Дело было двенадцатого января. А у местных обычай был – под Старый новый год носить угощение лесным духам. Так повелось, что обязательно оставляли они на поляне под огромным старым еловым деревом бутылочку горькой, сала кусочек, мёд, вареники. Кто что мог, то и приносил. Выказывали уважение иным, задабривали.

Собрала гостинец и Пантелевна – положила в корзинку миску вареников да бутылку настойки смородиновой. И отправилась в лес. Вышла после полудня, не спешила – путь недалёкий, погода отличная. Морозец, солнце, снег хрусткий, белый. Красота!

Идёт она, напевает тихонечко. Да по сторонам поглядывает. Деревья вокруг высокие, снежной бахромой украшенные. Белка по веткам пробежала, сердито на Пантелевну застрекотала. Где-то сойки меж собой заспорили, не поделили припасы.

Уже почти подошла к поляне старуха, как вдруг позади голос:

– Что в корзинке у тебя?

Вздрогнула Пантелевна, обернулась и видит бабу, по самые глаза укутанную. Да так, что не разобрать – знакомая иль нет. Но показалось ей, что это Зинка-приезжая, та точно так от мороза спасалась, вороха одёжек на себя напяливала.

Спросила на всякий случай:

– Зинка, ты что ль?

А та опять:

– Что несёшь?

– А ты будто не знаешь – гостинцы.

– Давай помогу, – и руку тянет, вроде как корзинку забрать.

Рассердилась Пантелевна:

– Ты грабли-то убери, я сама донесу!

Та в ответ:

– Дай вареник, голодно мне.

– Иди ты! Налепила бы сама, раз хочется! Лентяйка!

Пошла было Пантелевна дальше, а Зинка теперь перед ней стоит, дорогу загораживает! Когда успела только?! Как смогла?

– Ты чего творишь? Спугала меня! – отшатнулась от неё бабка.

А та опять за своё:

– Дай понесу!

– Иди ты к лешему! – осерчала Пентелевна.

А Зинке то и надо – захихикала она и рукой поманила, мол, вместе пойдём.

И они пошли.

После Пантелевна делилась с соседками, шёпотом, с оглядкой рассказывала:

…Идём так рядком. Она впереди, я следом. В голове звенит тихонько и пусто. И лёгкость во всём теле такая, будто не по снегу иду, а плыву или сила какая меня несёт! И, главное, понимаю – неладно что-то, остановиться бы, одёжу наизнанку вывернуть или помолиться. Да сделать ничего не могу! И вдруг на пути – ветка обломанная, моя спасительница! Запнулась я и чертыхнулась. Как смогла слово произнести – не понимаю до сих пор! Но только отпустило меня сразу же!

Смотрю – поле вокруг. И зелёное всё! Трава молодая, только проклюнулась, первоцветы куртинками, сиреневые да жёлтые. Теплынь. Небо синее, яркое, апрельское! Такое вот наваждение!

Корзинка при мне, только в ней вместо еды черви копошатся и воняет страсть как противно!

Ну, я шубу-то переодела да знамение крестное сотворила!

Молитву завела и почти сразу услышала шум. Пошла на него и вскорости вижу – дорога! Так мне божье слово помогло!

А дальше – ничего не помню, милые! Провал! Чернота сплошная! Как до дому добралась – не могу сказать!..

После рассказывали, что обнаружилась Пантелевна на трассе. Вид у неё был всклокоченный и слегка безумный. Шуба вывернута наизнанку, в руке грязная корзинка. Озиралась вокруг растерянно и бормотала:

– Как же это? Что же это? Где зима? Зиму верните!

Шофёр, что бабку подобрал, сразу узнал её по фотографии и в район отвёз. Там её окончательно опознали, сначала на лечение определили, а потом и домой.

С того случая изменилась Пантелевна, сделалась тихой и задумчивой. В лес больше не ходила, зато взяла за правило угощать всех подряд варениками. Выйдет за калитку и всем, кто мимо идёт, по варенику предлагает. Да сердится, если отказываются, не хотят брать. Зинку невзлюбила страсть просто! Как завидит, так руками машет, крестится. Кричит во весь голос:

– Изыди, окаянная! Прочь пошла, прочь!

В общем, сдвинулась маленько на почве своих злоключений!

