Егор вскрикнул, в ужасе отпрянул. Это ведь он только что забрал у нее силу! Нет, нет, невозможно, он не хотел! Галечка, очнись!

Он попятился в темноте, затряс в судорогах руками – а ладони снова метнулись без его воли. Прильнули к новому – оно дало еще больше силы, и он уже понял, кто это, узнал тихий вдох и тонкую батистовую рубашку. Жаба!..

Егор зарычал, сражаясь с собственными руками, рывком отдирая ладони.

– Пожалуйста, пожалуйста!.. – заскулил он. Он попробовал сжать кулаки, спрятать руки – но они не слушалась. А значит, следующей будет… – Кантик… – шепнул он, а ладони уже мягко прижимались, впитывая чужие силы. Егор ощутил ее последний прохладный выдох на щеке, почувствовал, как в последний раз вздрогнуло ее тело.

Одеревеневшие пальцы разжались, Егор покачнулся и закричал. Закричал так громко, что темнота на мгновение зарябила, треснула – и в ней что-то звякнуло, могильно зашептало.

Гроб. На камне перед Егором стоял хрустальный гроб, и это он издавал негромкие тоскливые звуки. Внутри же совершенно безмолвно лежала… тетушка. Родная, добрая, милая… Когда ладони заломило, потянуло к ней, Егор со всей ясностью понял, что сейчас свершится.

– Не хочу! Не хочу! – заскулил он. – Пожалуйста…

Хотелось сжать кулаки, пряча большие пальцы, но руки не слушались – тянулись, тянулись…

Тогда он зажмурился изо всех сил.

И заплакал.

Глава 4
Не самая точная наука

– Но не прямо же в сарае, сударыня!

– А где еще, князь? Вам хотелось бы, чтобы увидели слуги?

Петр сдавленно выдохнул, глядя на вызывающе поднятую бровь с кисточкой. В компании внезапных гостей он провел не более получаса, а успел понять, что терпением ему придется запастись недюжинным.

Сарай, заброшенный еще во времена прадеда, не снесли по исключительной случайности. В детстве няньки строжайше запрещали им с Сашкой туда наведываться, опасаясь, что трухлявые балки обрушатся, погребая под собой барских наследников. Стоит ли говорить, что после подобных запретов тянуло туда оных наследников совершенно непреодолимо.

С тех пор фундамент сгнил, ветхие стены накренились, крыша в углу обвалилась, открывая дорогу снегу и ветру. Петр переступал по обледенелым доскам, выдыхал торопливыми белыми облачками и то и дело поднимал взгляд на потолок, устало скуливший под толщей снега. Масляная лампа в его руках выхватывала гроздья сосулек, мелькание мышиных хвостов, черноту неба в разломах досок. С балок то и дело сыпался деревянный сор.

Да неужели же он один здесь пекся о сохранении собственной жизни? Рядом огненно и нервно всхрапнул Делир – что ж, по крайней мере еще хоть кто-то не отринул здравого смысла.

– Я мог бы приказать запереть дверь в конюшню, – сказал Петр, стряхивая липкие снежинки с волос.

– Заклинание перехода крайне взбалмошно, – возразила Ягина, подводя свою гран-мама в угол и усаживая на старое перевернутое корыто, будто нарочно аккурат под угрожающе нависшую балку. – Это… скажем так, не самая точная наука. Может и взорваться – неизвестно, чего ожидать при подобном выплеске силы.

Силы? Древняя старуха, закутанная в шубу и толстую шаль, словно ребенок у чрезмерно заботливой няньки, никоим образом не выказывала наличия силы. Прикрыв веки и тихонько бормоча, она гладила вспрыгнувшего ей на колени кота, перебирала шерсть сухой костлявой рукой. Кожа на пальцах бумажно морщилась, щелкали костяшки. Петр искал в дряблом лице признаки былой красоты или мощи, но нашел только горбатый нос и выцветшую кисточку на изломе правой брови.

– И что же, Яга Францевна сможет открыть потусторонние врата?

– Я бы не назвала это вратами. – Ягина подняла лампу выше, очевидно, выбирая подходящее место. – Но, скажем так, заслонку открыть ей по силам.

Старуха при этих словах открыла глаза и оглядела сарай туманным сонным взглядом. Кажется, она не совсем понимала, где оказалась и что от нее требуется.

– И мы все протиснемся сквозь эту… заслонку? – спросил Петр, с сомнением косясь на Делира.

