Ночью слышалось Лиде сквозь сон бормотание. Кто-то шлёпал по полу, недовольно что-то бубнил. После пел тихо да заунывно. А потом опять – шлёп-пошлёп и к кровати. Проснулась Лида – а пошевелиться не может. И глаза не открываются. А по лицу будто кто пёрышком водит. Остро и щекотно. И за волосы вдруг резко – дёрг! От боли вскрикнула Лида, и наваждение пропало. Вскинулась она на постели, включила лампу и глазам не поверила!

Повсюду на полу – следы мокрые, частые, как от крошечных ножек. А возле кровати – её вязание, наполовину распущенное и скомканное.

Это было так неожиданно и странно, что она не испугалась толком. Первым делом двери проверила. Заперто. После осмотрела комнаты – никого. И всё пыталась понять – отчего следы возникли? И как свитер смог распуститься? Пыталась придумать произошедшему хоть какое-то здравое объяснение и не могла. Пряжа в вязании была так спутана, что не исправить. Она долго возилась с ней, глотая злые слёзы. Очень жалко Лиде было свою работу. Через неё, через этот недовязанный свитер, ощущала Лида связь с мужем. Пусть хрупкую и иллюзорную, но уж какую есть. И надежда оставалась, запрятанная где-то очень глубоко в душе. Вдруг передумает? Вдруг вернётся? Лида запрещала себе даже думать об этом. Но надежда всё равно была.

Позже в зеркале Лиде привиделась чья-то тень. Неуловимая. Быстрая. Будто скрюченная махонькая старушонка скользнула в глубине стекла и пропала. И почти сразу же загрохотало на кухне – это ветер ворвался через распахнутое окно. Разметал посуду, разбил чашки, прокатил по полу мусорное ведро. Задул пламя на плите.

Теперь Лида всерьёз испугалась. Ей захотелось к людям, рассказать о произошедшем. Посоветоваться. Звонить Натке не имело смысла – слишком далеко она была. И Лида засобиралась в магазин – к Валентине.

Выслушав сбивчивый рассказ, та посмотрела странно:

– Всё-таки ты ходила в заброшку! Брала оттуда что-нибудь?

Лиде было неловко признаться, что она захватила мешочек с деревянными фигурками.

– Что молчишь? Признавайся уже.

И помедлив, Лида кивнула.

– Брала. Деревянные заготовки для кукол. Всё равно никому не нужны. Их там много брошенных.

– Ясно, – удовлетворённо кивнула Валя. – С ними ты принесла гостей. Думаю, пустодомка к тебе перебралась. Если следы мокрые да вязание спутано – точно она. И зеркала любит…

И глядя на растерянную Лиду, посоветовала:

– Ты к матушке моей зайди, она подскажет, что делать.

Бабы Поли дома не оказалось. И Лиде пришлось повернуть домой. По дороге разболелась голова и так плохо, так муторно сделалось на душе, что она решила уехать. Раздевшись в прихожей, споткнулась о мешочек с деревяшками и растянулась на полу. Вывалившиеся фигурки с весёлым стуком раскатились по сторонам.

«И пусть, – равнодушно подумала Лида. – Уеду и всё».

Вот только… дальше что? Как жить? И где? У Натки большая семья – муж, дети. Она, конечно, сочувствует Лиде, старается помочь, чем может, да только свои заботы для неё важнее. А больше у Лиды и нет никого.

Незаметно для себя Лида собрала фигурки и теперь перебирала, рассматривала. Они были гладенькие, ровненькие – приятные и успокаивающие на ощупь. И тут среди них попалось Лиде давешнее веретено в тряпицу завёрнутое. Дёрнулось оно в пальцах, укололо Лиду пребольно и укатилось в сторону. Только лоскуток в руках и остался. А Лида словно очнулась – вспомнилось ей, что в старом доме видела ящик с красками и кистями. И так захотелось ей рисовать – вот хотя бы какую из деревянных чурочек раскрасить, что она, наскоро накинув пальто, поспешила к знакомой заброшке. По скрипучему снегу легко бежалось. И казалось Лиде, что позади кто-то в унисон шагами поскрипывает. И страха не было – только нетерпение.

После, вернувшись, она принялась за работу. Выходило неважно, краска не ложилась, стекала с фигурки. Лида перепачкалась сама и забрызгала стол. Но первый опыт всегда такой. Неудачный да неуклюжий. Главное – затея понравилась. И она решила, что обязательно продолжит это занятие.

