Хозяйка старой пасеки – 3 (страница 2)
– Полкан! – Я попыталась прибавить шагу, оступилась и едва не упала, но Стрельцов меня удержал.
Да, у пса густая шерсть, но очень нежный нос. И глаза. Если на него нападут пчелы…
Полкан гавкнул еще раз, но не жалобно и не возмущенно, а скорее требовательно.
– Интересно, чего там такое, – пробормотал Гришин. – Этот пес зря брехать не станет.
– Сейчас узнаем, – сказала я. Толкнула дверь.
Жужжание показалось оглушительным, я замерла, чтобы не разозлить пчел еще сильнее. Но интонация пчел резко изменилась, как будто само мое присутствие их успокоило. Они начали собираться в клуб над опрокинутой колодой.
Рядом с которой лежал навзничь Савелий.
С прокушенным до крови рукавом.
Мертвый.
– Полкан! – ахнула я.
Неужели мой защитник насмерть загрыз человека?
Пес обиженно гавкнул. Подбежал к колоде – я напряглась, но пчелы как будто вообще не заметили его. Снова гавкнул, и я увидела, что верхний торец колоды измазан кровью.
– Похоже, он упал, ударился об угол и разбил голову, – сказал Стрельцов. Шагнул было к телу. Пчелы возмущенно загудели, исправник замер.
Но все же – почему той ночью рой не тронул меня и тех, кто со мной? Да, семьи бывают разные: одни злее, другие спокойнее, если можно так охарактеризовать насекомых, руководствующихся не сознанием, но инстинктами. Но не настолько спокойнее.
Потому что я не боялась? Так я и сейчас не особо боюсь. Точнее, боюсь, но не за себя. Или приняли за свою? Или мое спокойствие успокоило и пчел? Но это же не пес, считывающий настроение хозяина.
Феромоны. Матка успокаивает пчел своими феромонами. Настя говорила, что рассматривает магию как физическое явление. Но где физика, там и химия.
Если представить, что я излучаю правильный химический сигнал? Я – своя. Я – спокойна. Я здесь. Вы в безопасности. Возвращайтесь домой, я скоро помогу вам.
Пчелы опустились на колоду и начали одна за другой заползать в леток.
Жаль, что сквозь мешок не было видно лица Стрельцова.
– Что там, ваш-сиятельство? – крикнул сквозь дверь Гришин.
Я стащила с головы пропахшую пылью мешковину. Стрельцов поступил так же. Уставился на меня, будто на чудо какое.
– Я почувствовал магию, но не понял…
– Спросите что полегче, Кирилл Аркадьевич, – устало вздохнула я. – Например, сколько пчел в этом улье.
Он кивнул. Посмотрел на труп. На погреб. На небо.
– Надо обследовать труп и место происшествия. Но прежде всего – помочь Марье Алексеевне. Послать за Иваном Михайловичем. И… – Он потер лоб.
– Вы весь день провели в седле, – негромко сказала я. – До утра труп никуда не убежит. И пчелы, надеюсь, пострадали не настолько сильно, чтобы спасать их немедленно.
И даже если нужно действовать немедленно, никто не позволит мне тронуть улику, пока не обследуют место происшествия. Только бы матку не придавило оторвавшимися сотами!
Стрельцов едва заметно улыбнулся.
– Я беру пример с вас. Когда долг требует, усталость не имеет значения.
«Я же только плохому могу научить», – едва не брякнула я, но порыв ветра остудил меня вовсе не в переносном смысле. Потом будем пререкаться, а сейчас нужно вытащить всех из погреба, переодеться и согреться. Стрельцов, кажется, был с этим согласен.
– Гришин, открывай! – приказал он.
Гришин выглянул, присвистнул.
– Как барышень-то выводить будем? Они ж чувств… – Он осекся, внимательно на меня глядя.
Стрельцов смерил меня таким же внимательным взглядом, и я зябко передернула плечами.
– Лучше подумайте, как Марью Алексеевну выводить. Не уверена, что у нее целы все ребра. – Я чуть повысила голос, чтобы слышно было и в погребе. – А если кто-то намерен свалиться в обморок, останется освежаться на ветерке, пока не придет в себя.
– Вас вовсе не волнует это зрелище? – Исправник указал на труп.
Ах, вот в чем дело.
