Пока я закрываю дверь, подруга бесцеремонно кидает сумку на столик и скрещивает руки на груди.

– Если ты сейчас не отомрешь и не скажешь, что счастлива меня видеть, я перестану верить в лучшее в этом мире! – Она выпячивает нижнюю губу, словно трехлетка, и приподнимает брови.

Я не успеваю даже осознать, что происходит, но смех уже сотрясает мои плечи. Подлетаю к Полин и обнимаю ее. Она обнимает в ответ, крепко-крепко.

– Ты прилетела ради меня? – спрашиваю я, и голос чуть срывается.

– Нет, ради невзрачной, отвратительной погоды этого прекрасного серого города! – ехидно отвечает она, но все же проводит рукой по моей спине, как будто утешая.

Я прыскаю и накручиваю один из ее локонов на палец, демонстративно рассматривая.

– Да, конечно, а еще чтобы сделать идеальную укладку после пятнадцати часов без сна?

– Вот именно! Знаешь все эти укладки с помощью носков? Я так за тебя переживала, что пришлось опробовать одну, дабы хоть немного отвлечься. – Она крутит головой. – Сработало! Правда, пришлось брать длиннющие носки Валентина. Видела бы ты его лицо, когда я ни с того ни с сего начала накручивать на них волосы. – Зеленые глаза моей лучшей подруги сверкают. – Он явно все еще сомневается в моей адекватности, но это и круто! Как говорится, я не дарю ему бабочек в животе, я одариваю его мини-инфарктами.

Боже, как же я скучала! Скучала по ее болтовне без умолку, по этим ухмылкам, сверкающим глазам. Я хватаю ее за руку, крепко сжимая пальцы.

– Ты коза! Не звонила, не отвечала! – Полин прищуривается. – Мне пришлось пытать младшего братца.

– Вы двойняшки.

– Он младше!

Мы смотрим друг на друга, и на секунду в студии воцаряется тишина.

– Я рада, что ты приехала.

– Я тоже рада, что приехала, – отзывается она.

– Я скучала.

– И я. Ты мне сейчас все расскажешь. – Полин бесцеремонно скидывает мои вещи с кресла и садится на край, приглашающе хлопая по свободному месту рядом.

Я вздыхаю, но уступаю, прекрасно зная, что подруга не уйдет, пока не вытащит из меня всю информацию до последней капли. Желтое кресло, на котором устроилась Полин, я купила на блошином рынке. Мне пришлось потратить кучу времени на его чистку, но оно яркое и поднимает мне настроение. А еще это кресло большое и очень удобное. С тех пор как папа заменил просевшую сидушку-подушку, я обожаю забираться в него, поджав ноги, с каким-нибудь романом в руках. Это мой личный книжный уголок.

– Давай же. – Полин нетерпеливо стучит пальцами по подлокотнику, ее брови чуть приподняты, а в глазах сверкает знакомое упрямство.

– О чем тебе рассказать? – Я присаживаюсь на свободный край, опустив плечи и избегая ее взгляда.

Надеюсь, она не спросит про Поля, потому что с ней эту тему обсуждать всегда некомфортно. В такие моменты она сжимает губы и делает вид, будто не испытывает внутреннего конфликта, разрываясь между ролями моей подруги и его родной сестры.

– Во-первых, почему ты не отвечала на сообщения? – строго спрашивает Полин. – Я раз пятнадцать спрашивала, как ты.

– Я не хотела врать, – честно признаюсь.

Полин прищуривается, но кивает, принимая мой ответ.

– А еще я не хотела портить ваше путешествие с твоим ненаглядным, – добавляю, осторожно наблюдая за реакцией подруги.

Полин закатывает глаза так выразительно, что я невольно улыбаюсь.

– Ты хотела сказать с моим ночным кошмаром? – хмурится она, раздраженно заправляя волосы за ухо. – Он сведет меня с ума!

– Или ты его, – отвечаю я, изогнув бровь.

– Или я его, – великодушно соглашается она, взмахнув рукой.

Вновь комната погружается в молчание. Полин бросает на меня короткие, выжидающие взгляды. Обычно я расслабляюсь быстрее и начинаю выкладывать все как на духу, но в этот раз, пожалуй, грусть и тоска слишком глубоко въелись в пространство вокруг и в мое нутро.