Впервые за долгое время ей было хорошо и спокойно. За работой Лида не заметила перемены в доме – в камине затрещали подброшенные полешки, чайник запел на плите и запахло чем-то вкусным, сдобным, как когда-то у бабушки.

Свитер Лида забросила. Из остатков голубой пряжи неспешно связала платьице и обернула им веретено, подвязала бантиком-пояском. А под шапочкой нарисовала глаза яркой голубой краской, и брови вразлёт, и улыбчивый рот.

– Так-то лучше, – подумала удовлетворённо и положила веретено возле окна. За этой немудрящей работой возникли у Лиды первые планы. Она решила, что продолжит раскрашивать фигурки и придумает для рождённых кукол маленькие истории-сказы. А после сфотографирует их и выложит на свою страничку в сети. Отчего-то сейчас это казалось ей очень важным. Словно подсказал кто-то такую идею.

Когда совсем стемнело, в окно постучали. Баба Поля прильнула к стеклу, показала – выйди, разговор есть. Поля принесла свёрток. В дом не зашла, наставляла Лиду во дворе:

– Всё знаю. Не волнуйся. Мы на незваную гостью твою управу найдём. Можно корень папоротника заварить. И настоем помыть всё – Кика любит его запах. Можно бусины сделать деревянные и как чётки нанизать – вроде как подарок ей. Станет она эти чётки перебирать и остановиться не сможет. Присмиреет. Сделается верной дому и его хозяевам. Только дерево особое нужно. А можно её полностью перевязать…

– Почему вы называете её Кикой?

– Ну а как ещё? Пустодомкой больше нельзя – она теперь к тебе перебралась, в обжитой дом. Кикиморой грубовато выходит, не нравится ей, когда так величают. А Кика – самое то. Ты, главное, найди её и перевяжи фигурку ниткой заговорённой. Я тебе её принесла. И сама пошепчи наговор, я там на бумажке слова нужные записала. А после закопаешь её у дома старого, где взяла. И всё. Сгинет… Что молчишь? Или передумала? – вдруг спросила баба Поля. – И руки все в краске…

– Да я кукол разрисовываю, – нехотя призналась Лида. – Нашла в том доме.

И с удивлением смотрела, как разулыбалась вдруг Поля и свёрток свой обратно в карман спрятала.

– Вот значит как! Выходит, всё к лучшему сложилось. Значит, к добру встреча ваша оказалась, к хорошим переменам!

С той поры наловчилась Лида делать деревянных куклят. Каждого со своей историей и особым приданым: у кого домик из спичечного коробка, у кого одёжка новая или сундучок-скорлупка с сокровищами: камешками, травинками, кусочками коры… И про каждого обязательная сказка.

За куклятами теперь очередь к ней – уж очень симпатичные они выходят. Волшебные. Добро и счастье приносят владельцам.

Вот так у Лиды новая любимая работа появилась. И дом она собирается у Натки выкупить. Постепенно. Подруга согласилась и обещала не торопить с оплатой.

По вечерам частенько Лида ходит на посиделки. Там, за работой, рядом с другими мастерицами она неспешно общается или слушает истории диковинные про тех, кто рядом с нами живёт. Про соседей наших невидимых. Рассказывать их баба Поля большая мастерица.

Приходите туда и вы. Тоже послушайте.

Глава 1
Чуров Лог

– У нас в Пряхино места красивые. Сейчас, конечно, не то – пора безвременья, а по весне, когда пёстрые цветные ковры расстилаются по лугам, аж сердце заходится от восторга и природной благодати. А пахнет как! – Баба Поля даже руками всплеснула. – Ну чисто расплавленным мёдом – и сладостью, и пряной терпкой горчинкой. Самое раздолье для пчёл.

Среди наших, местных, пасечников почти не осталось. Только дядька Пётр ещё занимается понемногу. Но у него пасека старая, хозяйство осёдлое. Зато частенько наезжают пришлые, кочевые. Много их в наших краях перебывало. Хитро-то как придумали – соберут в одном месте нектар пчёлы. Они – р-р-раз и дальше их перевозят, поближе к новым растениям тулят.

Прошлой весной вот семья пчеловодов недалеко обосновалась. Илья и Ирина. Хорошие, спокойные, они в Валюшкин магазинчик ходили – и купить чего, и просто поговорить. Симпатичная пара.

Ну и к Петру заезжали. А как же! Расспрашивали про травы местные, искали места поглуше, чтобы совсем неосвоенные были. Он возьми да расскажи про Чуров Лог. Наши туда давно перестали ходить – далеко и страшно. Аномалия там какая-то – блазнится сильно. Вот вроде вокруг всё наше, привычное, а потом – хоп, и меняется! Совсем другое становится! И небо густое, тёмное, и облака не такие, и растения дремучие, странные, и звуки иные – слишком громкие, слишком непонятные, чудны́е. Будто разговаривает много людей одновременно, и голоса их сливаются в непрерывный неразборчивый гул. И слышится в нём всякое – то взвизгивания, то вскрики, то фырканье, то смех… Впечатление такое, что всё на тебя направлено. Что ты перед ними как на ладони – словно беспомощный новорождённый. Только и можешь, что в испуге сжаться. А они – везде! И глумятся, и обсуждают тебя, и рассматривают как диковинную букашку… И неизвестно, чего от них ждать. Жутко!

– Кто они-то, тёть Поль? – выспрашивала заинтригованная Лида.

– Они! Те, кто рядышком с людьми ходят. Но не показываются. Таятся. Интересно им за нами наблюдать иногда. Это мне всё Пётр рассказал.

Сам он забрёл в Чуров Лог всего лишь раз, а страха натерпелся на всю жизнь. Место там необыкновенное. Красивое поначалу. Это уж потом, когда водить стало, ему всякое чудилось.

А поначалу – хорошо! Диковинно! Пётр клялся, что борщевики тамошние метра три в высоту! Шапки огромные, станешь под таким – всё небо перекроет. Насекомые в цветах гудят размером с кулак! Бабочки – как радуги цвета переливаются. В травах можно заплутать даже очень высокому человеку, запутаться в нежно-фиолетовых прошвах душицы, опьянеть от их терпкого духа.

И жарит сильно! Злое тамошнее солнце Петру сквозь кепку голову напекло. Ну и подумал он, что хорошо бы прохладиться сейчас. И сразу – словно повело его!

Рассказывал так:

Вот только по земле шёл, да вдруг ноги стали проваливаться, вязнуть, будто в трясине! Смотрю – густая тёмная жижа повсюду. Где колки из неё торчат, где кочки, заросшие бледными тусклыми цветами. И сумрачно сделалось. Неба не стало – слилось оно с землёй. Один серый полумрак кругом. И сыро. Зябко.

Стою я как дурак, с ноги на ногу переминаюсь. Что делать – не представляю. Боюсь шаг ступить, запросто можно ухнуть под воду и с концами.

Вокруг стали огоньки загораться – голубые, зелёные. Свет от них, как от старых гнилушек. Тусклый и неживой. Шумнуло где-то зычно, плюхнуло по воде. Раз. Ещё…

Чувствую – надо бежать, а куда побежишь-то? Топь повсюду. А плюханье всё громче. В мою сторону направлено! Если по воде с силой рукой ударить, похожий звук выходит. Плюхает себе всё ближе и ближе, а я дурак дураком! Стою как приклеенный и все мысли от страха растерял.

И вижу – прыгает что-то! Сначала показалось – лягушка, только уж очень большая, примерно с крупную собаку. А как приблизилось – баба! Старая. Обрюзглая. Лохмотья на ней какие-то. На голове что-то наверчено вроде куска старой тканьки. На корточках преспокойно перемещается! Шлёпает по воде ладонями и вроде как отталкивается от поверхности, подпрыгивает! И передвигается таким манером в мою сторону. Ладони у неё здоровые, пальцы перепончатые. Язык изо рта длинный лягушачий свесила и дышит часто так. Надсадно…

От ужаса заорал я во весь голос, заматерился. Не соображая, что делаю, выхватил из кармана зажигалку. Чиркнул колёсиком и швырнул в сторону твари.

И будто схлопнулось всё перед глазами. Потемнело. Голова кругом пошла…

Очнулся на косогоре, лежу в траве, лицом в соцветие борщевика уткнутый. Подхватился кое-как и дёрнул оттудова поскорее.

До сих пор не могу спокойно вспоминать про это своё приключение. Как подумаю – нехорошо делается. Сердце тарахтеть начинает и слабость во всём теле.

– Зачем же он рассказал приезжим про это место?! – не понимает, удивляется Лида.

– Если б знать… Уж очень место необыкновенное, богатое на цветы и травы. Может, поразить их хотел? Они и поехали. Осмотрелись. Понравилось им в Чуровом Логе. Расставили ульи, сами тут же расположились в прицепе.

Так и жили пару дней. Пока их полевик не прогнал…

Но это уже совсем другая история.