– Первое мое воспоминание… – Чуть не сказала: «в этом мире». – Тело тетушки с топором в голове. Вы правда полагаете, что после этого тело человека, который пытался убить всех нас, должно меня впечатлить?
– Последнее не доказано. В смысле, что это он бросал гранату, – сказал Стрельцов.
Полкан возмущенно гавкнул.
– Кирилл Аркадьевич, Глафира Андреевна, при всем уважении, дамы замерзли. Им надо бы в тепло, – крикнул снизу Нелидов.
– Я сбегаю за веревками. Иначе мы Марью Алексеевну не вытащим, – вздохнула я.
– Сделаем проще: я видел внизу жерди среди прочего хлама. – Стрельцов сунулся в дверь. – Марья Алексеевна, не будете ли вы возражать против паланкина?
Генеральша хохотнула и тут же задохнулась, охнув.
– Пара мускулистых невольников меня не унесут, а слон в погреб не влезет.
– С божьей помощью унесем, – сказал Гришин. – Я вроде покрепче, положу жерди на плечи, и барыню не опрокинем.
Я поняла, что они задумали. Две жерди, продетые сквозь мешок, – вот и носилки. Главное, чтобы с лестницы никто не навернулся.
Варенька выбралась наверх, цепляясь за локоть Нелидова. Стрельцов зыркнул на нее, видимо, собираясь напомнить о неподобающем поведении, но графиня захлопала глазками и защебетала:
– Ох, такая крутая лестница, у меня даже голова закружилась! Если бы не Сергей Семенович!.. – Она ахнула, наконец заметив труп.
– Варвара, – с нажимом произнес Стрельцов.
Но я видела, что побледнела она по-настоящему, и обняла ее за талию.
– Кирилл Аркадьевич, если я ничем не могу быть вам полезна здесь, я отведу вашу кузину в дом и распоряжусь.
Мне показалось, что исправник заколебался, не желая оставлять меня без присмотра. Но разорваться он не мог и кивнул. С явной неохотой.
Или у меня разыгралась паранойя.
Впрочем, размышлять об этом было некогда. Нужно было позаботиться о горячей воде и ужине для всех, сменной одежде для себя и послать мальчишек к Ивану Михайловичу с просьбой приехать как можно скорее, и к Северским – тоже с просьбой приехать по возможности.
Кажется, попробовать медвежьи лапы, которые с утра обещал нам исправник, сегодня не доведется.
Глава 2
– Сергей Семенович, останьтесь, – сказал Стрельцов. – Возможно, нам понадобится ваша помощь.
Нелидов молча кивнул.
Я повлекла Вареньку в сторону дома, но через пару шагов остановилась.
Нет, это никуда не годится. Мокрые юбки липнут к ногам, на каждом шагу приходится преодолевать сопротивление ткани. Как там делался тот магический фен?
Распускать косу я не стала – все равно вымывать из нее копорку, а вот платье обдула как следует. Глядя на меня, Варенька встрепенулась и начала оглаживать себя сперва по груди, потом по бедрам. Нелидов торопливо отвернулся. Стрельцов вскинулся.
– Варвара! Что ты…
Но осекся, увидев, как от ее платья расходится дымка и опадает в траву каплями. Я перешла к юбкам, ткань взметнулась, и этого исправник вынести не смог.
– Глафира Андреевна! Вы могли бы хотя бы попросить нас отвернуться!
– Да сколько можно! – не выдержала я. – Сверкать на балах голыми прелестями под совершенно прозрачной тканью – нормально. Ходить в мокром так, что никакого простора для фантазии не остается, – я демонстративно уставилась на край его кителя, под которым, гм… в общем, было на что посмотреть, – тоже нормально. По крайней мере, вас это не возмущало.
Стрельцов одернул китель, заливаясь краской.
– Это… непредвиденные обстоятельства. И вы могли бы…
В другое время я бы сочла милыми красные пятна у него на скулах, но сейчас слишком устала: денек выдался сногсшибательным во всех отношениях. Поэтому я перебила его.
– Именно! Но стоит юбке чуть-чуть колыхнуться, и плевать на обстоятельства, плевать на простуду, лишь бы приличия были соблюдены!
– Приличия – то, что отличает нас от дикарей.
Лучше бы ему этого не говорить.
