Ли Чжиюну было двадцать восемь лет, и шесть из них он провел, борясь с преступностью в первых рядах уголовной полиции, успел столкнуться со многими трудностями, и мало чем его уже можно было напугать. И по возрасту, и по опыту, и по навыкам он был идеальным кандидатом на продвижение по карьерной лестнице. Именно на таких людях обычно и держался отдел, однако Ду Цзяньпину он как-то не полюбился – он даже дал ему прозвище Медведь. Но вовсе не из-за того, что тот был высок и широк в плечах, нет. Причин для появления этого прозвища существовало две. Во-первых, он редко умывался и причесывался, был вечно какой-то помятый и ходил повесив голову, погруженный в мысли о работе, частенько при этом забывая смотреть себе под ноги. Во-вторых, у него был странный характер, обычно он был угрюм и молчалив, но когда брался за расследование, то резко менялся: становился упрямым, как прицепится к какой-то детали, так за уши не оттащишь. Даже с Ду Цзяньпином, своим непосредственным начальником, не боялся вступить в открытый спор. С учетом этих особенностей… даже сам Ли Чжиюн был согласен, что прозвище Медведь ему вполне подходит. К тому же прозвища в полиции были у всех; одного полицейского вообще Тетушкой прозвали – в сравнении с ним ему было еще не на что жаловаться.

Впрочем, Ли Чжиюн только казался грубым, на самом деле он был человеком весьма внимательным к мелочам, любил поработать головой, иногда почитывал «Шерлока Холмса» и вообще старался регулярно тренировать свою наблюдательность. Например, в этот раз на планерке он внимательно наблюдал за Линь Сянмином и заметил, что этот «степенный и воспитанный» парень на самом деле очень даже себе на уме.

Обычно на планерке разбирали какое-то сложное дело: высшие чины, возглавлявшие расследование, созывали сотрудников полицейского отделения, и каждый делился своим мнением. На таких собраниях высказываться мог любой, вне зависимости от звания, должности и возраста, главное, чтобы сказанное имело непосредственное отношение к расследованию. А так говорить можно было что угодно. Сама суть сыскной работы заключается в том, что полицейские, опираясь на улики и логический анализ, пытаются восстановить истинный ход событий, и до тех пор, пока дело не раскрыто, никто не знает, где скрыта истина. А потому при обсуждениях все придерживаются принципов свободы и демократии, так сказать, обращаются к коллективному разуму. Ну а если кто-то боится «сказать что-то поперек мнения начальства», как бы чего не вышло, так ему лучше вообще за такую работу не браться. И, конечно, на таких собраниях часты споры – о том, насколько надежна та или иная улика, насколько верно то или иное предположение… Все спорят с пеной у рта, но после планерки никто никому ничего не припоминает. И, несмотря на все это, когда на собрании кто-то выступает, все ему на автомате кивают – не потому, что согласны с ним и поддерживают его мнение, а скорее в знак уважения. Это своего рода привычка.

А вот Линь Сянмин… никому не кивал. Ли Чжиюн отметил, что на протяжении собрания новенький действительно всех внимательно слушал, но при этом практически ни разу не кивнул – за исключением момента, когда выступал сам Ли Чжиюн. И высказывал он тогда весьма сырую и малообоснованную теорию.

– Ранее патологоанатом и коллеги из технической группы уже отмечали, что преступление совершалось по одной и той же модели: в момент, когда жертва открывала входную (и внутреннюю, если такая была) дверь, злоумышленник подходил сзади и оглушал ее ударом железного молотка, а потом уже затаскивал ее в бессознательном состоянии в квартиру, где насиловал и убивал. Однако мы не обратили внимания на одну деталь – на время совершения преступлений…

Ду Цзяньпин прервал его:

– Да говорили уже, что в основном нападения происходили после десяти часов вечера, поскольку убийца выбирал в качестве цели одиноких женщин, поздно возвращавшихся домой.

– Я говорю немного о другом – о том, сколько времени проходило с момента появления жертвы и до того, как преступник доставал орудие преступления и совершал нападение, – с этими словами Ли Чжиюн перелистнул презентацию, транслировавшуюся на экране, на нужные ему слайды. – Вот, посмотрите, перед вами три места преступления; во всех этих случаях злоумышленник выбрал для нападения старые малоэтажные здания – ниже шести этажей. Одно нападение произошло на третьем этаже, два – на четвертом. Я специально проверил, эти дома строились из бетонно-кирпичных конструкций, сенсорные светильники в коридорах очень чутко реагируют на любое движение. Получается, когда жертва возвращалась домой, поднималась по лестнице на нужный этаж и подходила к своей квартире, свет должен был гореть, так?

