– Я в полицию позвонила, – Зоя стояла возле кассы, уперев руки в бока. Лидия вздохнула. Ей было ужасно жалко малышей, невесть откуда свалившихся на их с Зоей головы. Напарница приняла самое правильное решение. Так почему же тогда ей так омерзительно? Словно она предала этих несчастных детишек. – Чего смотришь? Ты права, это дети. И дети не должны по ночам шляться по улицам одни. И нам с ними вошкаться времени нет, надо просрочкой заниматься. Накормила, молодец. По божьи поступила, а дальше не наша печаль. Пущай менты занимаются.

– Васют, просыпайся, – Васька потряс сестренку. Она тихонечко застонала, открыла глаза. Она вся горячая, это мальчик ощутил сразу. Испугался. Вася всегда болела очень сильно, и бабушка ужасно боялась, что она снова заболеет. Даже всегда скорую вызывала. И Василису забирали в больницу. А они ее навещать ходили, и носили ей яблоки и компот. А теперь мальчик совсем не знал, что делать. – Вась, злая тетка полицию вызвала, я подслушал. Они нас отвезут обратно, понимаешь. А там Ведьма нам устроит ужас чего. Васют, пожалуйста, постарайся. Тебе плохо, да?

Василиса кивнула, виновато спрятала глаза. Ей было ужасно стыдно, что она подводит своего братишку. Но сил почти не осталось. Все тело горело огнем, и уже ее начало лихорадить.

– Васюш, немного же осталось. Там окно есть. Решетки на нем, правда но мы пролезем. Найдем Милу, она тебя полечит. И мы все уедем вместе.

Василиса с трудом поднялась на ноги. Пошла за братом, как и всегда. Она не могла его подвести. Не могла. Она ужасно не хотела, чтобы Ваську снова заперли в дурацкой темной комнате одного. А ей будут делать уколы, и Репкин снова будет издеваться. – Только курточки снять надо будет. В курточках не пролезем, я пробовал. Мы их выкинем на улицу, а там потом наденем. Не бойся. И это, я те печенья, что мы не доели в карманы положил. Это же мы не украли? Нас же тетенька свамам угостила? Но мы Миле скажем, она придет и денежки заплатит за печенья потом. Правда же?

Дети вылезли сквозь прутья решетки легко. Василису начала бить крупная дрожь, и она с трудом застегнула молнию на курточке трясущимися руками. Васька побежал, она бросилась за ним, не разбирая дороги. Ослепла от яркого света фар. Братишка закричал. А девочка замерла на месте, глядя на машину, которая ехала прямо на нее. Не могла двинуться с места. Только почувствовала, что у нее ноги подгибаются, то ли от страха, то ли от слабости. Увидела, как братишка бросился к ней. Глупый, бежал бы, нашел бы Милу.

Черная прриземистая машина с надписью "Казол" нацарапанной на блестящем крыле, резко затормозила. Васька застонал, их нашли. машину он узнал сразу.

Глава 11

Мила Цветкова

Яр подхватил Василису на руки, прижал к себе, так крепко, что мне показалось он ее переломит. А я как дура, пока отстегнула ремень безопасности здоровой рукой, подвывая от боли, пока открыла дверцу… Малышка повисла в его захвате, будто сломанная кукла. И у меня сердце пропустило сразу кучу ударов.

– Да держи ты его, – прорычал Розин. И я наконец увидела Ваську, вцепившегося в ногу несносного мужика. – Ну, он меня укусил, мать вашу. Меня… Черт. Бешеный мальчишка. Прививки придется ставить.

– Пусти. Пусти ее. Мы не хотим в детский дом. Не хотим к ведьме обратно. Ты дурак…

Васенька задыхаясь от крика не видел ничего и никого вокруг. Он спасал сестренку, цеплялся за свою мнимую свободу из последних детских сил. Мой бедный мальчик. Сокровище мое.

– Вась, Вася, это я…

Он и меня не услышал сразу. Ярослав зашипел, когда Васятка снова впился в его ногу зубами. Василиса в его руках застонала.

– Девчонке очень хреново. Ну, чего встала? Отцепи от меня этого волчонка зубастого. Если он отгрызет мне ногу, чем я на педаль газа давить буду? Нам в больницу надо. Блин, воробьиха, какая ты морально слабенькая оказалась. Отомри, мать твою. Как тебе детей доверять, если ты при первом же кипише в анабиоз впала?

Васенька сам разжал ручонки, посмотрел на меня растеряно, непонимающе. У меня душа сжалась от этого его взгляда. Бросился ко мне, обнял. Я сжала зубы, пытаясь не напугать его, не вскрикнуть от боли, прошившей мою сломанную руку.