– Дикарей? Там, откуда возят чай, считают дикарями нас, и я не уверена, что они так уж не правы. Только дикари способны обречь барышню на пневмо… воспаление легких, лишь бы она случайно не показала кому-то щиколотку.
– Я не…
– Вы не… – передразнила я. – Вы сами сегодня слышали Кошкина, который говорил, что при его деде барышень не выпускали из терема…
– Я начинаю отчасти соглашаться с предками.
– Давайте отрастите бороду до пупа и наденьте ферязь с рукавами в пол, вам по знатности как раз они подобают.
Варенька хихикнула – видимо, представив кузена в подобном виде. Стрельцов грозно глянул на нее, на меня, но меня это только сильнее разозлило.
– Нас чуть не разнесло в клочья, а вы мне читаете морали про колыхание юбок! Вы собирались закрыть собой гранату, и только поэтому…
– Вам показалось. – Он покраснел еще гуще.
– А вам показалось, будто вы увидели что-то лишнее, – отрезала я. – Как и мне пару секунд назад. И вообще, после того как вы поймали меня на лестнице, не вам…
– Глафира Андреевна! Обстоятельства так сложились. Или мне нужно было позволить вам переломать все кости?
– Вы же хотите сейчас заставить меня и вашу кузину застудить все внутренности! Как говорят на востоке, в жару не до приличий. – Я наконец выдохлась. Добавила уже спокойнее: – Вам помочь высохнуть или сами справитесь?
– Сам, – буркнул он.
– Как вам угодно. Гришин? Вы-то точно не маг.
Если бы взгляды умели испепелять, от пристава бы ничего не осталось – так на него зыркнул начальник. Но Гришин не заметил или сделал вид, будто не заметил.
– Если вам не зазорно, барышня…
– Нисколько. – Я свирепо глянула на Стрельцова. – Этот весенний ветерок – штука коварная.
Когда я шагнула к Гришину, исправник напрягся так, что на миг мне показалось: если я коснусь пристава, меня тут же схватят за руку и оттащат. Я отогнала шальную идею проверить это и просто начала обдувать пристава. В отличие от фена, магия не шумела, и поэтому я услышала щебет Вареньки.
– Сергей Семенович тоже мокрый, и…
– Варвара! – От громового рыка Стрельцова я подпрыгнула и развернулась к нему.
Поток горячего воздуха обдал исправника, вздыбив его шевелюру. Я охнула… и, как это обычно бывает, от волнения совершенно забыла, как контролировать магию. Сила рванулась из меня, воздух раскалился. Нелидов и Гришин шарахнулись в сторону. Пламя окутало Стрельцова коконом, а когда оно рассеялось, я была готова увидеть головешку.
Но обнаружила совершенно невредимого исправника.
– Если это было покушение на должностное лицо при исполнении, то довольно глупое, – заметил он своим фирменным непроницаемым тоном. – Я умею ставить щиты, и вам это известно.
Я застыла, прижав ладони к щекам.
– А вот нечего кричать, – злорадно заявила Варенька.
– О господи, я… – Я отмерла и бросилась ощупывать исправника, сама не понимая, что делаю. – Я не хотела, я…
Когда мои ладони заскользили у него по груди поверх кителя, мне показалось, будто он перестал дышать. Показалось, наверное, потому что в следующий миг он уверенно перехватил мои запястья.
– Глафира Андреевна. Я цел. Совершенно цел.
Вот только в голосе его не осталось ничего от обычной сдержанности, и простые, вроде бы совершенно невинные слова будто осязаемые прошлись по коже, вызвав мурашки. Я застыла, глядя в его глаза. Появилось в них что-то… темное, манящее. А большие пальцы его рук погладили кожу на запястье там, где бьется пульс. Сердце замерло на миг, а потом понеслось вскачь.
– Кирилл Аркадьевич… – выдохнула я.
Он выпустил мои руки, отступив на полшага, и я тоже качнулась назад. Щеки горели.
– Рада, что вы целы. И прошу прощения. Я… – Я прокашлялась. – Испугалась и…
– Не стоит, – промурлыкал он, глядя мне в глаза. – Сильные эмоции могут быть опасны… для мага.
Показалось мне, или пауза перед последними словами была чуть дольше, чем надо?
– Вы правы. Мне нужно научиться себя контролировать.
– Не стоит. Мы оба знаем, что я могу себя защитить.