Коллеги закивали, однако во взглядах их читалось недоумение: они еще не до конца понимали, к чему же он клонит.

И только у Линь Сянмина загорелись глаза.

Ли Чжиюн это заметил, но сделал вид, будто не обратил внимания.

– А раз свет горел, значит, в коридоре должно было быть очень светло. Тогда почему же жертвы в момент, когда на них совершалось внезапное нападение, не предпринимали ни единой попытки к сопротивлению? – Он взял со стола протокол патолого-анатомического вскрытия и ткнул пальцем в один из абзацев: – Вот, смотрите, в протоколе ясно написано: первая рана у жертвы находится на затылке, это рваная рана лучевого типа, вокруг – круглый след ушиба, в центре – сильная гематома, присутствует вдавленный перелом черепа, а еще клиновидный перелом… Но ни у одной из трех жертв не обнаружено травм на руках, предплечьях или плечах, которые они могли бы получить в процессе самозащиты. Ни у одной! Почему?

– Возможно, все произошло слишком быстро, они перепугались и оборонительный рефлекс не сработал? – предположил Ду Цзяньпин.

– Если бы речь шла только о первой жертве, то тогда это было бы еще вполне логично. Но дело в том, что после первого нападения мы срочно уведомили жилищные комитеты всех компаундов и кварталов, поручив им предупредить жильцов об опасности. А в ходе расследования было установлено, что ко второй пострадавшей лично ходил глава местного жилкома, потому что она жила одна и вполне подходила под описание потенциальной жертвы. Про третью уж и говорить нечего… Что ж они, совсем ничего не опасались? – Ли Чжиюн опять перелистнул презентацию на слайд с местом преступления. – Взгляните на подъезд, где произошло нападение: это дом, там много ступенек, а в углах лестничных пролетов еще наставлены всякие банки, склянки, даже велосипеды порой ставят. Спрятаться там невозможно! И как бы стремительно преступник ни действовал, откуда бы он ни выскочил, с этажа ниже или выше, у жертвы все равно было несколько секунд, чтобы как-то среагировать. Вот именно про это время, на которое мы не обратили внимания, я вам и говорю.

Один из полицейских предположил:

– Сенсорные светильники через определенное время гаснут. А что, если преступник дождался, когда свет выключится, снял обувь, в носках поднялся по ступенькам и напал на жертву?

– Даже если не вспоминать о том, что двери в таких старых домах обычно открываются с большим скрипом из-за того, что дверные проемы со временем проседают, и этот скрип точно бы «разбудил» светильник, то все равно любой из нас, оказавшись во тьме, на автомате топнул бы ногой, чтобы зажечь свет – хотя бы чтобы убедиться, что попал ключом в замочную скважину. И вот еще что важно: наши специалисты по сбору улик сняли отпечатки подошв подозреваемого на этаже и говорят, что цепочка следов не обрывалась, то есть он не снимал обувь, – подытожил Ли Чжиюн.

Сидевший рядом с ним сотрудник из отдела по сбору улик добавил:

– Да, судя по оставленным преступником следам, он, скорее всего, преследовал жертв прямо от входа, вместе с ними поднимался на этаж и потом совершал нападение. А еще мы заметили, что в момент нападения – то есть когда следы злоумышленника максимально приближались к жертве – они не становились ни уже, ни острее, дистанция между ними не увеличивалась, не видно, чтобы он сильно смещал центр тяжести. Получается, что он не кидался на жертву резко, а абсолютно спокойно к ней подходил.

– И все это еще раз подтверждает, что жертва, вероятно, видела злоумышленника и он мог быть кем-то знакомым, кого она совершенно не опасалась. Поэтому она и ослабляла бдительность, – сказал Ли Чжиюн.

И в этот момент он увидел, как Линь Сянмин тихонько кивнул.

Почему-то этот его кивок вызвал у Ли Чжиюна большое удивление.

– Что у нас получается? Десять часов вечера, в подъезде горят сенсорные светильники, преступник максимально приближается к жертве, а жертва при этом совершенно не паникует, потому что это – ее знакомый, которого она совсем не опасается… Возможно, именно поэтому всех жертв и убили – иначе просто нельзя было гарантировать, что они не сдадут преступника властям… – пробормотал себе под нос Ду Цзяньпин, а потом поднял голову и посмотрел на Ли Чжиюна: – И в каком направлении тогда, по твоей логике, надо продолжать расследование?