– Мила? Ты с этим дядькой приехала? Он же Ведьмин друг. Я сам видел. Ему Репкин на машине накарябал слово плохое. А Михалыч сказал, что этот дядька всех нас по миру за это пустит. Значит он злой. Он… Ты тоже нас предала, да? Скажи, что не отдашь нас снова. Скажи. Поклянись. Тебя же просто обманул этот… Козел? Притворился хорошеньким? Мила, пожалуйста, скажи.

Я молчу. Отвожу взгляд. Не могу пообещать то, чего не смогу исполнить. Глаза раздирает от рвущихся наружу слез. Мой мальчик все понял. И от этого так безысходно. Но сейчас мне нужно собраться. Нужно быть сильной. Хотя, это невероятно сложно. Даже Васильки меня сильнее.

Васька как взрослый сжимает губы. Он так ужасно сейчас похож на, стоящего чуть поодаль мужчину – своего отца. И в тусклом свете уличного фонаря кажется его миниатюрной копией. Он все понимает, мой Васька. И теперь я тоже для него предательница. Больно. Больнее чем переломы в руке, и трещащая от ушиба голова.

– Мальчик мой, – шепчу я, путаясь пальцами в пшеничных волосиках Васьки. Холод такой, а он без шапочки. И нос его совсем ледяной.

– Мила, послушай, – голос Яра теперь звучит сейчас ровно и твердо. – Возьми себя в руки. Пожалуйста. Малышке совсем худо. Я не смогу вести машину и держать ее. Ты слышишь меня?

Киваю. Василиса… Господи. Малышка кажется совсем крошечной в лапищах своего… Он ее отец, и с этим ничего не поделать. Он их не любит, своих Васильков, хотя мне не понять, как вообще такое возможно. Они же чудесные.

– Иди к сестренке. Я этому дядьке не доверяю, – подталкивает меня маленький мужчина. – Мил, у нее температура. Я глупый. Надо было остаться у тетенек в магазине. Все равно же… Мы никому не нужны. А там хоть печенье было вкусное. И Василиса там спала. А сейчас она тоже спит? Мил, спит же?

Яр молча идет к машине. Он так уверен в себе. Айсберг, глыба льда. А я умираю от ледяного страха, сжавшего тисками мою душу. И от чувства бессилия. Поэтому, наверное, словно замерзла вся изнутри. Боюсь посмотреть на бесчувственную малышку. Боюсь, что…

– Васенька, родной, иди в машину. Иди. Нам все равно нужна помощь. А этот дяденька… Он… Не злой, понимаешь? Только он сейчас может спаси нас, понимаешь? Верь мне. Пожалуйста. Веришь?

Васька не отвечает. Молча идет к чёртовой приземистой машине, забирается на заднее сиденье. Я сажусь рядом с моим мальчиком.

– Держи ее. Под голову. Черт, у тебя рука сломана. Мила, смотри на меня. Девчонке нужно голову держать, чтобы она была выше. Вот так. Больно?

– Ничего. Ничего. Не больно, – лгу я. Руку простреливает токающими импульсами боли, настолько сильными, что я с трудом удерживаю себя на плаву.

– Вот так. Потерпите. Тут недалеко. Едем в больницу.

– А полиция? Надо же позвонить.

– В зад… То есть, облезут, потом буграми обрастут, станут некрасивыми. Мила, очнись, девочка вот-вот отдуплит.

Васька всхлипывает. Ну что за толстокожий бегемот этот Розин? Мне и самой страшно до чертиков. А он… он как айсберг в океане, холодный и равнодушный. Он…

– Так, теперь…

– Мила, ты нам снишься, да? – тихий лепет прерывает приказы Розина. Василиса смотрит на меня мутными глазенками. И я прикасаюсь губами к ее лобику, покрытому испариной. На ней две шапки. Две. Синенькая и грязно-розовая. – А мы с Васькой тебя искали. Искали-искали.

Нет, не моя девочка шепчет. Василек рядом говорит. Мне показалось. А я уж думала…

Машина срывается с места. И я все же вскрикиваю. Но боль эта физическая сейчас даже благо. Она позволяет мне наконец-то прийти в чувство. Страх не лучший помощник в критической ситуации. Яр прав. Я повела себя как слабачка.

– Цветочки- Василечки, блин, – хрипит Розин. Я ошиблась. Ему тоже страшно до одури.

