя.

– Оценщик ювелирных изделий, эксперт. У мужчины идеальная репутация, ни одного темного пятна, он уважаем в таких мегамонстрах, как «Сотбис», «Кристис» и другие аукционные дома мира. Сейчас он вам все расскажет, я с ним договорился о встрече в «Зуме».

Экран на стене стал светлым, я увидела мужчину средних лет. Он спокойно произнес:

– Добрый день, господа. Молодой человек по имени Даниил прислал список вопросов, сейчас отвечу на них. Итак. Знаком ли мне Акулов Сергей Федорович? Да. Мы впервые встретились в закрытом клубе Василисы Нестеровой на дне рождения Венедикта Куприна. Никого из них сейчас в России нет. Где они? Понятия не имею. Веня нас представил друг другу. Акулов произвел впечатление интеллигентного, хорошо воспитанного человека, но разговор случился для меня непростой, потому что я не люблю разочаровывать людей. Сергей Федорович показал кольцо, которое недавно приобрел, сказал, что ранее оно принадлежало женщине, чей прапрадед служил в Екатеринбурге. Ему, тогда совсем молодому, но умеющему хорошо читать и писать, поручили составить опись предметов, которые царская семья привезла с собой в изгнание. Родственник той дамы стал членом группы, которая после расстрела царской семьи занималась разбором и описью имущества убитых Романовых. После пары дней работы у одного сотрудника случился сердечный приступ, он умер. Через двое суток не пойми от чего отошел к Господу второй работник. Третий понял, что так убитые мстят своим палачам. Он не хотел умирать, но, в отличие от тех, кто внезапно лишился жизни, он никогда не видел никого из Романовых. Его привлекли к составлению описи уже после убийства, потому что он юноша был грамотный, а это в те времена была редкость. Парню пообещали за службу хорошо заплатить, и он решил не сбегать, подумал, что покойные не могут на него осерчать, он же просто писарь. Утром сотрудник явился на рабочее место, увидел того, кого назначили новым руководителем, а тот, бледный до синевы, сообщил: «Больше не трудимся. Приехало начальство, забирают все, увозят». «Без описи?» – удивился парень. Начальник протянул ему скомканную тряпку и зашептал: «Уходи живо! Там, в лохмотьях, кольцо, стоит огромных денег. Не сглупи! Спрячь на самый черный-пречерный день! В ближайшие годы не трогай! А сейчас уноси ноги, если, конечно, жить хочешь! Исчезни, сделай себе документы на другое имя, чтобы никто никогда не узнал, чем ты занимался!»

Иосиф на секунду замолчал, потом продолжил: