– Когда дергаешь льва за хвост, нужно понимать, чем это может закончиться. Или еще как вариант – если любое животное загнать в угол, то даже заяц может кусаться. Кстати, никогда не видел, какие зубы у верблюда, загнанного в угол? То-то! – Поднял он палец. – А я видел! А накрыться – это русский фольклор. Для тебя приведу высказывание полностью – накрыться женским половым органом! Это русский юмор. Шутка!

– Какой лев, заяц, верблюд? – все так же оторопело переспросил хозяин. И тут же зло добавил: – Кто ракеты пустил?

В этот момент по лестнице поднялся Антон. Сыну Олега было чуть за сорок. Среднего роста, он уже был отцом трех девочек, внучек Олега. Антон имел опыт службы в бундесвере, поэтому лишних вопросов не задавал и все требуемое исполнял быстро и точно, даже не всегда понимая смысл действий. Доверял своему отцу и отцу жены. Через руку у него были переброшены тряпки непонятного цвета, а в ведре плескалась жидкость. Судя по отсутствию специфического запаха – не моча.

– Ну, так как наш президент и канцлер назначаются на должности с одобрения Госдепа США, думаю, что это не американские ракеты. – Сват окунул в поставленное у ног ведро тряпку и, немного выжав ее, стал затыкать ею щели под дверью. – И методом исключения я предположу, что это русские.

В этот момент снова в щели ударил свет, и ударной волной так приложило двери, что возникло ощущение, что еще чуть-чуть и они ввалятся внутрь. И тут же раздался грохот со стороны дома. Хозяин, оттолкнув свата, приник к щелям в двери и застонал:

– Дом! Мой дом!

Олег и Михаэль также приникли к щели. Стоявший поодаль дом стал гораздо ниже, чем был еще полчаса назад. На целую крышу.

– Швайне! Руссиш швайне! Мой дом! Его еще строил мой прадед! – взвыл хозяин. – Вы дикари! Варвары! Вы все должны сдохнуть!

– Все мы сдохнем! – флегматично согласился сват. – А сейчас ты нам должен. Иначе лежал бы там сейчас придавленный своим же домом. И никто, заметь – никто – тебе бы уже не помог. А так ты здесь, живой и здоровый. И ты, и жена. Верно, фрау?

Хозяйка молча плакала.

– Так! Что в погребе есть? – И поняв, что толку от хозяина сейчас мало, обратился к Олегу: – Олег! Сходи вниз, проведи инвентаризацию всего. Неизвестно сколько нам здесь сидеть – посмотрите, что есть из еды, что пить, и определи, куда будем ходить в туалет.

– Нет! Нет! Я не позволю! – снова заорал хозяин.

– Заткнись! – одернул его сват, и тот неожиданно смолк. – Ты можешь ходить себе в штаны. Только к нам не приближайся. Мы засранцев не любим.

И снова повернулся к Олегу.

– Мы тут с Антоном немного герметизацию проведем, – кивнул он в сторону зятя и продолжил затыкать щели.

Олег, до сих пор находившийся в ступоре чуть меньшем, чем хозяин этого местечка, двинулся к лестнице. Существует утверждение, что лучший лекарь подавленного состояния души, это простая незатейливая работа, в процессе которой человек приходит к мысли, что все прошло – пройдет и это. Верность этого утверждения Олег почувствовал на себе. Занятие инвентаризацией имущества и осмыслением, что им необходимо для того, чтобы продержаться в погребе максимально долгий срок, отодвинули в сторону тревожные мысли о произошедшем. В погребе оказалась кубовая бочка с прошлогодним яблочным вином и вопрос с жаждой пусть так, но был решен. Тут же оказались запасы длительного хранения – крупы в металлических контейнерах, прошлогодние картофель, овощи и шпик. Все то, что можно хранить в погребе по требованиям температуры и в больших объемах. В общем, от жажды и голода умереть были не должны. Для детей фактически сырая еда была непривычна, но голод, как известно, не тетка, а злой дядька. Хуже было положение с холодом. В погребе держалась температура в районе 5 градусов по Цельсию. Ну, может, чуть повысилась из-за большого количества людей. А они были фактически раздеты. Особенно дети. В углу, в одном из ящиков нашлись два рулона ткани. Один брезентовой, другой байковой. Хозяин собирался использовать эти ткани для изготовления штор, закрывающих входную дверь в погреб с целью улучшения герметизации помещения. Что? Можно сделать полностью герметичным? Можно! Но, во-первых, это стоит немалых денег, а во-вторых, бессмысленно. Вентиляция погребу, построенному по методикам этак века восемнадцатого-девятнадцатого, просто необходима. Иначе сырость и плесень в нем будут неистребимы. Но в то же время и приток теплого воздуха ему противопоказан. Поэтому влияние внешней атмосферы следует свести к минимуму.