Знающие люди говорили, что скорее всего уводна бабке в лесу повстречалась. Нечисти-то на Святки – самый разгул! Частенько она над людьми забавлялась – морочила, в глушь за собой уводила да и бросала в незнакомом месте. Но чтобы через зиму переправить – о таком даже и не слышали раньше! Видать сильно разозлила Пантелевна нечистую. Пожадничала. Ну и получила урок. Вот так-то.

Глава 5
Как дядька за кладом ходил

– Вот ты говоришь – пожадничала… – дед Лёва задумчиво рассматривал выстроганную из дерева свистульку. – А я так думаю, в худой час отправилась Пантелевна в лес.

– Худой? – Лида отложила работу и посмотрела на деда с ожиданием. Она уже знала, что за подобным вступлением последует очередная интересная история.

– Худой. Опасное время, в которое всякие нехорошие случайности возможны. Почувствовать его приближение просто, у каждого бывало, наверное, – собираетесь сделать что-то или по делам пойти, а внутри словно не пускает. Не предчувствие, нет, скорее нежелание. И толком объяснить себе трудно – отчего так? Но хочется отложить запланированное. Умный человек так и сделает, переждёт время. А некоторые не обращают внимания, вот и попадают. Как Пантелевна та, как мой дядька…

Дядька мой, отцов брат, по молодости повстречал иных в Духов день. Ну и заработал себе на всю жизнь отметину в память о бесшабашном своём поступке, здоровый шрам через всё лицо, ото лба к подбородку. Как только глаза уцелели… Пометили его нечистые.

Духов день – особое время. Именины земли! Все вокруг радуются и её благословления испрашивают, каждый на свой лад. Угощение готовят да в поле выносят с поклонами. Молодёжь гуляет, девки босые хороводы водят, песни да танцы у них весь день. Работать нельзя – знай себе, празднуй!

У нечистых свои резоны, тоже ночью гульбу устраивают, да такую, что гул и грохот по окрестностям далеко разносится!

Хозяйки ещё поутру спешат у порога защитную линию провести – кто мелом рисует, кто дорожку из высушенной травы насыпает, кто прутья да ветки заговорённые укладывает. Всё для того, чтобы оградить жилище от нечисти. Очень активной в это время она становится!

Старые люди говорили, что в Духов день клады из земли показываются. И при желании да сноровке можно попробовать их разыскать.

Один старожил из местных, коренных, божился, что в заброшенном колодце, что на окраине деревни, ведро золотых царских червонцев с давних пор припрятано!

– Мне ещё батька баял, – твердил дед, – а он от своего отца узнал! Кто спрятал, не ведаю, а только лежит-полёживает добро до сей поры!

Молодёжь слушала да посмеивалась, не особо верила.

– Небось пусто там давно, если трепали о монетах по всем перекрёсткам.

– А вот и не пусто! – распалялся дед. – Под охраной они колодезника! Никому не добраться!

И тут-то захотелось дядьке моему попробовать золотишком тем разжиться! Перед девчонками, опять же, покрасоваться. Не без этого. Молодость безрассудна бывает. Он возьми да заяви, что нынче ночью отправится к тому колодцу и добудет клад.

Раньше в деревнях по два колодца ставили. Один – для общего пользования, в центре селения, чтобы всем сподручно было по воду ходить. А другой – за околицей. Особый он был – для хозяев леса предназначенный или для степных, если деревня среди полей-степей находилась.

Так вот, сказано – сделано. Поначалу отговаривали дядьку, да только напрасно всё. Если втемяшилось что ему в башку – не выбьешь! Пойду, говорит, и доказательство представлю – монеты оттуда принесу!

Охотников сопровождать его не нашлось. А как вечер зашёл – словно заскреблось что-то внутри, сильное нежелание возникло в авантюру эту пускаться! Но пересилил себя и, как выкатилась на небо румяная луна, отправился на дело один.

Ещё издали увидел он одинокий чёрный силуэт старого колодца. А когда подошёл поближе, то разглядел на краю сруба небольшое что-то, тёмное, лохматое. Показалось ему, что кошка. Дядька камень с земли поднял да бросил в неё. И попал, потому что ухнула она и взлетела шумно, скрылась в стороне леса. Сова!

Не по себе дядьке сделалось. Известно ведь, что сова любит с нечистью водиться. Пожалел он, что эту авантюру затеял. И денег дармовых уже не надобно. И страшно! И так захотелось ему обратно домой! Да только отступать нельзя – изведут ведь насмешками.

