Полин вся светится… Никогда не видела ее такой счастливой, свободной и раскованной. Валентин определенно хорошо на нее влияет.

– Видела, как сильно вырос твой «Тикток», и безмерно горжусь тобой, – верещит Полин в трубку.

– Да, но я не хочу останавливаться на достигнутом. Планирую провести марафон «Фейри»!

Полин поудобнее устраивается на диване, готовая меня слушать. За это я ее люблю. Сколько людей на планете готовы вас слушать, а не просто ждать, чтобы вы слушали их? Это большая редкость.

– В течение десяти дней я буду выкладывать макияжи а-ля волшебная фея. Думаю, будет и воздушная эстетика, и что-то дарковое. Я нашла кое-что в Pinterest, сейчас покажу.

Пересылаю подруге вдохновившие меня картинки:

– Я уже заказала часть инвентаря, но сегодня хотела пойти в Printemps^[1] и поискать еще что-нибудь.

Полин кивает, внимательно разглядывая фото на айпаде:

– Выглядит очень круто! Присылай все, что будет получаться!

– Договорились.

Мы прощаемся долго, минуты три жалуясь друг другу, как сильно скучаем. Но вот на экране мелькает кудрявая голова Валентина, и, послав воздушный поцелуй, этот негодник завершает звонок.

– Я ей так завидую, – мечтательно тянет Анабель. – Белой завистью! Но видишь, я была права: ее идеальный вариант оказался Стрельцом.

– Ты всегда права, – хмыкаю я, не желая спорить о звездах.

* * *

В Париже пахнет весной. Солнечные лучи мягко оживляют город. Я сажусь на велосипед, выезжаю из Латинского квартала и качусь по набережной Сен-Мишель, мимо зеленых ящиков букинистов, которые уже разложили свои сокровища – старые открытки, пожелтевшие книги, винтажные плакаты с Бардо и Жаном Габеном.

У Сены всегда особый запах – смесь водорослей, лодочного топлива и сырого камня. На Пон д'Арколь я сбавляю скорость – не потому, что нужно, а потому, что красиво. Вид открывается на восток: Нотр-Дам в строительных лесах, но все такой же величественный. Слева встает Отель-де-Виль – строгий, сказочный, с башенками и часами. Каждый раз, проезжая мимо, я думаю, что если где-то и прячется в Париже волшебство – то именно в этих стенах.

Потом я поднимаюсь, петляя по узким улочкам, и наконец доезжаю до Printemps Haussmann. Паркую велосипед у кованой стойки, оглядываюсь: фасад торгового центра сверкает золотом и стеклом. Витрины переливаются весенними оттенками: пудровый, фисташковый, персиковый. Чувствую, как грудь наполняет вдохновение.

Я надеваю наушник, и музыка мгновенно укутывает меня в свой ритм. Переступаю порог магазина и растворяюсь в ароматах духов. Раньше я ненавидела шопинг: все, что мне нравилось, не сидело так, как я хотела. Сейчас же я поняла – все сидит так, как должно, и нужно просто выбрать то, что подчеркивает мои достоинства. Необязательно иметь размер XS – M и L тоже имеют свои плюсы. Тут я улыбаюсь себе в отражении витрины, думая, как много времени мне понадобилось, чтобы полюбить свою грудь с чашечкой C. В подростковом возрасте всегда хочется того, чего у тебя нет. Лишь позже понимаешь, как важно ценить то, что у тебя есть.

Я теряю счет времени. Лана Дель Рей в наушниках сменяется Тейлор Свифт. Я выбираю несколько блестящих топов, пару лифчиков, и мой взгляд падает на заколки. Боже, у меня слабость к заколкам! Как говорит мама, после меня останется самая большая в мире коллекция всякого хлама… Но как можно пройти мимо заколок-бабочек?

Стою у витрины, с удовольствием перебираю их – то матовые, то перламутровые, то с крошечными стразами – и вдруг чувствую чей-то взгляд. Сначала краем глаза. Потом – отчетливо. Медленно поднимаю голову. Мужчина. Ничего особенного: лет тридцать с небольшим, в сером плаще, с телефоном в руке. Он смотрит на меня. Не просто мимоходом – а прямиком на меня. Наши глаза встречаются. Я машинально отвожу взгляд. Жду пару секунд, оглядываюсь. Он все еще смотрит. Меня прошибает холод. Может, случайность? Бывает же.