В общем, на площадку у двери натаскали имеющиеся поддоны, на них постелили брезент и сверху накрылись байковой тканью. Из остатков этой же ткани наделали простейших накидок с дырами под голову, и это позволяло какое-то время вести минимально активный образ жизни. В основном все находились на брезенте, положив детей в середину и накрывшись тканью. Под туалет нашлось несколько ведер, в которых раньше носили на кухню ресторана овощи. Их поставили внизу, у самой дальней стены. Всю подготовительную работу успели сделать часа за три, а немного погодя электричество отключилось. И снова везение! Будь это книгой, назвали бы авторским роялем. В одном из шкафов погреба обнаружились старые лампы с пятилитровой емкостью керосина. На некоторых лампах имелись гравировки времен Третьего рейха. Другие же были еще древнее. Все это время пока суетились, организуя быт в их самопальном противоатомном убежище, снаружи периодически с разной степенью интенсивности сверкало и грохотало. В процессе подготовки к выживанию приняли участие жена хозяина, женщина и мужчина, повар и подсобник. Хозяин устранился, усевшись в стороне на старенький колченогий стул и уставившись в одну точку. Это было не критично, семерых мужчин было более чем достаточно. Потом все стихло, и потянулись часы и дни.

Менее чем через сутки начали отказывать смартфоны. Кстати, как и сказал сват, связь отсутствовала от слова совсем. Хорошо у сына на руке оказались часы. По ним хотя бы вели счет времени. Воздушных ударов в окрестностях больше не наносилось, однако дрожь земли и доносившиеся до них глухие отзвуки взрывов подсказывали, что обмен ракетно-ядерными ударами продолжается. Все стихло часов через шесть после начала.

На четвертые сутки моральное состояние спрятавшихся в погребе ушло в минус – мужики угрюмо молчали, женщины и дети плакали. Одни молча, другие наоборот. Олег подошел к Михаэлю, стоявшему у двери погреба и в щелку рассматривавшему обстановку снаружи, и поинтересовался:

– Что там?

– Все по учебнику. Сплошная облачность. Точнее запыление и задымление атмосферы. В общем, солнца не видно. И не видно будет еще долго. Температура упала, с неба что-то сыплется.

– И сколько нам еще тут сидеть? – Олег задал этот вопрос чисто для проформы. Его знаний из далекого СССР хватало, чтобы предположить ответ.

– Вот это самый главный и важный вопрос. Не имея на руках приборов радиационной разведки, ответить на него невозможно.

– Выходить все равно придется.

– Придется! – согласился тот. И вздохнул. – Только… умирать почему-то совсем не хочется. И самое страшное – видеть смерти внуков.

Он заткнул отверстие и молча пошел к лежаку. На следующий день поднялась температура у самой маленькой внучки. По-видимому, подстыла. Лекарства были. Но они остались в домике. А сходить туда… Ребенок плакал. Плакали мать и бабушки. Неожиданно плач прервал громкий стук в дверь.

Все замерли. Даже ребенок перестал плакать.

– Открывайте! Я знаю, что здесь есть люди. Не бойтесь, мы не причиним вам зла! – раздался через дверь приглушенный командный голос.

Олег и сват осторожно подошли к дверям и, вытащив из щелей ткань, приникли к ним. Олег увидел человека в давно забытом костюме, виденном им во время службы, и в противогазе. Старом советском противогазе с гофрированной трубкой, уходящей в висящую через плечо в стандартную сумку защитного цвета. А еще на груди у него висел какой-то прибор в чехле, от которого шла трубка к предмету, похожему на короткий жезл.