С трудом отодвинув крышку колодца, дядька попытался рассмотреть, что там внизу: светил фонарём, приглядывался, всё без толку. Бросил камень – ни звука, а ведь плеснуть должно было где-то в глубине. И тогда решился дядька ведро спустить, проверить, далеко ли вода.

Ведро рядом обнаружилось – колодец, хоть и старый, замшелый весь, по всем правилам поставлен был. Только вместо цепи – верёвка. Ну и ухнул то ведро дядька вниз.

Когда верёвка на всю длину раскрутилась – плюхнуло что-то. Стал он ворот крутить – туго идёт, тяжело. И ручка склизкая, из рук выскальзывает. Пока вытащил ведро – обессилил! А ведь не худосочный был, крепкий парень! Смотрит – в ведре вместо воды – грязища. То ли ил, то ли ещё что. И воняет болотиной невозможно!

Успокоиться бы ему на этом да домой пойти. Но раззадорился дядька, в запал вошёл – решил сам туда спуститься! Не иначе, над ним иные уже тогда потешились, разум замутили – не мог человек в здравом уме до подобного додуматься. Вот только отвязать верёвку от ведра не получилось – мудрёным узлом она к ручке крепилась.

Ругнулся дядька да плюнул с досады в колодец. И сразу загудело-зашумело внизу, и поднялся из глубины столб воды бурлящий! И пар повалил, как от кипятка!

Дядька еле отшатнуться успел.

А из лопухов, что возле колодца росли в изобилии, полезло всякое! Запрыгнул на сруб кто-то маленький на двух ногах, весь шерстью заросший, зыркнул на дядьку и в ухмылке клыки показал! А после – сиганул прямо в центр образовавшейся водяной воронки. За ним цепочкой пошли остальные – махонькие все, но до того страшенные! Человеческого в них почти ничего не просматривалось – лепились к телам у кого крылья, у кого ноги навроде куриных, у кого рога или гребень петушиный. Рассмотреть их было невозможно, они исчезали в колодце с такой скоростью, что дядька едва успевал считать.

Вот ведь столбом стоял, глаза таращил, а нечистых пересчитал!

И, когда последняя на сруб влезла – вроде женского полу карлица, то ли в лохмотья вся закутанная, то ли в лоскуты облезающей кожи, машинально произнёс шёпотом – шестая.

Тут она на дядьку и скакнула! Прямо на грудь! Заорал он и ну её отдирать от себя. А карлица крепко вцепилась, скалится! Псиной мокрой воняет гадостно! И в голове у дядьки голос – странный такой, словно механический – без эмоций, без пауз прокручивается:

– Забудь-забудь-забудь…

В кармане у него пузырёчек припрятан был. С настоем чертополоха. У одной знающей старухи попросил. На всякий случай. Изловчился он кое-как да плеснул этой водицей в карлицу. Прямо в рыло её. Она его в ответ и продрала когтищами по лицу. А после соскочила и плюх колобком в колодец. И дядька бежать пустился. Только в другую сторону. Так за кладом и сходил.

История эта доподлинная. В нашей семье любимая – столько раз её друг другу рассказывали, никогда не надоедала. А теперь и вы про неё знаете. Так-то вот.

Глава 6
Встреча в заброшенной церкви

Историю про церковь поведал всем дед Лёва. В один из тихих вечеров не стал просить бабу Полю развлечь гостей очередной быличкой, начал рассказывать сам.

…Давно это было.

На летние каникулы отвезли меня к прабабке, в совершенно глухие места. Деревенька была маленькая – всего несколько домов на общей длинной улочке. Старики, что доживали в них, казались мне, мальчишке, совсем древними. Раз в неделю автолавка приезжала – привозила продукты. А если нужно чего другое – в большую деревню топать приходилось, через поля и лес. Там-то я и познакомился с местными пацанами, и наладились мы с ними приключаться: то ночью на рыбалку ходить, то на великах гонять, соревноваться, кто быстрее. Но самое любимое развлечение было у нас на чужие огороды наведываться. Почему-то считалось у пацанов высшим шиком сторонним добром полакомиться. Казалось, что там вкуснее всё – клубника больше, яблоки сочнее, малина слаще…