Я отхожу от стенда, делаю вид, что заинтересовалась отделом с косметичками. Через пару секунд он появляется рядом, будто случайно. Он ничего не делает. Просто стоит и наблюдает. Ускоряюсь и иду к отделу с нелепыми шляпами – туда обычно никто не заходит. Он следует за мной.

Страшно. Никаких намеков на глупую нелепость. Только пересохшее горло, учащенный пульс и странное напряжение между лопатками. Может, я накручиваю себя? Успокойся, Эмма, ты не одна в этом магазине. Можно просто подойти к консультанту, сказать… Что? Что мужчина стоит рядом? Смотрит?

Я решаю свернуть в другой отдел, потом в третий. Он идет следом, держась на расстоянии. Никого не трогает. Но всегда в поле моего зрения. Становится невыносимо. Я буквально чувствую, как мне трудно дышать. Ладони вспотели, сердце в груди бьется так громко, что музыку в наушниках становится не слышно от сильного биения сердца. Вытаскиваю наушник.

Я резко поворачиваю в соседний магазин. Схватив наугад несколько футболок, забегаю в примерочную. Слышу, как консультант что-то говорит этому странному мужчине, но не могу разобрать слов. Дрожащими руками я запахиваю шторку, сажусь на пуф в углу. Колени подрагивают, голова кружится. Мелькание… что-то движется за примерочной. В полной тишине слышу, как в ушах бьется пульс.

– Это же ты из «Тиктока»? – спрашивает мужчина с неприятной насмешкой. – Танцуешь там, трясешь своими прелестями, да?

И в эту секунду становится страшно, как никогда. Я ничего не отвечаю.

– Прячешься… Ну, посмотрим, насколько тебя хватит.

Все мое тело трясется, зубы стучат друг о друга. Спустя минут пятнадцать я заставляю себя выглянуть из раздевалки, но сразу же запахиваю шторку обратно. Он ходит по магазину, взад-вперед по центру зала, как будто специально выбрал место, откуда отлично видны примерочные…

Судорожно хватаю телефон. Непослушными руками набираю Поля. Я давно этого не делала… Кажется, гудки тянутся целую вечность. Желчь подступает к горлу. А что, если он не ответит? Но тут раздается до боли знакомый голос:

– Эмма?

Глава 3

Поль

На экране появляется ее фотография. В волосах – миллион розовых заколочек в форме бантов, на лице – россыпь наклеенных сердечек. Я помню, как она всегда аккуратно приклеивала их – ей не нравилось, когда их слишком много. Иногда она вырезала их сама, чтобы добиться идеальной формы. Эмма… Она не звонила мне три недели. Вообще. Ни разу. Что-то случилось. Эта мысль молнией проносится в сознании. Я отхожу от Мэйлинь и Джошуа, которые спорят о важности феминизма в двадцать первом веке. Прикладываю телефон к уху. Сердце стучит где-то в районе горла.

– Эмма? – отвечаю я на звонок.

Тишина. Я проверяю, пошли ли минуты. Закрываю свободное ухо, чтобы спор друзей не мешал. И наконец слышу ее тихое дыхание.

– Эмма, – повторяю я.

– Ты мог бы… – шепчет она и запинается.

– Мог бы, – шепчу в ответ.

Снова молчание, и лишь ее дыхание щекочет динамик телефона.

– Я даже не закончила предложение, Поль… – наконец произносит она.

– Заканчивай его, Эмма.

Неприятный холодок пробегает вдоль позвоночника. Что-то точно случилось.

– Забери меня.

– Откуда?

Слышу шорох, и на телефон мгновенно прилетает локация торгового центра.

– Я, кажется, в The Kooples, – неуверенно говорит она, и я вновь слышу шуршание. – Да, в The Kooples. Но я не помню, какой это этаж… – Ее голос звучит странно… растерянно.

– Мне нужно просто подняться в магазин? – уточняю я и хватаю ключи от машины.

Эмма не отвечает на мой вопрос. Друзья перестают спорить и недоуменно смотрят в мою сторону. Мы собрались в квартире у Мэйлинь, чтобы позаниматься вместе. Я жестом показываю, что мне нужно бежать. Мэйлинь губами, беззвучно спрашивает, что случилось, но у меня нет времени объяснять. Эмма не отключается – слышу в трубке ее дыхание.

