Депрограммирование. Управляй собой и своей реальностью сам (страница 5)
Возьмем для примера непроходимость маточных труб. Важно выяснить и убрать из подсознания основание для появления спаек. И только после этого делать ЭКО, иначе причина так и останется записанной в подсознании. А ребенок считывает всю информацию, и это может отразиться на его здоровье.
Приходит на терапию женщина с частым запросом:
– Я хочу забеременеть.
– Не хочешь.
– Нет, хочу!
– Ты хочешь ребенка безусловно или с каким-то условием?
– Я хочу забеременеть именно от своего мужа, чтобы ребенок был здоровым и чтобы это была девочка.
Я не могу удержаться и добавляю, доводя ее позицию до абсурда, – может, так она увидит всю неестественность своей программы:
– Ага, с голубыми глазами и золотистыми кудряшками.
Чтобы забеременеть, ей надо эти условия убрать из своей головы.
Дети бессознательно приходят на помощь и решают материнскую программу – многие болезни ребенка возникают от нерешенных проблем мамы.
Например, недавно у меня на эфире девушка жалуется, что у нее истеричный ребенок, постоянно орет и возмущается.
– Почему ты сама не можешь орать и возмущаться? – спрашиваю я.
– Я не такая.
– Почему ты не пришла в садик и не наорала на воспитательницу, которая создала такие условия, в которых твой ребенок психует?
Ребенок своим поведением показывает матери ее программу, которую она ему невольно передает. Только после шести-семи лет, когда меняются молочные зубы, происходит третий этап сепарации от мамы – и ребенок перестает настолько зависеть от ее программ, начинает отключаться от них. Наблюдает и пробует другие способы жить, питаться, общаться. Биологически замена зубов с маленьких молочных на большие постоянные означает, что ребенок уже способен есть обычную пищу, как взрослый, и даже частично добывать ее для себя.
Поэтому в этот период так важно научить детей навыкам самообслуживания: он должен уметь организовать себе несложную еду и постель, следить за собственной гигиеной, убирать за собой посуду и вещи. Возможно, кому-то это кажется самим собой разумеющимся или, наоборот, совершенно неважным в век стиральных машин и роботов-пылесосов. Но жизнь показывает, что даже банальный навык постирать белье с мылом сегодня есть не у всех. Навыки самообслуживания идут из семьи, именно там ребенок учится ни от кого не зависеть. Научить нужно этому до семи лет, прежде чем ребенок привыкнет, что за него все делает мама или няня, и потом уже гораздо сложнее его чему-то научить. Так вырастают маменькины сыночки, которых мама торжественно передает из рук в руки жене.
Второй важный человек в жизни маленького ребенка – это отец (или тот, кто его заменяет). И если мать в семье глобально отвечает за выживаемость ребенка, его здоровье и способность обустраивать микромир в доме, то отец – за контакты с обществом и социализацию.
Глава 2
Первые правила и страхи (0–7 лет)
Как нас с братом развели
Мне не было и года, когда мои родители развелись. Я остался с мамой, а брат с отцом.
Я до конца не знаю всей истории, почему наши родители решили поделить детей. И как им вообще этот трюк удался. Ведь в советское время дети оставались с отцом крайне редко. Чтобы при разводе мужчина мог официально забрать ребенка, нужно было доказать, что мать употребляет запрещенные вещества или беспробудно пьет. Должен был быть очень-очень веский аргумент, чтобы суд постановил отдать ребенка отцу. К тому же большинство судей – женщины, и у них возникает женская солидарность по отношению к «негодяю-мужчине». А разделить детей – это практически невозможная ситуация.
Все детство мама врала мне, что Влада украли, а она ничего не смогла поделать, потому что у отца были деньги. Но это ее объяснение порождало в моей голове еще больше вопросов: мне было непонятно, как это могло произойти. У нее уже тогда был известный брат-хирург, родители, в конце концов. Что значит «украли»? Почему никто из родных не вступился?
Как бы там ни было, наши пути с братом разошлись на несколько лет. Мы воспитывались в совершенно разных условиях. У него были свобода и деньги, но ему и прилетало от отца, который ему заменял обоих родителей. У меня совсем другая была жизнь – с мамой и отчимом: семейные завтраки, обеды и ужины, совсем другое мировосприятие.
Влад с мамой виделись редко. У них (как и у меня с родным отцом) так и не сложились близкие отношения. Когда я начал общаться с отцом, уже будучи подростком, – только тогда он начал приходить к нам в гости. Был даже небольшой период, когда мы вместе жили у нас дома в течение месяца, когда мои родители уехали на море.
Я был скрытный, спокойный, скромный. Брат был очень общительный. У него всегда была куча друзей, у меня – никогда. Он приезжал в любую компанию и сразу становился ее душой. Брат был все время свободен, он мог делать все, что хотел. Но я никогда не думал, что мы настолько разные!
Я это увидел очень ярко, когда у меня, уже взрослого, произошел конфликт с отцом. Я что-то ему сказал поперек, он схватил табуретку. А я по книжке одной замусоленной учился каратэ – ногами свет выключал. Я ногой так влупил в дверь, что она упала. Развернулся и сказал: «Больше так не делай, я твой сын».
А Влад так не мог. Он вел себя настолько свободно, мог выпить, мог с девочками зависнуть… Но при этом все вокруг говорили, что он хороший. По сравнению с ним я чувствовал себя плохим. Если бы отец в следующий раз снова на меня замахнулся, я бы его точно ударил. Влад никогда бы не перешел эту границу.
Я ему говорю:
– Взял бы один раз да заехал ему!
