– Ты странная, Мила Цветкова, – ухмыляюсь я, швартуя машину возле ворот детского дома рядом с машиной полиции. Здесь запрещена парковка, но мне плевать. На все плевать, потому что душу раздирает непонятная тревога. Я же не знаю этих детей. Тогда почему мне так страшно? Так не должно быть. Они, скорее всего, не мои. Я уверен в этом почти на сто процентов. Был уверен. Да даже если и не мои, они Алькины. Алькины, черт бы их всех подрал. Я так долго забывал, чтобы в один миг снова стать слабым? Нет. Так не будет. Надо взять себя в руки. – Пойдем. Может эти бродяжки уже вернулись в стойло.

– Знаете. Я никак не могу вас понять, – морщится Мила. Дергает ручку дверцы, поскуливает от боли.

Я не помогаю ей. Не хочу. Я же скот и козел. А она сама напросилась, ее никто не звал. Только слышу, как хлопает дверца машины, на которой ясно написано, хоть и с ошибкой, кем является ее владелец.

В кабинете директора нас встречает хмурый полицейский, женщина с уставшим лицом и сама хозяйка, достаточно богатого для детского дома, помещения.

Валентина Петровна восседает в кресле, похожем на трон, и я морщусь. Она сидит как королева, всем своим видом показывая наносную тревогу, но глаза мерзкой бабы при этом остаются ледяными и пустыми. Ей плевать на близнецов, но нужно сохранить реноме.

– А что я могу сделать? Вот что? Детей уложили спать. У педагогов и нянь есть и другие обязанности и дела. Мы не можем стоять над кроватью каждого воспитанника как часовые. Нянечка отсутствовала минуту, не больше…

Она врет. Скорее всего нянечка гоняла чаи, а может и что покрепче, в компании своих коллег отнюдь не одну минуту. И судя по тому, как бегают глаза директрисы я совсем не далек от истины. Ничего в этом мире не меняется.

Мила стоит за моей спиной, сопит как еж. Зря ее взял с собой. Если бы не она, я бы уже не оставил камня на камне от этой чертовой бабы, которая наконец-то замечает, что я пришел.

– А, вот и Ярослав Розин. Он сегодня приезжал по поводу Васильковых, – радостно сообщает чертова баба полицейскому. – Ему девочка расцарапала гвоздем машину. Я вам уже рассказывала.

– Кто вы этим детям? – в голосе полицейского я слышу нотки подозрительности и с трудом сдерживаю смех. С тех пор как в моей жизни появилась, сопящая за моей спиной девка, я уже кем только не был. В основном скотом и козлом. Но вот в краже ненужных мне детей, меня подозревают впервые.

– Никто, – все таки хмыкаю я.

– Отец, – вот ведь мерзавка эта Мила. Ну куда она лезет? – Он их отец.

– Это еще не доказано, – перебиваю я эту глупую дуру. – Завтра, точнее уже сегодня, детям должны были сделать анализ ДНК. А пока эти дети для меня чужие.

– Чужих детей не бывает, господин Розин, – подает голос уставшая женщина, до этого молча стоявшая у окна. – Вы должны это знать. Вы же сами, вроде, воспитывались в детском доме? Или я что-то путаю? Тогда извините.

– Откуда… А, впрочем, страна знает своих героев? Позвони мне, куколка, потом. Телефончик дам. Я тебе еще расскажу про себя много веселого и познавательного.

Женщина смотрит на меня странно. Не могу ее эмоций считать. Она молодая еще. Хотя… От глаз лучиками разбегаются морщинки, на скулах залегли глубокие тени. Вид донельзя уставший у бабы. Под легким пальто полицейская форма, волосы скручены в неряшливый пучок.

– Не нужно. У меня есть ваш телефон. Но лучше я вызову вас повесткой, в случае необходимости. А мы с вами встречались. Помните, Толя Резаев сбежал? Ну из детдома, которому вы помогаете финансово? Я Диана Юрьевна, из ПДН.

– Повесткой даже интереснее. Я люблю ролевки.

Не помню. Ни черта я не помню. А Мила смотрит на меня распахнувшимися от удивления глазами. И надо было этой идиотке в полицейской форме языком молоть?

– Значит не родственник вы детям? – меня спасает от ненужных и лишних вопросов замученный жизнью капитан. – В таком случае, где вы были в период с девяти до десяти вечера?

– Ты серьезно хочешь сейчас это узнать, капитан? – приподнимаю я бровь, чувствуя. Как в душе снова начинает вихриться огненная ярость. – На улице дубак. Дети в тонких куртках шляются не пойми где, а ты будешь сидеть тут и заниматься крючкотворством? – я даже не рычу, как это со мной обычно случается в припадке плохо контролируемой ярости. На крик срываюсь. – Какого хрена ты сидишь тут? Детей надо искать.

– Это я и без тебя знаю, не отец. Таких, как ты “Не отцов” нужно наказывать статьей уголовной. Орет он тут. Строит из себя мачо, ролевки он любит. Тебе не то что детей, щенка бы я не доверил. Ты где был то, когда малышню забирали сюда? Жрал сладко да по бабам на тачке крутой шлялся? А теперь сидишь чистенький. И пытаешься прикрыться тем, что деньгами помогал? Анализ ДНК делаешь? Не дай бог же люди узнают, что тебя как дурачка обвели и детей чужих подсунули. А вдруг твои? Тогда вообще труба? Я ведь прав? Прав. Ну-ну. Пытаешься даже сейчас соскочить, потому что не нужен тебе никто, кроме себя любимого. И сейчас весь этот концерт только для того, чтобы никто тебя не осудил и не вынес на люди гниль твою, мистер Твистер, мать его. Хочешь остаться чистеньким.

Сука. Он прав. Бьет наотмашь словами, которые говорит тихо и вкрадчиво. Каждое слово выкручивает меня до капли.

– Зачем вы так? – звонкий голосок Милы развеивает морок, тьму в которую меня засасывает, словно в бочку со смолой. – Он же здесь. И он приехал сразу… А с девяти он был со мной. Я могу подтвердить. Ярослав Розин был у меня, привез мне фрукты. Он…

– Ищут Васильковых, – перебивает ее капитан, смотрит с жалостью на Цветкову. Он ее жалеет? Я даже знаю, о чем он сейчас думает. Как такая чистенькая малышка могла связаться с таким отродьем как я. – Сотрудники ищут, сейчас идут переговоры с волонтерами. Времени для масштабных поисков мало прошло. Может вы знаете, куда они могли пойти?

– Мы сами будем искать, – хриплю я. – Мила, пойдем.

– Я вас не отпускал.

– Слышь, капитан, не буди лихо, – я рычу, борясь с дурнотой. Сто лет я не чувствовал себя таким опустошенным.

– Детей если найдете, вернете в детский дом. Я проконтролирую. Смотри Розин, мне плевать, что ты у нас величина и олигарх. Я за деньги не продаюсь. Сделаю все, чтобы тебя засадить, если посмеешь ребятам сделать хоть что-то.

Ледяной воздух улицы врывается в мои легкие, даря облегчение. Мозг проясняется от мерзкого липкого заволакивающего тумана.

– Ты зачем влезла? – поворачиваюсь к бледной Миле, зябко ежащейся возле машины.

– Хотела помочь.

– Мне от тебя не нужно помощи. Ни от кого не нужно. Поняла? Что смотришь? Пожалела меня? Зря. Этот мент ведь правду говорил. Все сказал, что ты побоялась. Мне не нужен никто. Я сам по себе, ясно? Я скот и козел. И мне так отлично.

– И поэтому вы тут? Яр, я вас поняла. Все поняла. Просто… Надо найти Васильков. Вы сами сказали, холодно и… Мало у нас времени, понимаете?

Я понимаю. Понимаю, что с каждой минутой упускаю драгоценное время. А еще вспоминаю глаза девочки, смотрящие мне в душу. Черт. Очень холодно. Но меня будто вымораживает изнутри.

– Ты знаешь где они могут быть?

Она кивает, хватается озябшими пальцами за ручку автомобильной дверцы.

– Но я не уверена.

Глава 10

Васильки

– Пойдем. Нельзя тут оставаться. Замерзнем, – Вася взял сестренку за ледяную ручку и потащил ее в сторону светящегося вывеской ночного магазина. То, что они заблудились, он понял почти сразу, но не захотел пугать Василису. Хотя, она и так, кажется, все поняла, судя по покрасневшему кончику носа и подрагивающей ладошке. Ей очень страшно. Васе тоже было страшно. Но он же мужчина. А бабушка всегда говорила, что мужчина не должен бояться и плакать. И он никогда не плакал, даже когда ему в детском доме ставили болючие уколы, он не плакал. И когда их забрали от Милы, он тоже не заревел, хотя очень хотелось. А девочкам можно. Их надо защищать. Особенно таких слабых как Васюта.

Мальчик толкнул дверь круглосуточного магазина и зажмурился от резкого яркого света.

– Чего тут третесь? А ну пошли отсюда!

Васятка сжался. Тут так тепло. Василиса испуганно дернула его за руку. Тетенька, которая крикнула на них была очень большая. Очень-очень. И волосы у нее на голове были как у Урсулы из русалочки. Но в этом магазине так тепло. Ужасно тепло. Васька, все таки, чуть было не заплакал от обиды и страха. Но сдержался. Он же мужчина. Мужчина.

– Зоя ты чего? Это же дети, – вторая женщина появилась словно из воздуха. Тоже не маленькая, но у нее глаза добрые. И пахла она печеньями и кофе. В животе у Васьки заурчало. Так бабушка пахла. Она всегда пила кофе с молоком, и мазала им с Василисой печенье маслом и вареньем. И они вечером сидели за столом, болтали и запивали вкуснятину сладким чаем. И Василиса еще могла говорить. И Васька даже не представлял, что так будет не всегда.

– Дети? Вот сопрут у тебя эти дети конфеты те дорогие, будешь выплачивать, – хмыкнула “Урсула”. – Их и двое поэтому. Один отвлекает, другой тырит. Понарожают маргиналы всякие, а ты только и смотри… Думаешь у нормальных родителей дети по ночам будут по улицам шлындать? Ясно, что послали их на пузырь зашибить, или покрасть.

– Может в беде они? Потерялись.

Василиса, выступила вперед, замычала, кивнула. Да. Они потерялись. Просто потерялись. Им всего лишь и нужно было добраться до…

– Мы не воры. Погреемся и уйдем, – остановил сестренку Васятка.

– Голодные, наверное. – вздохнула добрая тетенька. – Пойдемте со мной. Я хоть накормлю вас. А там разберемся, как дальше быть. Да идемте, не бойтесь.

– Дура ты Лидка, – зло оскалилась страшная тетя Зоя. Васька, хоть и знал всегда, что нельзя с незнакомыми никуда ходить, его бабушка учила, пошел за доброй продавщицей, и Васюту поволок за собой. Она не сопротивляясь подчинилась, только подумала “А вдруг это пряничный домик”. Но девочка настолько устала, что даже на страхи у нее не осталось сил. – Вачик если узнает, что ты в подсобку всякую шваль таскаешь, останешься без премии. Учти, я прикрывать тебя не стану. Если деньги из кассы эти сопляки потянут.

– Зоя, они просто дети. Дети, которым помощь нужна.

Чай, который дала им тетя Лида оказался обжигающе горячим. А печенья… Васька блаженно зажмурился откусив кусочек. Ему сейчас казалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Василиса свернулась клубочком в некрасивом кресле. Ее разморило от тепла и чая.

– Чьи же вы? – вздохнула Лидия. Глядя на детей, уплетающих дешевое печенье с таким блаженством, словно это пирожное было изысканное, а не списанный как брак товар.

– Милины мы, – прочавкал мальчик. – Мы ее ищем. Она нас в “Лукоморье” ждет. Заждалась, наверное. А мы заблудились с сестрёнкой.

– Что же Мила ваша за вами так плохо смотрит? – вздохнула добрая тетя. Васька насупился. Чего это она говорит. Да их Мила лучше всех. А она не знает, а говорит. Он даже печенье отложил, хотя совсем еще не наелся.

– Мила у нас лучше всех, – сжал Васька кулачки. Василиса тихонько замычала. Ну да, он прав. Тетенька же не знает ничего, зачем сердиться на нее? – Просто… У нее нас забрали. Тетенька, спасибо за вкусное печенье. Мы уйдем скоро. Чуть-чуть сестренка согреется и уйдем.

Лидия потрепала мальчика по непослушным вихрам, поднялась со своего стула. Детский центр “Лукоморье” она знала, внуков своих туда водила, когда ей их подкидывали. Он не очень далеко. А дети хоть и крошечные, шли правильно. И рассказ мальчика очень странный. Они не маму ищут. Не папу, а какую-то Милу. Девочка слабенькая, на щеках румянец лихорадочный, и судя по всему она температурит. Они точно в беде, и помочь им никак не получится, без полиции. Но как же она обманет ребят, они ведь ей доверились? Да что же это делается. Добротой можно навредить только. Но как быть? Как?

– Отдыхайте. Ночь тем более. “Лукоморье” то не работает до утра. А я поработаю пока, подумаю, чем помочь вам. Печенье ешьте. И можете поспать. Там есть раскладушка. Я покажу. А утром пойдем в Лукоморье.

Лидия вышла в торговый зал, в это время ожидаемо пустой. Бедные дети. Нужно что-то делать. Но что?