Наталья Шнейдер: Хозяйка старой пасеки – 3

Глава 1

Мир рассыпался на стоп-кадры.

Еще один мешок вылетает из моих рук.

Марья Алексеевна замирает у лестницы.

Нелидов отпихивает Вареньку к стене, закрывая собой.

Гришин увлекает меня за мешки.

Стрельцов хватает гранату.

Я кричу – от фитиля осталось меньше сантиметра, и взяться за него, чтобы выдернуть, просто не за что. Исправник начинает наклоняться, явно намереваясь упасть на гранату собственным телом. Медленно, так медленно, как бывает только в кошмаре.

С потолка обрушивается вода. Слепит, заливает рот и нос. Кажется, сам воздух стал водой, я хочу вздохнуть и не могу.

– Стоп! – Голос Стрельцова заполнил все помещение, и потоп прекратился. Мгновенно.

– Хватит меня поливать! – простонала Марья Алексеевна. Тяжело села. – Ну это уже ни в какие ворота не лезет, – заявила она. – Даме в моих летах не годится сидеть в луже, словно мокрая курица. Граф, сделай милость, помоги.

– Рад, что вы благополучны, Марья Алексеевна, – светским тоном сказал Стрельцов, протягивая ей руку.

Это было уже слишком. По щиколотку в воде, перемешанной с землей и рассыпавшейся копоркой, все еще держа в другой руке чугунный шар с остатком фитиля, в облепившей тело одежде этот… этот… вел себя, как будто не произошло ничего особенного. Как будто он только что не собирался умирать. Как будто каждый день его… и меня, между прочим! – запирают в моем же собственном! Погребе! Он даже магический свет не погасил!

Нет, мне просто необходимо закатить истерику!

Но Варенька успела первой, разрыдавшись.

Нелидов отступил на шаг, испуганно оглянулся на нас.

– Я не… я не хотел быть грубым. Варенька, вы не ушиблись?

Марья Алексеевна решительно отодвинула его в сторону. Охнула. Я дернулась к ней – она отмахнулась. Притянула Вареньку к себе, и та уткнулась в могучий бюст. Лицо генеральши на миг перекосилось, но, если ей и было больно, в голосе не отразилось ничего.

– Пореви, графинюшка, пореви. Этакую страсть пережить. Кабы не ты, всем бы нам конец.

– Правда? – шмыгнула носом Варенька.

– Правда, – очень серьезно подтвердил Стрельцов. – Ты спасла всех нас. Я горжусь тобой.

Варенька разрыдалась еще пуще.

Стрельцов растерянно посмотрел на меня.

– Как вы думаете, ей нужно помочь или посочувствовать?

Вопрос был настолько неожиданен и неуместен в этом темном погребе, что я хихикнула:

– С гранатами вы обращаетесь лучше, чем с барышнями.

Он помрачнел, а я никак не могла уняться:

– Неужели дамские слезы страшнее смерти?

Я судорожно всхлипнула, из последних сил стараясь не разрыдаться следом за Варенькой. Вцепилась зубами в ладонь – боль на миг отрезвила.

Стрельцов со вздохом сунул гранату в руки приставу, сгреб меня в охапку, прижимая к себе, и мои нервы сдали окончательно.

– Имейте в виду, я вас на том свете найду и выскажу все, что думаю о вашем поведении, – всхлипнула я, прежде чем спрятать лицо у него на груди.

Хорошо, что и мундир, и рубашка уже промокли насквозь, можно реветь сколько угодно.

– Кирилл Аркадьевич, – жалобно проговорил Нелидов.

– Помолчали бы вы, Сергей Семенович, – прогудел Гришин. – Понимать надо. Это мы, солдаты, к таким делам привычные, а у барышень чувства тонкие. И то сказать, вместо того чтобы в обморок хлопнуться, как им по званию положено, одна Марье Алексеевне соломки подстелила, вторая фитиль залила. Мой вам низкий поклон, барышни. И молиться за вас обеих до скончания века буду.

Судя по шороху, он в самом деле поклонился в пояс. Наверное, я должна была успокоиться, но вместо этого слезы потекли еще сильнее.

– Глаша, так это ты мешки под лестницей поставила? – спросила Марья Алексеевна.

– Я, – всхлипнула я. Заставила себя отстраниться. – Простите. Тут и так потоп, а я еще сырость развела.

