Девочка-медведь (страница 4)
Мамочка пристально смотрит на меня. Я и сама больше всего на свете хочу, чтобы она была права! Я гоню прочь мысли о своей запрятанной в лесу тайне, но непослушное сердце ноет.
Мамочка по-прежнему смотрит на меня в упор, широко улыбаясь, и в её глазах пляшут весёлые огоньки.
– Ну что там ещё? – бурчу я.
– Как что? В этот раз нести Зиму выбрали тебя! – Мамочка пытается обнять меня, но её руки едва доходят до середины моего покрупневшего туловища. Отвлечённая этой мыслью, я не сразу соображаю, о чём она толкует. Ах да! Каждый год в Праздник весны мы всей деревней сжигаем здоровенное соломенное чучело Зимы, чтобы дать дорогу Весне. У нас считается огромной честью нести на жертвенный костёр чучело Зимы, и обычно её удостаивается тот из взрослых сельчан, кто за прошедший год больше других постарался на благо деревни.
– Я так горжусь тобой. – Мамочка выпускает меня из своих полуобъятий и прижимает руку к сердцу.
Миг мне хочется, чтобы сейчас здесь, с нами, был Анатолий. Вдруг он остался бы, узнав, что я понесу Зиму и по такому случаю надену юбку с вышивками из его рассказов? Что за глупости, одёргиваю я себя, Анатолий никогда не ходит на деревенские праздники.
– Ступай-ка примерь, – Мамочка выталкивает меня из кухни, – потом согреемся сбитнем, а там уже и ехать пора будет.
Я поднимаюсь в свою комнату, переодеваюсь в юбку и надеваю любимые ботинки из оленьей кожи. Их мастерит Анатолий. Они мягчайшие и сидят на мне как влитые, никогда не натирая ног. В каждый приход Анатолий приносит мне пару ботинок по размеру и ещё две-три побольше, на вырост. На всякий случай проверяю, надёжно ли упрятан под джемпером наконечник стрелы на шнурке. Прежде чем спуститься на кухню, достаю из-под подушки подаренный Анатолием волчий коготь и кладу себе в карман. Хотя чучело Зимы сделано из соломы и вряд ли тяжёлое, я чувствую, что лишние силёнки сегодня не помешают.
Является Саша, пританцовывая от радостного предвкушения, и все втроём мы впрягаемся в лямки наших гружёных саней. Не успеваем мы достичь противоположного конца сада, как почивавший у меня на шее Мышеловчик просыпается, соскакивает на снег и со всех ног улепётывает под сосны. Он редко сопровождает меня в деревню, а на деревенские праздники – никогда. Как Анатолий. Я поднимаю воротник, чтобы согреть покинутое им место у меня на загривке.
Сквозь заросли деревьев до нас доносится с площади шум и гам последних приготовлений. Там устанавливают ярмарочные палатки, музыканты настраивают свои инструменты, и уже тянет ароматным дымком запекающегося в стальных бочках мяса.
Пока мы с Сашей ставим палатку для Мамочкиной торговли, со всех сторон стекается народ, и вскоре на площади яблоку упасть негде. Многие мне незнакомы, ведь на праздник съезжаются жители из самых отдалённых деревень, рассыпанных вдоль противоположных краёв Снежного леса.
Над площадью витают праздничные шумы – взвизги с крутой ледяной горки, подбадривающие крики оттуда, где соревнуются в лазанье по шесту, смех и переклички от ярмарочных рядов, где идёт бойкая торговля едой и питьём. Запущенный кем-то снежок просвистывает над головой Саши и шмякается к моим ногам. Я оборачиваюсь к ледяной крепости, откуда его, надо полагать, запустили. Мальчишки-озорники с гоготом юркают за зубчатые верхушки крепостной стены.
Маленький Ваня высовывает голову из-за зубца:
– Гляди, сколько ядер мы заготовили! – Он с гордостью указывает на высоченную кучу крепко слепленных снежков. – Янка, айда к нам в команду! Мы сегодня защитники крепости.
– Мы с Сашей уже записались в штурмовую команду! – кричу я в ответ, поднимаю расплющенный Ванин снежок, снова придаю ему округлость и кидаю им в Ваню. – Прибереги-ка свой боеприпас для обороны, вояка!
– Пошли с горки кататься. – Саша по привычке пихает меня в плечо. Поверх его головы я бросаю взгляд на Мамочку.
Она обхаживает очередного покупателя, но успевает подмигнуть мне и машет рукой – мол, давай, развлекайся.
Саша идёт впереди меня через запруженную народом площадь, стараясь обходить кучки людей, зато передо мной все сами расступаются. Я до того огромная, что мне всегда уступают дорогу. И смотрят на меня по-особенному – чуть дольше, чем нужно, и скованно улыбаются. С Сашей здороваются запросто, просто кивком. А меня дразнят «Янка-Медведь», кто за спиной шёпотом, кто громко в лицо. Сегодня меня донимают не в пример больше обычного, и немудрено, ведь сельчане из отдалённых деревень не видели меня с прошлогоднего праздника, а я за год вымахала на голову.
Интересно, как далеко они разбежались бы, покажись в деревне настоящий медведь? На миг меня охватывает сильное желание зарычать – поглядела бы я, что они будут делать. Саша останавливается поболтать с ребятами из школы, а я держусь поодаль и помалкиваю, только тереблю волчий коготь в кармане.
Моя ровесница Лиля с улыбкой обращается ко мне:
– Слышала, ты у нас в этом году Зиму несёшь, да?
Я уже зарделась от гордости, но вдруг замечаю, что она зло щурится, а её губы кривит ехидная улыбка.
– Ума не приложу, с чего это тебя выбрали, – продолжает Лиля. – Я бы не сказала, что в этот год ты так уж расстаралась для нашей деревни. К тому же ты бука, из друзей у тебя один Саша, а сама ты всё время в лесу ошиваешься.
– И вообще, носить чучело Зимы – это, между прочим, наш деревенский обычай, – встревает Лилькина подружка Оксана. – А ты вовсе не в деревне родилась, ведь так?