Полин это замечает. Она двигается ближе и, нахмурившись, внимательно смотрит мне в глаза.

– Я тебе уже рассказывала… меня преследовал какой-то мужчина… – Мой голос звучит тише, чем я планировала.

Полин тут же выпрямляется, плечи напряжены.

– Арно Бишар. – Она кладет руку мне на плечо, успокаивающе сжимая. – Этот мужчина преследовал тебя – сейчас он под следствием. Его жертвами стали десятки женщин, включая известную фуд-блогершу. Ты имеешь полное право присоединиться к коллективному иску, но полиция поймет, если ты не захочешь участвовать в процессе. Более того, жандарм заверил меня, что у них достаточно на него материалов и без твоего участия… – Она выпаливает все это на одном дыхании, напряженно поглядывая на меня.

Я в изумлении моргаю:

– Откуда тебе известны все детали?

– Поль, – пожав плечами, отвечает она с лукавой улыбкой. – Я же говорила, что пытала его. Он курировал весь процесс.

– Но он мне ничего не рассказывал… – Я хмурюсь, вспоминая наш последний разговор.

Полин пожимает плечами, но в ее взгляде читается понимание.

– Может, не хотел тревожить? Когда вы в последний раз говорили? – Она внимательно меня изучает, слегка склонив голову.

– Пять дней назад, – мгновенно отвечаю и ловлю себя на том, что мой голос звучит так, словно я оправдываюсь.

– Ничего себе! Как он посмел оставить тебя одну в такой период?! А выглядит обеспокоенным… Ох уж эти мужчины… одно сплошное разочарование.

– Даже Валентин? – спрашиваю я, надеясь переключиться на другую тему.

Губы подруги растягиваются в мечтательной улыбке.

– Он одно сплошное обаяние… Чертов засранец! – Полин качает головой и тычет мне в лицо указательным пальцем. – Но я знаю, что ты делаешь, и тебе не удастся сменить тему. Рассказывай во всех подробностях, как ты.

Я принимаю свое поражение.

– Тот человек точно под следствием?

– Да, в его телефоне нашли улики. Он частенько исподтишка снимал женщин в примерочных.

– И никто этого не замечал?

– Замечали, но он быстро бегает… Благодаря тебе его поймали и нашли других его жертв. У него столько всего было обнаружено. Эти психи любят сохранять следы своих геройств, – с отвращением говорит Полин.

– Я очень большая трусиха, если не хочу иметь к этому делу никакого отношения?

– Нет-нет. – Полин обнимает меня за плечи. – Тем более камеры запечатлели то, как он преследовал тебя. Это уже есть в деле. – Она гладит меня по спине круговыми движениями. – Ты не хочешь его видеть, да?

– Мне страшно с ним сталкиваться, – признаюсь я. – Страшно снимать тиктоки, страшно… – Я запинаюсь, силясь сдержать слезы.

– Поэтому я позвала ее, – шепчет Полин. – Она ждет за дверью.

Я поднимаю на нее заплаканные глаза:

– Позвала кого?

– Слушай, Эмма, я твоя подруга и очень хочу тебе помочь, поэтому не злись, ладно?

Я начинаю нервничать. Полин встает с кресла и открывает входную дверь.

Порог моей студии впервые переступает Лили. Каштановые волосы чуть ниже груди, голубые глаза с беспокойством оглядывают меня. Она едва достает Полин до плеча и чем-то до сих пор напоминает подростка. Я перевожу взгляд на лучшую подругу.

Полин взмахивает руками, словно сдается:

– Слушай, ты прекрасно знаешь, что она тоже пережила нападение! Поль подозревает, что у тебя начались панические атаки! Лили – единственная среди моих знакомых, кто знает, каково это. К тому же она учится на психолога!

Я прекрасно знаю, на кого учится моя сводная сестра. Она сейчас на третьем курсе факультета психологии в Сорбонне. Но ей я не планировала рассказывать о своих проблемах.

– Привет, – просто здоровается Лили.

– Эмма, не убивай меня. Но я предпочитаю решать проблемы, а не ходить вокруг да около! – воет Полин.

Неожиданно Лили оказывается рядом со мной. Она берет мои руки в свои, и только сейчас я замечаю, как замерзла.