– Перестаньте, Глафира Андреевна, – неожиданно мягко сказал Стрельцов. – Вы держитесь с удивительным мужеством, если это слово можно применить к барышне.

– Сейчас снова разревусь, – проворчала я.

Попыталась вытереть лицо рукавом, но только размазала по нему крошки копорки. Стрельцов выудил из-за обшлага носовой платок, грустно посмотрел на мокрую тряпку.

От нового витка смеха вперемешку со слезами меня спас Гришин.

– Но какой же душегуб по этому имению бродит? – проворчал он. – Это ж подумать только, на старуху… Ой, простите, барыня.

– Да что там, ясное дело, не юница, – отмахнулась Марья Алексеевна.

– На даму в летах не постыдился руку поднять, – закончил пристав.

– Не знаю, – сказал Стрельцов. – Но непременно выясню. Теперь это личное дело.

Он начал подниматься по лестнице.

– Осторожней! – не выдержала я. – А вдруг он там караулит?

Исправник молча кивнул. Свилась магия – дверь стала прозрачной. Я ахнула.

– Пчелы!

Разъяренный рой кружил над пасекой – куда злее, чем тогда, ночью. Или мне так показалось в те мгновения, пока доски снова не обрели плотность.

– Стойте! – вскрикнула я. – Если вы сейчас выйдете…

Стрельцов кивнул. А до меня только сейчас дошло, что пчелы разозлились не просто так.

– Если этот гов… – Как выбирать выражения, когда трясет от злости? – Говяжий х… хвост все же разнес мою пасеку, я ему устрою с-с… сеанс апитерапии в летальных дозах.

– А что такое апитерапия? – полюбопытствовала Варенька.

Я медленно выдохнула. Зато рыдать расхотелось, все польза.

– Лечение пчелиным ядом, – проворчала я.

– Кажется, злоумышленник сам себе его устроил. – Стрельцов посмотрел на дверь.

– Не совсем же он идиот? – возмутилась я.

Исправник пожал плечами.

Надо было заткнуться, но пережитый страх и злость требовали выхода.

– Что это вообще за мир… в смысле, что за манера ходить в гости с гранатой!

– Да разве ж мир ему запретит? – философски заметила Марья Алексеевна. На мое счастье, слово «мир» она поняла так же, как местные крестьяне. – В наставлениях по поведению в свете про гранаты ничего не сказано.

– Не волнуйтесь, Глафира Андреевна, – сказал Стрельцов, и мне снова захотелось его стукнуть. Да кого и когда успокаивала фраза «не волнуйтесь»! – Допросим – узнаем. Пока могу только предполагать. Может быть, злоумышленник хотел разрушить мое охранное заклинание, гранаты оно бы не выдержало точно. Пока я бы добрался до пасеки, ему бы хватило времени закинуть цыбик с чаем за спину и удрать.

Я глянула на плетеную коробку. Пока я рыдала, Гришин вытащил ее из грязи и пристроил на пару мешков с копоркой. Но камышовая оплетка промокла. Жалко, если испортится столько чая. Стрельцов не заметил мой взгляд – или сделал вид, будто не заметил.

– Может быть, злоумышленник надеялся, что и торопиться не придется, потому что мы еще не вернулись. Не может же он сам круглосуточно караулить вас. – Стрельцов помолчал. – Вторая версия: он собирался уничтожить погреб с уликами.

– Дорого, – покачала я головой. – Это надо совсем отчаяться.

– Третья версия: он хотел взрывом отвлечь обитателей усадьбы, чтобы пробраться в дом. При всем уважении, Глафира Андреевна, в вашем доме сущий бар… – Кажется, Стрельцову тоже стала отказывать его обычная сдержанность. – Балаган. Как только что-то случается, все бегут туда, невзирая на опасность.

Ну здравствуйте! Опять я виновата!

– Все мои гости – взрослые дееспособные люди, – начала я. Вспомнив кое-что, добавила: – Кроме…

– Я уже имею право выйти замуж! – возмутилась Варенька, поняв, чье имя я собираюсь назвать. – Значит, я тоже взрослая! И дееспособная!

Она чихнула.