А он в ответ:
– Ты чего, ненормальный?! Это ж папа!
Только совсем недавно я понял, почему Влад не мог поднять руку на отца. Брату было около двух лет, когда он с ним остался. У мамы появилась новая полноценная семья, а у отца нет. У меня появился новый папа, а у брата не было новой мамы. Для него наш отец был и мамой, и папой одновременно, а ударить маму нельзя, это противоестественно. Он не мог ответить. Постоянно растущее напряжение рано или поздно должно было найти выход… Но я расскажу об этом в свое время.
Когда мама отводила меня в детский садик, она то ли в шутку, то ли всерьез тихонько приговаривала, садясь передо мной на корточки и приближая к моему лицу круглые от нарочитого ужаса глаза:
– Будь молодцом, сиди тихонько, не высовывайся. Иначе тебя заметит отец и тоже украдет, как Влада.
Мне нельзя было никому говорить, по какой дороге мы ходим в садик. Иначе какой-нибудь прохожий расскажет папе, где я нахожусь. А с папой, по словам мамы, было плохо: он постоянно устраивал скандалы, обижал меня, бил ее. Я всего этого не помню. Но как всякий ребенок, я безоговорочно верил маме. И до смерти боялся, что меня найдут.
Позже в регрессии я увидел, что родители договорились и разделили детей. Влад, даже маленький, был копией отца. Мама интуитивно поняла, что он постоянно бы ее раздражал, как в истории одной моей клиентки. Та написала запрос: «Я срываюсь на своем сыне и ничего не могу с этим поделать». Я дал ей простую практику: «Смотри на него и повторяй: “Ты мой сын, ты не мой муж”». У клиентки глаза открылись от удивления. Она не понимала, что не с сыном ругается, а со своим мужем, с которым не завершила отношения.
Мама никогда не говорила, что в разводе виноваты оба. Никто ведь не хочет признаваться, что он тоже наполовину дурак и виноват. Всем хочется выглядеть хорошими в глазах детей. Разве не понимали они, что ставят нас с братом перед выбором, который мы не должны были делать? Когда малыша ставят перед вопросом «Кого ты любишь больше – маму или папу?», это выбор без выбора. Для ребенка папа и мама всегда одинаково важны.
Выбор без выбора (в психологии это еще называется «двойное послание») – это самая сложная тема в работе. Например, когда девушка выбирает головой между двумя мужчинами. Кого бы они ни выбрала, в любом случае она будет переживать, что сделала неправильный выбор. Белые или черные? Кофе или чай? Нас всегда заставляют выбирать. Избежать выбора можно только одним способом: надо перестать выбирать.
Родители – как два крыла для птицы. Лишить ребенка второго родителя – это как обломать одно крыло и отправить летать. Мама имеет огромную силу и часто эмоционально перетягивает ребенка на свою сторону. Ведь для него мама всегда права. Многие воспринимают позицию матери в детстве безо всякой критики, и когда я уже взрослым людям, пришедшим ко мне на терапию, открываю глаза на то, что происходило на самом деле, их это часто шокирует. Часто ребенок в проекте-смысле матери невольно заменяет ей мужа, любовь к мужчине. Ребенок словно соперничает с родным отцом за место подле матери. Из-за этого идут перекосы не только в родительской семье, но и по всем отношениям, по здоровью.
Я бы и не вспомнил этих детсадовских историй, если бы они не всплыли у меня взрослого во время регресса, когда я был вынужден что-то наконец сделать со своей боязнью камер. Я свободно читал лекции перед полным залом, но как только включали камеру для записи, меня как будто перемыкало. Я потел, начинал заикаться и не мог подобрать слова.
Многие люди боятся выступлений на камеру, но им обычно достаточно одного курса, чтобы решить эмоциональные проблемы. Не умеют красиво говорить – тренинг по ораторскому искусству в помощь, не умеют вести себя перед камерой – вот вам курс по актерскому мастерству. Я прошел все курсы, какие только смог найти: ораторского мастерства, сценического поведения, правильного дыхания и еще бесчисленное количество тренингов, но все было бесполезно. Как только я видел красный огонек, я не мог больше произнести ни слова.
Вот тогда-то и выяснилось, что в основе моего подсознательного страха лежали чисто психосоматические проблемы, поэтому мне никакие курсы не помогали. Камера для меня неосознанно стала инструментом, который показывает меня миру, → «меня могут заметить». Это была моя подсознательная программа-блокатор.
Только когда я проработал эту установку на терапевтической сессии, почувствовал себя в безопасности. Теперь я могу спокойно выступать даже в телевизионной студии, когда на меня смотрят сразу несколько камер.
Программа выживания
Отчим появился в моей жизни, когда мне исполнился год. Я называл его папой. Он был строгий, но никогда не наказывал.
– Пап, дай 40 копеек на линейки.
– Зачем они тебе?
– Бумеранг хочу сделать.
– Нет.
– Ну па-а-ап, ну пожалуйста.
– Нет.
Приходит мама с работы, видит, я надутый сижу.
– Что случилось?
– Он мне 40 копеек не дал – жадина.
– Юрко, ну ты что. Он же хороший. Он нас спас, всю жизнь нам посвятил. Ты в следующий раз мне сначала скажи. Я с ним поговорю, а потом уже ты попросишь, что тебе нужно.
Отчим был сильным, волевым человеком. Если что-то решил – уговорить его сделать по-другому было невозможно. В войну его угнали на работу в Германию. Общение с немцами наложило отпечаток на всю его жизнь и характер. Он был очень дисциплинированным, пунктуальным, порядочным. Никогда не брал чужого, но был ужасно скупым.