– Мила, а Василисе будут уколы делать? – тихий шепот Васятки мне кажется спасительным. Помогает удержаться на плаву. – Ты точно доверяешь этому? Слушай, я его ведь укусил два раза. А ну как он разозлится? Знаешь, Михалыч когда злится какой ужасный. Обманет нас еще. Отвезет в плохую больницу. А там будут тетки с огромными шприцами.

– Точно. Отвезу вас в самую ужасную больницу. Там вам такие уколы наделают, забудете как бегать по ночам, – хмыкнул Розин, поглядел на нас в зеркало заднего вида. В голосе насмешка, в глазах тревожная напряженность. – А ты вроде за сестру переживаешь, а сам… Повел ты себя безответственно, Василий. И не смотри на меня так. Мужик должен прежде чем что-то сделать, сто раз подумать. А если бы мы вас не нашли?

Он воспитывает сына. Он… Мальчику нужно воспитание отца. Розин сильный и умный. Злой, да, но умеет мобилизоваться. Он был бы прекрасным отцом, если бы… Если бы, да кабы.

Он лишился огромного счастья. У него отняли его. Просто потому, что так решила мать Альки, он не познал радости и стал вот таким, какой сейчас. Дети остались совсем одни. И я ничего не могу с этим поделать, не вернуть прошлого.

– Приехали. Не дергайся, однокрылый воробей. Сиди. Я сейчас перехвачу девочку. Вот так. Василий, помогай Миле. Давай, ты же мужик.

Я смотрю на огромное здание дорогой клиники, и в душе разжимается острая тугая пружина.

– Ну, чего встала, Мила Цветкова? Кстати, я знаешь, что подумал?

Глава 12

Яр Розин

Да сам я чуть не рехнулся от страха. Да, я ядовитый и злой, конкуренты считают меня человеком без жалости и принципов, чуть не сошел с ума, взяв на руки крошечное тельце Алькиной копии. Смотрел на бледное личико малышки, ее заострившийся носик, и умирал от ужаса. И от горького позорного чувства идиотской радости, что мне не довелось увидеть, как ушла ее мать. Галина Николаевна подарила мне благо, избавила от оглушительной боли потери. Я жил и знал, что женщина, которую я любил до умопомрачения где-то рядом. Спит, ходит, дышит, улыбается, любит другого. Я учился ее ненавидеть, и какое-то время даже справлялся успешно, по крайней мере, я так считал.

Я держал в руках крошечную Альку, ее продолжение, и понимал, что так я ни хрена ничему и не научился. Только вот Альке там, где она сейчас уже не страшно. А я до одури боюсь что не успею ее сокровище спасти. И еще больше боюсь, что эта девочка и дикий пацан на самом деле мои. Эти дети могут всю мою устоявшуюся жизнь перевернуть с ног на голову. И я не уверен, что к этому готов. Точнее нет, я уверен – не готов абсолютно.

– Девочка стабильна. Взяли анализы, к утру станет ясно, что с ней. Возможно даже просто психосоматика. Визуально ни черта не понятно.

Петр Евгеньевич, главврач клиники, мой давнишний приятель. Мы с ним играем в бильярд по выходным. Я ему доверяю. Один из немногих, кому я доверяю. Наши отношения давно переросли из стадии пациент-врач, в дружеские. И сейчас я сижу в его кабинете, и наконец начинаю мыслить здраво и рационально.

– Сделай им анализ ДНК, Петь. Прямо сейчас. Можешь?

– Кому? Пацану и девочке? Или мадаме обморочной тоже? Кстати, зрачки у нее… Я так понимаю, она мамуля, пытающаяся повесить тебе на шею двух детишек. Розин, ты решил ее прикончить, таская с собой? У девки сотряс средней степени тяжести, к неврологу не ходи. Шаг до судорожных приступов. Плюс стресс. Признавайся, подлец, откуда дети? Судя по мед документам, которые ты мне показывал, они не могут быть твоего произведения.

– Ты мог бы и проверить, доктор, – ухмыляюсь я. Обвинения мои беспочвенны. Петр неоднократно пытался меня заставить переисследоваться только я…

– Ага, точно. Куда ты там меня посылал, вспомни ка? Яр, ты не ответил на вопрос. У детей нет документов. У бабы травмы очень интересные, я бы сказал весьма говорящие. По-хорошему, я должен сообщить в полицию.

– Сначала анализ. А я тебе за это какой-нибудь аппарат подарю шикарный, – снова скалюсь, хотя мне совсем не смешно. Но я играю на алчном желании моего приятеля, сделать его детище еще более элитным.

– А если они все же… Яр, что тогда?

– Да не знаю я, – почти рычу. Петр копается в том, о чем я совсем старался не думать до этого момента. Если ОНИ мои?