Глава 2
Полевик

– С полевиком-то у приезжих нехорошо вышло… – баба Поля собрала деревянные бочонки лото в мешочек и теперь стояла у окна, смотрела, как ветер бросается снегом вдоль улицы. – Сейчас-то он спит, а тогда, летом, в самую силу вошёл.

Сильно напугал он Ирину. Да и Илье ох как не по себе было, хоть и старался скрывать, а видно же. Они под утро приехали – на одной машине. Остальное всё бросили – и прицеп, и вторую машину, и ульи. К нам постучались. Ну мы с Валюшей их приняли, конечно. Успокоили, выслушали.

Там, в Чуровом Логе два дня всё нормально было, а на третий… Наваждение какое-то на них нашло. Неожиданное, стремительное!

Полдневный воздух раскалился. Задрожал, поплыл словно. В глазах чёрные мушки закружили, и свет заслонило что-то чёрное, огромное!

Илья говорил, что не мог рассмотреть ничего – ослепило его. Нестерпимое болезненное сияние перед глазами возникло и в ушах сильный звон.

А Ирина рассказывала, что на лоб ей что-то тяжёлое легло, сдавило сильно, жаром опалило. Она схватилась, а под пальцами словно солома колкая. Удержать невозможно. И тут же ещё сильнее ей на лоб надавило, пригнуло до самой земли.

Ветер откуда-то налетел. Закрутил всё вокруг, пылью и землёй бросаться начал.

Илья подхватил Ирину – та сознание не потеряла, но сделалась словно не в себе – и к машине. Двери заблокировал, а за окнами темно, будто ночью, и гудит, стонет! Ему казалось, что кто-то рвётся к ним внутрь, дверь пытается открыть, да не может. И от этого всё сильнее ярится!

Илья говорил потом – так руки тряслись, что не мог справиться с ключом зажигания. А как только получилось – погнал что есть мочи оттуда. И напоследок машину в воздух подняло на миг, подбросило прямо! И вдогонку ещё долго выло и улюлюкало.

После уже я с Ильей в Чуров Лог отправилась – вызволять оставшееся имущество. Подготовилась, конечно: травки заварила, пояс обережный себе и Илье сплела из ивовых прутиков. Соль четверговую припасла. Ну и угощение, без него нельзя – три яйца, три рубля да хлеба буханку. И бог миловал, быстро мы обернулись, никого иного не встретили. Вот только ульи пустые оказались. Разметало их по лугу и сплющило, словно кто-то сильно сжал или ногой наступил. И дерево обуглилось кое-где. А рой – улетел. Я думаю, полевик его увёл за собой. На заброшенный пчельник. Он мёд дюже уважает.

Бабка моя по молодости тоже полевика встречала и после всю жизнь с отметиной его жила…

– Расскажите, тёть Поль! – тут же попросила старуху Лида.

– Ну, слушай, – охотно согласилась та. – Наладилась бабка-то с подружками русалии травы собирать. Ночь ясная выдалась, от лунного света на всём ровное золотое сияние. Летний расцвет земли был в самой поре. Бабка говорила, что они особые цветы искали, чтобы на суженых гадать. Разбрелись по лугу в молчании – ни петь, ни переговариваться было нельзя. Увлеклись и не сразу заметили, что издали, с противоположной стороны, движется в их сторону огромная чёрная тень! Она перемещалась очень быстро, гигантскими шагами, а длинные руки её двигались, как у пловца, – загребали воздух перед собой. Вскоре и завывания до них донеслись – неразборчивый бубнёж, будто повторяющиеся слова, может, наговор какой. Завизжали девки, подхватились да бежать! А бабка чуть замешкалась, поотстала. И случилось так, что в другую сторону побежала. И почти сразу в спину ей жаром дохнуло да на землю повалило. Попробовала встать и не смогла – прижало её что-то тяжёлое к земле, не вздохнуть, не шевельнуться. Она от страха голоса лишилась, хочет закричать, а слова не идут. Глаза приоткрыла и видит над собой лицо. Только не понять – какое. Рыхлое, зернистое, словно песок! Безгубое, безносое, а глаза маленькие, выпученные и вроде на стебельках! Только глянула – как тут же всё смазалось, потекло – и пустое стало, без ничего! Вместо лица словно блин сделался – пористый, крупинчатый…

Бабка про себя молитву завела – истово, со всей силой чувства о помощи прося. И чтобы вы думали – как завизжит это существо! Да хвать её по щеке! Сильной болью ожгло! И пропало.

Бабка после этой встречи недели две оправиться не могла – не разговаривала, не ела ничего. Местная знахарка что-то ей пить давала. Так с её помощью и пришла в себя. А отметина та на всю жизнь при ней осталась. След от руки. Коричневый. Как от ожога. И, если хорошо присмотреться, шесть пальцев можно различить. Шесть, а не пять.

Глава 3
История про старый наличник

– Не понимаю я некоторых людей, – завела разговор баба Поля, удобнее устраиваясь с вязанием. – Что за манера – странные вещи в дом тащить! Да ещё взятые в незнакомых неприглядных местах. Сами тащат, а потом начинается у них всякое…

– Вы про какие вещи говорите? – Лиде, как всегда, было интересно.

– Да про разные. Про старый деревянный наличник, к примеру.

– Наличник? – удивилась Лида. – Кому он может понадобиться?

– А вот нашлись одни любители старины. Приладили его к зеркалу вроде рамы старинной. Зеркало само по себе безопасное было. А вот рама… Рама та не простая оказалась.

– Ты не про Зинку безалаберную говоришь, Поля? – встрял дед Лёва.

– А про кого же? Мать её спокойная женщина была. Без закидонов. Зинка же вся в бабку пошла – с фанабериями. Образование среднее получила, а кичилась так, будто королевский чин!

– Разве у королев бывают чины?

– Ты, Лида, помалкивай да слушай, – шикнула разошедшаяся баба Поля. – Так вот… Зинка по жизни распустёха и неряха росла, только с гонором. Но красивая девка была, этого не отнять. И в городе, в техникуме своём, подцепила какого-то аспиранта – уж такого заморенного, без слёз не взглянешь. Хилый, длинный, в очочках и взгляд рассеянный такой. Весь в науках своих, видать, закопался.

Лида хотела было возразить, что в техникуме аспирантов не обучают, но дед Лёва предостерегающе покачал головой. И она смолчала.

– И была у этого Толи-аспирантика страсть до старых вещей. Что ни по́падя в дом тащил, по большей части барахло одно, например старые деревяшки. Мать Зинкина жаловалась: то корыто приволочёт из заброшенного свинарника, то санки-развалюхи у кого-то добудет, то ещё что. А Зинка его поддерживала и поощряла – взыграл в ней практический интерес. Приловчилась она это старьё обрабатывать, да так ловко, что желающие находились за него деньги платить!

В поисках нужных предметов сперва мотались молодые по окрестным сёлам. А после уже и в соседнюю область выезжали. Оттуда, из какой-то заброшенной деревни привезли они, среди прочего, наличник. Наличник как наличник: дерево потемнело от старости, краска давно сошла. Резьба по верху непонятная – то ли птицы, то ли звери изображены. И так понравился он Зинке, что та под зеркало его приспособила вроде рамы. В порядок привела, конечно, и повесила на стену в зале. Травница местная, Семёновна, долго ту раму разглядывала и всё пытала Зинку – откуда взяли. Зинка и рассказала, что по дороге в очередную деревню, заехали они в заброшку – вдоль улицы несколько домов, все нежилые развалюхи. И в крайнем увидели наличник этот. Всего на одном гвозде болтался, но пока снимали его – намучались. Никак не шёл в руки!

– Откуп оставили? – выспрашивала Семёновна.

Зинка только глаза таращила в ответ:

– Какой откуп? Кому?

– Дык хозяевам дома того. Вы же их вроде как обокрали.

– Да не было там никаких хозяев! Нежилое место совсем.

А Семёновна знай одно – нужно или откуп отвезти на то место, или наличник вернуть, пока не поздно.

Да только кто её послушал…

Так и остался наличник в доме. И вскорости началось…

Стало казаться Зинке, что не одни они в комнатах. То волной воздух пройдётся, будто кто мимо шмыгнул. То шаги – скрип да шорк, стук да бряк – частенько. Вроде как подойдёт кто-то и остановится. Близко-близко. И дышит – сипловато, со вздохами, рядом совсем.

То раздастся среди ночи шум да беготня. Или в стену стуки, да такой силы, что штукатурка с потолка осыпается. Зажгут свет – затихнет на время. А после опять начинается.

Зинка и святой водой брызгала, и свечки особые поджигала – сперва помогало, это да. Тут бы ей и задуматься о словах Семёновны. Избавиться от наличника. Но нет.

И только после того как Зинку в зеркало затянуло, сжёг Толик тот наличник. И уехал вскорости. Насовсем.

– Как это – затянуло? – не поняла Лида.

– Да как. Взяло и затянуло! – припечатала баба Поля. – Ночью. Соседи говорили, шумело у них ещё с вечера: разговоры громкие, ругань. Из окон-то, открытых, звуки хорошо разносятся. Думали, что опять отношения выяснять взялись – Зинка последнее время попивать стала, а Толик против был, отвадить пытался.

Ну, пошумело-пошумело, да и стихло. Свет погас. А вскорости грохот раздался, да сразу после него закричал кто-то, надрывно и страшно! Соседи подхватились к Зинке во двор. А оттуда уже Толик ковыляет. Седой весь! Руки изрезаны. И твердит одно:

– Забрали, забрали…

Его успокоили немного и в дом. А там – пусто! Бутылка валяется. Вино разлито. Повсюду на полу осколки зеркала и рама-наличник тут же – лежит, аккурат на две ровные половинки расколотая. А Зинки – нет. И допытаться не могут, куда подевалась!

Толик знай одно твердит:

– Забрали!

– Кто забрал? Куда? – спрашивают.

– В зеркало забрали! – отвечает.

Чуть позже милицейские из участка приехали. К этому времени Толик оклемался малость, но продолжал им ту же линию гнуть – мол, подошла Зинка к зеркалу и чокаться стала с отражением своим. То возьми, да и схвати её за волосы! И ка-а-ак рванёт к себе, прямо в зеркало! Так и утащило. Толик клялся, что, когда он подбежал, из зеркала на него сразу две Зинки смотрели, одна со злобой, а другая с мольбой. И та, злобная, настоящую Зинку за собой потянула куда-то – по длинному коридору в глубину стекла.

Зеркало Толик сразу разбил – пытался до Зинки своей добраться. Да толку.

Так Зинку и не нашли.

Семёновна говорила потом, что не зеркало, а наличник всему виной. Он вроде двери, прохода на другую сторону. Нужно было его сразу вернуть на место, откуда взяли. Да откуп оставить – подношение, чтобы оплошность свою загладить.

Колдун в том доме жил или ведьма, теперь уж никто не узнает.

Да и после, за время пока дом пустовал, нехорошие жильцы могли в него подселиться. Не чета пустодомке твоей, Лидушка. Так-то.

Глава 4
Как Пантелевну водило

– В пятидесятых годах прошлого века, вскорости после войны, много странного происходило. Иные тогда любили на глаза показываться и часто безобразничали – открыто людей морочили. Особенно в глухих-то углах, – баба Поля примолкла, придирчиво разглядывая вывязанный фрагмент узора.

– Ну, всё! – досадливо отмахнулся дед Лёва. – Перемкнуло! Поля, очнись! Завела начало, так выкладывай, что хотела рассказать.

– Про Пантелевну, небось, да, ма? – вплыла в комнату принаряженная Валентина. – Не надоели тебе наши байки, а, Лид? Пошли лучше в клуб, там сегодня индийская комедия будет.

– Я лучше про Пантелевну послушаю, – улыбнулась Лида. – У вас так хорошо, так уютно.

– Ну-ну, – хмыкнула Валентина. – Каждый развлекается как может. Всё, я ушла. Адью.

Когда за ней захлопнулась дверь, баба Поля отложила вязание и повернулась к гостям.

– Заскучали, наверное? Может, в лото сыграем?

– Да ты издеваешься, Поля! – вскинулся возмущённый дед. – Какое лото? Мы ведь на нервах все, очень за Пантелевну переживаем!

Вышло это у него так комично, что Лида невольно рассмеялась. Улыбнулась и баба Поля:

– Ну, коли переживаете, так слушайте, что тогда случилось.

Произошло всё в небольшой деревне, сейчас от неё даже названия не сохранилось.