– Если не будем отвлекаться на ненужные вопросы, – Ягина черкнула на снежном полу круг носком ботинка.

– Глупости, все это глупости, – Сашка даже притопнула. Не в силах ждать, она похлопывала себя по бедру снятой перчаткой. – Константина вот-вот… – она не договорила, только фыркнула. Нервно дернулся под подбородком ремешок черного кивера с серебряным черепом под султаном. – А вы тут…

Мягко улыбнувшись, Ягина коротко взяла ее за руку.

– Будьте покойны, Саша, мы успеем.

Часть крыши с треском просела, вниз ухнула наледь, вздымая тучи белой колючей пыли. Неловко отпрыгнув, Ягина обернулась к бабке.

– Гран-мама? Гран-мама, ты слышишь? – сказала она громче, наклоняясь к ее левому уху, в котором на цепочке блестел небольшой слуховой рожок в виде ракушки.

Старуха выпростала руку из шерстяного кокона и захлопала усталыми глазами.

– Конечно, слышу, душа моя, – сказала она рассеянно. Голос у нее оказался неожиданно низкий, с сухим каменным хрустом. – Прикажи Марье подать кофий.

– Скоро, гран-мама. – Ягина потянула ее за руку. – Сначала надобно открыть заслонку.

– Заслонку? – повторила старуха.

– Заслонку. Нам пора домой.

– Домой?

Ягина заботливо склонилась.

– Мы с тобой говорили давеча, помнишь? Что приедем, возьмем живых, и ты поможешь нам вернуться? Что важно привезти их во дворец?

– Во дворец? – с беспокойством спросила Сашка. – Разве не разумнее будет отправиться прямиком в темницу? Спасти сначала Константина?

Ягина покачала головой.

– Если мы сможем пробудить императрицу, она освободит Коко.

– Вы уверены? – Сашка очевидно сомневалась. – Вы сами сказали, государыню умертвили его иглой. Сможет ли она поверить в его невиновность?

Ягина помолчала, будто обдумывая ее слова.

– По крайней мере, казни без расследования точно не будет. – Она раскрыла свой несессер – объемный, словно расшитый бисером чудовищный желудок – и принялась в нем копаться. – Вы и сами, думаю, подтвердите: мало кто может провести время в обществе Коко и не увериться в его сказочной и даже, пожалуй, саморазрушительной безобидности. – Она прервала поиски и взглянула на Сашку с некоторым сочувствием: – А поверьте, со времени свадьбы у ее величества было время.

Сашка отступила. Петр видел, как кровь лихорадочно прилила к ее щекам, а брови горестно вздернулись. Бедная, бедная. Память ее, похоже, сердобольно вычеркнула тот факт, что Константин предназначен императрице. И вот теперь, наконец, осознание этого пришло во всей тяжести, ударило по сердцу. Милый наивный друг. Сколько ей еще предстоит в жизни таких разочарований.

Петр подошел, обхватил Сашку за плечи.

– Помни, Сандра, наша миссия проста: попасть во дворец, пробудить императрицу – и довольно. Дальше пусть разбираются сами. Тебя дома ждет полк и служба под началом Александрова, твоя мечта, помнишь?

Сашка выслушала молча и кивнула. Но головы не поднимала, скрывая лицо козырьком кивера, не желая, чтобы он видел. Не зная, как еще помочь, Петр решил, что главное – покончить с этим как можно быстрее.

– Сколько времени займет наша… экспедиция? – обратился он к Ягине.

– Вы все узнаете в свое время.

Неясный ответ озадачил.

– Боюсь, Ягина Ивановна, я должен знать сейчас, – Петр добавил настойчивости в голос. – Мы с сестрой оба связаны долгом. Делами. Наша мать при смерти, дом в Москве сгорел, усадьба разграблена французами, крепостные мерзнут и голодают – недолго до бунта. Да и служба – меня, как и Сашу, в любой момент может вызвать Кутузов…

– Чем скорее мы доберемся до дворца, тем вернее, – отозвалась Ягина, хлопая пастью несессера. В руках у нее теперь блестела странная золоченая палка. – А там – если вы и есть тот самый живой, который требуется, то сможете пробудить ее величество без особых затруднений.

– «Если»? – очнулась от раздумий Сашка. – То есть вы не уверены, что Петро справится?