– Поль, – зовет она, будто проверяя, не отключился ли я.

– Слушаю.

– Тебе нужно подняться. – Она вновь запинается. – Я спряталась в примерочной.

– От кого? – Я начинаю бежать по ступенькам, решая не дожидаться лифта.

– Там мужчина… Он преследовал меня.

В ушах стучит пульс, виски сжимает тугая боль.

– Он что-то сделал?

– Нет.

Простое «нет», но какое облегчение его услышать.

– Хорошо, это хорошо. – Прыгаю на водительское сиденье. – Хочешь, я буду говорить с тобой?

– Да…

Ее голос дрожит, дыхание прерывистое. Завожу двигатель и выезжаю с парковки.

– Знала ли ты, что во Франции запрещено целоваться на железнодорожных платформах? – первое, что приходит мне в голову.

На улицах пробки. Движение тяжелое, машины едут медленно.

– Не-а, расскажешь? – тихо интересуется она.

– Этот закон придумали в начале двадцатого века, чтобы поезда отправлялись по расписанию. – Резко торможу, потому что не увидел машину сбоку.

Девушка за рулем сигналит, как умалишенная, и покрывает меня всеми возможными ругательствами. Я машу ей рукой, призывая проехать и закончить этот цирк. Она нервно оглядывает меня и жмет на газ. Загорается красный, я не успеваю проскочить. Устало тру глаза и продолжаю рассказ:

– Влюбленные из-за поцелуев задерживали отправление, и целоваться запретили.

– И как, работало?

– Наверное, но сегодня этот закон устарел, ведь поезда больше не ждут влюбленных.

– Жаль… Теперь чувства не повод для исключений.

– Но закон до сих пор существует.

Наконец загорается зеленый свет. Судя по навигатору, мне осталось ехать десять минут. Еще никогда я не хотел оказаться где-то столь сильно, как сейчас.

– Поль, мне страшно, – неожиданно признается она.

– Там везде камеры. Он ничего с тобой не сделает, – говорю с притворной уверенностью.

Закатное солнце ярко светит, отражаясь от окон домов и лобовых стекол автомобилей. Я жму на газ, обгоняя машины. Водители сигналят, кто-то возмущенно машет руками, когда я резко перестраиваюсь из одной полосы в другую.

– А что, если меня узнает кто-то еще? – спрашивает она сбивчиво.

– Не все люди будут следить за тобой.

– А вдруг будут? – испуганно шепчет Эмма.

Секунды тянутся, словно липкая патока. Поток машин плотный, но я ищу любые зазоры, чтобы прорваться вперед. На светофоре, не выдержав, сворачиваю в переулок, где движение чуть свободнее.

– Не знаю, – честно отвечаю я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце бешено колотится. – Мне ехать три минуты, я никому не позволю тебя обидеть.

Слышен визг тормозов – я проскальзываю перед джипом, который еле успевает затормозить. Снова резко перестраиваюсь, едва не задевая маленький смарт. Водитель возмущенно сигналит, но я не оглядываюсь. Адреналин бурлит в крови. Руки крепко сжимают руль. Движение замедляется – пробка. Я быстро оглядываю улицу, замечаю боковую дорожку и сворачиваю, едва вписываясь в поворот. Асфальт тут узкий, пешеходы переходят дорогу, лениво щурясь на ярком солнце. И наконец, словно кадр из фильма, передо мной вырастает фасад торгового центра Printemps. Я паркую машину на обочине, включаю аварийку и, не оглядываясь, бегу к входу.

– Эмма, я почти на месте, – говорю в трубку невозмутимым голосом.

На входе меня встречает огромный охранник, скрестив руки на груди. Я выключаю микрофон и обращаюсь к нему:

– Добрый день, моя подруга подверглась опасности в магазине The Kooples. Мне кажется, стоит вызвать полицию.

Надо отдать ему должное, он не задает миллион ненужных вопросов и мгновенно говорит в рацию:

– Анаис, вызови полицию. – Затем указывает подбородком вправо. – За мной.

Охранник ведет меня в служебный коридор, и мы подходим к лифту.

– Эмма, я могу отключиться, захожу в лифт, – предупреждаю ее, снова включив микрофон.

Секьюрити нажимает на цифру три, и стальные двери закрываются. Звонок действительно прерывается.

– Мне нужны подробности, – требует зычный голос над моим ухом.