– Ты не обязана мне ничего рассказывать, – спокойно говорит она, глядя на меня кристально чистыми голубыми глазами. – Я знаю о том, что случилось. Мне рассказали про всю ситуацию. – Лили чуть крепче сжимает мои пальцы, будто передавая тепло. – Не поверишь, но я также знаю, какой страх ты испытала… Правда знаю.

Я внимательно ее слушаю. Когда Лили с матерью только переехали в нашу с отцом квартиру, я удивлялась, почему Амели так переживает за дочь, почему папа ходит вокруг нее, словно она хрустальная ваза, которую можно разбить неосторожным движением. Но потом, став свидетелем ее панических атак и ночных кошмаров, я узнала правду.

Однажды поздно ночью на нее напали. Обокрали. Приставили нож к горлу. Даже порезали руку. После этого Лили не сразу пришла в себя и еще долго ходила к психологу. От пореза у нее остался шрам, и ее преследовали фантомные боли.

– Мне тоже нужна помощь? – глухо спрашиваю я, опуская взгляд на наши переплетенные руки, глядя на тот самый шрам.

Со временем он стал бледным и почти невидимым. Интересно, исцелилась ли ее душа так же, как и тело.

– И это нормально, – отвечает она, – понять, что не справляешься сам и что тебе нужна помощь.

– Но… – Вдруг я начинаю плакать. – Мне просто хочется вернуть свою старую жизнь.

Слезы солеными ручейками текут по щекам. Как же я хочу проснуться в тот роковой день и остаться дома. Просто никуда не пойти. Снять тиктоки, накраситься, включить сериал и даже не выглядывать на улицу…

– В мире не существует машины времени, но есть и другие способы. – Лили ласково, по-доброму улыбается. – Главное – понять, что в случившемся нет твоей вины, – тихо произносит она.

Я вздрагиваю. Как она прочитала мои мысли? Откуда знает, о чем я думаю?

– Но ведь если бы я не снимала тиктоки, – глупо, почти по-детски тяну я, – то он бы меня не узнал.

– Десять женщин, которых он преследовал, не ведут никакие блоги, Эмма, – говорит Полин, присаживаясь на мой пушистый ковер.

– Часто то, как ведут себя люди, – это последствия их травм и отклонений, а не результат твоих действий… и поверь, это как раз такой случай, – спокойно говорит Лили, протягивая мне одноразовые салфетки.

Я принимаю упаковку, крепко ее сжимая.

– Но, но…

– Тебе страшно, и ты хочешь закрыться, но тогда он победит. – Лили смотрит на меня со всей серьезностью. – Ему нравилось видеть ужас на лицах женщин. Он хотел чувствовать эту власть, и, закрывшись, ты лишь позволишь ему достичь своей цели.

От одной только мысли, что он победил и где-то там наслаждается властью надо мной, мне опять хочется крушить все вокруг… я начинаю чувствовать не только страх, но и…

– Злость, – произносит Лили, словно вынося вердикт.

– Злость… – повторяю я, удивленная тем, как точно она меня чувствует.

– Хватайся за нее на первых порах. Это не плохая эмоция. Сейчас злость – это твоя сила. Твое внутреннее «я», которое устало бояться.

– И что мне с ней делать?

– Направь на созидание. Твори. Развивай блог. Снимай макияжи.

– А если это повторится?

– Ты снова вызовешь полицию, – встревает Полин.

Ее зеленые глаза сверкают так, словно она воительница-амазонка.

– И еще раз, и еще! Ты будешь сдавать всех этих ублюдков в полицейский участок, если потребуется, и ни один из них не победит! Ведь ты любишь заниматься тем, чем занимаешься. Ты столько сил в это вложила не для того, чтобы бояться каких-то больных мужчин!

Я всхлипываю, пряча лицо в ладонях.

– Я ненавижу этот страх, – шепчу я. – Ненавижу тот факт, что он до сих пор в моей голове.

– Это не твоя вина, – твердо отвечает Лили. – И это не навсегда. Он уйдет. Останется в прошлом. Ты сильнее.

– Мне пишут такие комментарии, – вдруг говорю я. – Раньше я на них не реагировала. Но сейчас я осознаю, что это все пишут реальные люди. Мужчины.

– Ты боишься быть сексуальной? – серьезно спрашивает Лили.

Я резко моргаю, неожиданно для себя отвечая:

– Да… То есть нет… НЕТ! Мне нравится быть красивой.

– А красота для тебя – это что?