– Кроме живого тепла для пробуждения требуется еще несколько условий… впрочем, сейчас обсуждать это нет смысла, мы только тянем время – а оно и так на исходе. Все выяснится во дворце, а значит, первым делом нужно попасть туда, и как можно скорее.

Подойдя к старухе, она протянула золотую палку.

– Вот, гран-мама, мы готовы.

Яга Францевна взглянула на нее, как-то странно повернув голову книзу. Протянула руку – но вместо того, чтобы взяться за таинственный предмет, вдруг вцепилась ей в волосы.

– Слезы! – закричала она низко, с надрывом. Голос, сухой и трескучий, галечной волной прокатился от земли до потолочных балок. – Земля заплачет белыми слезами! Они до костей съедят ее щеки!

Ягина вскрикнула от неожиданности, дернулась, но хватка только окрепла. Лицо Яги Францевны потемнело, оскалилось. Из благожелательной старушки она превратилась в хищную, вселяющую ужас ведьму. Проснувшийся кот у нее на коленях зашипел и выгнул спину.

– Земля не прощает! – ревела она, выкручивая кулак и замахиваясь другой рукой, чтобы ударить. – Ее доспехи – сыновний пепел!..

– Ягина! – Сашка бросилась на помощь, Петр заторопился следом. Перехватив бабку за то место, где мог бы крепиться пояс, он потянул укутанное в шубу тело прочь, пока Сашка разжимала скрюченные пальцы.

– Рожок! – взмолилась Ягина, указывая на ракушку, выпавшую из старческого уха.

Когда Ягина оказалась свободной, Петр оттащил воющую, брыкающуюся старуху подальше. Повалил ее на мешок сена и, воткнув рожок обратно в ухо, едва увернулся от костлявой лапы. Сверкая глазами и скаля поразительно крепкие белые зубы, старуха замахнулась еще раз, дернулась было вперед, но тут же в изнеможении грузно осела. Затряслась. Глаза ее раскрылись и наполнились страхом, губы задрожали, она отпрянула и вскинула руки, заслоняясь от Петра, будто это он только что пытался вырвать ей клок волос или оставить без глаза.

– Ягинушка! – взвыла она со слезами в голосе. – Ягинушка!

– Я здесь, гран-мама! – Ягина кинулась к ней, прижала к себе, загораживая от Петра. – Отойдите, князь, вы ее пугаете!

«Кто кого пугает?» – подумал Петр, отступая и все еще чувствуя мурашки от «съеденных до костей щек» и «сыновнего пепла».

– Я здесь, гран-мама, голубушка моя, – зашептала Ягина, целуя старуху в макушку.

Та вздрогнула в ее объятии и тихонечко застонала.

– Прости меня, прости, Ягинушка…

– Ну-ну, с кем не бывает, – Ягина все гладила ее по седой голове, покачивала и похлопывала по спине, как ребенка. – Ничего и не было, все уже и забыли…

Петр оглянулся на Сашку – та стояла, замерев, и с тревогой смотрела на происходящее. Побелевшие пальцы ее скручивали подобранную перчатку то в одну сторону, то в другую.

Через несколько мгновений старуха, густо всхлипнув, затихла, а кот, успокоившись, снова улегся ей на колени. Ягина отступила. Откинув со лба клок взлохмаченных волос, она оглядела напряженные лица Петра и Сашки.

– Это случается, – сказала она, все еще несколько задыхаясь. – Прежде было редко, последнее время участилось. Говорит нелепицу, может, вспоминает… как помутнение… Ах, как же не вовремя! Теперь придется ждать, чтобы восстановила силу…

Сашка ступила к стене, напряженно глянула в просвет между ветхими досками.

– Сколько там до рассвета?..

– Обещаю вам, Саша, мы успеем…

– Где его держат?

– В Лиховском бастионе.

– Это далеко от дворца?

– Нет, не слишком, – простодушно начала было Ягина, но уловив ход ее мыслей, запротестовала. – Даже не думайте, Саша! Коко держат в одиночной камере, и доступ, кроме надзирателя, имеет только посыльный князя Грибоедова – и то по личному распоряжению. Прорываться туда можно разве что с боем – а мы так себе военная единица. Да и кроме того, вызволять Коко из тюрьмы сейчас совершенно бесполезно: пока он на расстоянии пятисот верст от иглы, стоит сломать ее – он погибнет, где бы ни был.

– Пятисот верст? – переспросил Петр, удивленный странной точностью.