Ли Чжиюн ответил:

– Я считаю, что между убийцей и его жертвами вполне могли существовать близкие отношения, которые они скрывали; возможно, они были родственниками, любовниками, может, учились когда-то вместе… И если мы начнем искать преступника в близком окружении всех трех жертв, я уверен, что мы быстро его найдем!

И тут он заметил, как по лицу Линь Сянмина почти незаметно скользнула тень разочарования.

«Неужели я ошибаюсь?» – подумал он, и по спине словно пробежал холодок. Вернувшись на свое место, он налил себе целый стакан горячего чая, однако согреться так и не вышло.

Поэтому, когда Ду Цзяньпин после собрания посоветовал ему «учиться» у Линь Сянмина, в голове его в первую же очередь промелькнула мысль: «Вот заодно и спрошу его, в чем же я был не прав».

3

Дело о серийных убийствах в западном пригороде, произошедших в сентябре две тысячи восьмого года, стало одним из самых известных в уголовной практике Китая – и все из-за того, насколько жутким и кровавым оно было, с какой жестокостью и коварством действовал убийца, и, конечно, из-за того, как сложно оказалось раскрыть преступление.

Всего в рамках дела произошло четыре убийства, и если отметить на карте точки, где они совершались, то можно увидеть, что в основном они хаотично разбросаны по северо-западу района. И первым отправным пунктом стал четвертый этаж некоего жилого дома в микрорайоне Чэнъюли. Пострадавшую звали Ян Хуа, ей было двадцать восемь лет, она работала на местной фондовой бирже, проживала одна. Ян Хуа была полненькой и внешне не очень привлекательной женщиной. Как-то в один день она не пришла на работу, коллеги начали ей звонить, однако трубку никто не брал. А на фондовой бирже особенности работы таковы, что долго ждать нельзя, поэтому руководство решило не разыскивать исчезнувшую вдруг Ян Хуа, а как можно скорее кем-то ее подменить. К тому же ее коллеги впоследствии рассказывали: «Она (Ян Хуа) имела привычку после работы шататься по ночным клубам; напьется, бывало, и на следующий день на работу не приходит – это для нее было в порядке вещей». Поэтому никто и не подумал, что с ней случилось что-то серьезное. Позже полиция в ходе расследования установила, что единственная причина, по которой Ян Хуа могла позволить себе вот так прогуливать службу, не опасаясь увольнения, заключалась в том, что у нее были шашни с начальником фондовой биржи – господином Сунем. И первым, кто обнаружил тело убитой Ян Хуа, стал как раз этот Сунь – грузный мужчина, который был настолько толст, что кожа у него была натянута, словно на барабане.

В тот день господин Сунь захотел уединиться с Ян Хуа после работы, но на телефон она так и не отвечала, поэтому он поехал прямиком к ней домой. Уже в момент, когда он доставал из кармана ключи, он вдруг заметил, что внешняя – взломостойкая – дверь в квартиру приоткрыта, да и внутренняя деревянная дверь тоже не заперта. Он внимательно прислушался: внутри было тихо. Его тут же охватило какое-то неприятное предчувствие – нет, конечно, он не волновался о самой Ян Хуа. Он боялся, что это его жена узнала, что он ей изменяет, и устроила в квартире засаду, решив взять его с поличным, поймать, так сказать, на горяченьком. Поэтому он не стал заходить внутрь, а развернулся и пошел прочь.

Но, конечно, господин Сунь не знал, что когда он торопливо спускался по лестнице, его заметила одна подруга Ян Хуа. Эта подруга тоже работала на фондовой бирже. Она волновалась за Ян Хуа, подумала, что та могла заболеть, поэтому купила фруктов, молока и решила ее проведать. И прямо по пути столкнулась с начальником Сунем. Но Сунь был не на шутку испуган и очень спешил. Он втянул голову в плечи, постарался спрятать лицо за воротником, а сам при этом держался подальше от яркого света фонарей, прячась в сумерках. Настолько увлекшись собственной маскировкой, он не заметил идущую прямо навстречу ему подчиненную, а та, напротив, знала о его особенных отношениях с Ян Хуа, поэтому решила не создавать неловкую ситуацию. Она тоже не стала здороваться, и вот так они и прошмыгнули мимо друг друга.