– Ни фига себе! – присвистнул Михаель. – ОЗК! ДП-5В!

– Русские? – услышав реплику свата, удивился незнакомец. Кстати, тоже на русском языке, но произношение подсказало, что это точно немец, но в какой-то степени знакомый с великим и могучим.

– Русские! – подтвердил сват. – Точнее, русские немцы.

– Я Вольфганг Фритч. Я привел сюда группу выживших из Зебница. Открывайте! Не бойтесь! Здесь нет радиации.

Сказав это, он кивнул на прибор. Показаний прибора ни Олег, ни Михаэль, естественно, видеть не могли и медлили. Поняв это, незнакомец после паузы сказал:

– Тогда я буду говорить по-немецки. Русский я не очень хорошо знаю, да и давно не практиковался. Я сейчас спущусь вниз по склону до границы радиоактивности. Там у крайнего домика я видел шланг, рядом с быстроразборным бассейном. Объема воды хватит, чтобы провести дезактивацию защитных накидок всей нашей группы, и после этого я вернусь сюда. Вы можете выходить, здесь чистая зона. Уж не знаю, как это случилось и какие боги нам помогли, но здесь можно жить. Но! Желательно, пока атмосфера не успокоится, все же носить хотя бы респираторы или, на худой конец, марлевые повязки. Да и очки не помешают. Кто знает, в какой момент с неба что-нибудь посыплется.

Олег переглянулся со сватом. После чего они оба направились к сгрудившимся на лежаке остальным постояльцам погреба. На скорую руку вырезали брезентовые накидки, в качестве повязок использовали футболки. И, на всякий случай, попрощавшись со всеми, разгерметизировали дверь и вышли из погреба.

Людей, о которых говорил Вольфганг, они увидели сразу. Несколько десятков человек обоего пола и всех возрастов, частью одетые поверх одежды в обычные дождевики, а частью просто накрывшиеся кусками обычного полиэтилена, с замотанными разноцветными тканями лицами стояли в очереди на дезактивацию. Вольфганг проводил ее струей из шланга, расположившись метров на двадцать ниже крайнего гостевого домика. Мешать ему не стали. Сразу направились к своим домикам. К счастью уцелевшим, видимо по причине того, что они располагались ниже по склону от хозяйского. Кстати, крыша ресторана также выдержала ударную волну. Первое, что они взяли – это лекарства. Все, что имелись. Второе, набрали одежды для детей. Для себя решили взять одежду во второй ходке. Выходя из домиков, заперли их, понимая, что в сложившейся ситуации подходы к вопросам морали и порядочности сильно изменятся. Минут через сорок они закончили, и их подозвал Вольфганг, так же закончивший дезактивацию. Его подопечные уже разбрелись по территории горной деревеньки. Некоторые из них выглядели откровенно плохо. Несколько человек просто лежали на траве и рядом с ними находились по-видимому родственники. Что являлось плохим самочувствием людей – усталость, болезнь или же поражение радиацией, для Олега и Михаэля было неизвестным. Поэтому они на всякий случай обошли этих людей стороной.

– Послушай, как тебя зовут? – обратился Вольфганг к свату, когда они к нему подошли.

– Михаэль, – представился сват.

– Меня – Олег, – вставил Олег.

Вольфганг качнул головой в знак приветствия и продолжил разговор со сватом.

– Облей меня. Я понял так, что ты в этом разбираешься, раз узнал старый советский прибор радиационной разведки.

Сват представился своим званием и должностью срочной службы в Советской армии.

– Ну, вот! – удовлетворенно пробубнил Фритч. – Значит, мы коллеги. А я как раз был обер-лейтенантом Национальной Народной армии ГДР, командиром химвзвода. Думаю, достаточно.

Махнул он рукой свату. Тот перекрыл кран на шланге. Кряхтя, неторопливо, по науке Вольфганг начал разоблачаться.

Закончив, он протянул руку.

– Ну, здравствуйте! Меня можно называть просто Вольфом. В армии привык – там, чем короче, тем лучше.

Олег и сват пожали протянутую руку.