– Вот только замужа нам сейчас и не хватало для полного счастья! – рявкнула на нее я. Снова обернулась к Стрельцову. – Прикажете приставить к каждому личного надзирателя, который бы напоминал о возможной опасности? И вообще…

– И вообще, в данном случае тем, кто собрал всех обитателей дома в одном месте, на радость злоумышленнику, оказался я, – очень негромко и очень спокойно подтвердил Стрельцов. – Вы это хотели сказать?

– Да вовсе не в этом дело!

Я переступила с ноги на ногу, отчетливо ощутив, что мокрая до нитки стою по лодыжки в раскисшей грязи, а погреб – на то и погреб, что в нем нежарко в любое время года.

– Простите, Кирилл Аркадьевич. Лужа – не лучшее место для выяснения, почему нас чуть не взорвали и кто в этом виноват. Надо выбираться отсюда, иначе простуда сделает то, что не удалось гранате.

Я попыталась отодвинуть исправника от лестницы. Безуспешно.

– Вы можете приставлять сколько угодно надзирателей к своим гостям, но до тех пор, пока сами будете лезть первой во все опасные ситуации, никакая охрана не поможет, – заявил он. – Там пчелы. И вы говорили, что они могут быть смертельно опасны.

– Говорила. Но, если разорили их улей, пчелы будут злы минимум несколько часов. Максимум – сутки. Пока не оценят ущерб, нанесенный их дому, и не начнут исправлять то, что возможно исправить. К тому времени мы тут околеем. Надо что-то придумать.

Я огляделась. Это не омшаник, это целый дворец! И, судя по тому, что Савелий свалил копорку у самого входа, разбирать и выкидывать оставленное прежними хозяевами он поленился. Вон, в самом деле, у стен до сих пор стоят колоды – попробовать продать их Лисицыну, что ли? Куча жердей – зачем?

Но нет ли тут чего полезного?

Однако единственный сундук у стены меня разочаровал. Точнее, в другое время я бы порадовалась еще одному дымарю с запасом гнилушек и незаржавленным ножам. Нашла бы как использовать молоток и гвозди, да и жерди тоже. Но сейчас мне нужно было совсем другое.

– Кирилл Аркадьевич, вы собираетесь приложить вот эти мешки к делу? – спросила я.

– Что вы имеете в виду? – насторожился он.

– Если это – вещественное доказательство или как там они называются, то трогать их не стоит. Если же они вам не нужны, то я бы проверила, действительно ли красивая женщина остается красавицей даже в мешке из-под картошки.

– При чем тут картошка? – пискнула Варенька. Зубы у нее стучали.

– Ни при чем, – ответил ей Стрельцов вместо меня. – Но я понимаю, что задумала Глафира Андреевна. По правилам я должен приобщить эти мешки к вещественным доказательствам, как и цыбик чая. Однако, если смотреть на вещи здраво, после того как они промокли насквозь, все просто сгниет, и не так уж много времени для этого понадобится.

– А чай? – не удержалась я.

– Чай тоже, если его не просушить в скором времени. Полагаю, будет достаточно заверенного свидетелями описания.

Он первым взялся за мешок, вытряхнул на пол копорку.

– Представляю, в кого мы превратимся, – хохотнула Марья Алексеевна. Охнула – и я всерьез начала беспокоиться за ее ребра. Надо послать за Настей, как только мы вылезем отсюда.

– Я могу пойти первой и посмотреть. Может, пчелы немного успокоились, – предложила я.

В конце концов, ночью, когда на пасеку пришел медведь, мы собирали соты голыми руками – и все обошлось. Хотя ночью пчелы менее активны.

– Я с вами, – сказал Стрельцов таким тоном, что сразу стало ясно: спорить бесполезно.

Вздохнув, я встряхнула мешок как следует и натянула его на голову. Варенька рассмеялась, но тут же оборвала смех.

– Я в это не полезу!

– Полезешь, если другого выхода не будет, – сказал ее кузен.

Нелидов негромко добавил:

– Варвара Николаевна, Глафира Андреевна права: красавица останется красавицей даже под мешком.

Я чихнула от забившейся в нос пыли и начала осторожно, на ощупь подниматься по лестнице.

– Позвольте, я помогу.

Не дожидаясь разрешения, Стрельцов взялся за мой локоть.

– Гришин! Держись рядом. Как только мы выйдем, захлопни дверь и не открывай, пока я не прикажу.

– Да, ваш-сиятельство!

Снаружи заскреблись, залаяли.