Обсуждение высоких материй как-то само собой прекратилось, домовой тоже прекратил активное сводничество, и все занялись тем, ради чего вернулись домой. Валерка некоторое время раздумывал, не потребовать ли от домового баню, но решил, что не дождётся, и ограничился душем. После Алисы, конечно, которая выбежала оттуда ещё более красная, чем заходила. Птицын, зашедший туда сразу после неё, тут же понял в чём дело – оказывается, домовой словами не ограничился. Когда уж в помещении появилось огромное зеркало в полный рост – неизвестно, но оно там было. Видимо предполагалось, что налюбовавшись на свои «стати», как выразился домовой, обитатели дома не смогут сдержать возбуждения, и побегут срочно строгать наследников. Судя по следам, Алиса не удержалась – протёрла стекло, когда оно запотело. Птицыну очень живо представилось, как девушка медленно и тщательно водит покрытой пеной мочалкой по мокрой коже, любуясь на себя в это зеркало, и тоже ужасно покраснел.

– Вот ведь сводня! – пробормотал парень, выходя из душа. Хотел приказать вернуть зеркало на место, но не смог себя заставить. Да и глупо было отрицать, что Алиса ему нравится, даже очень. Мелькнула мысль, что теряться действительно не следует, но остановило то, что девчонка, как ни крути, находится в подчинённом положении. «Она ведь, если что, может посчитать, что я имею право, – думал Птицын. – И не откажет именно поэтому. Мне такого точно не нужно! Да она ещё и девчонка совсем – семнадцать лет!» Сны, несмотря на усталость, парню снились совсем неприличные. И наличие поблизости шарика всех оттенков черноты, распространяющего вокруг себя лёгкий, гипнотический флёр тоски и голода парню ничуть не мешало – уже привык, наверное.

Правда, проснувшись, он о шарике вспомнил, как вспомнил и о том, что в лаборатории должен быть какой-то экранирующий сейф. Остальные ещё спали, – даже двужильному Демьяну требовался отдых после вампирского гнезда, – так что Валерка спустился в подвал. И даже сейф нашёл без помощи домового. Выглядел он вполне по-современному, если не считать позднейших дополнений, внесённых самим колдуном. Вся поверхность металлической коробки была густо исчерчена какими-то символами, которые, кажется, ещё и светились слегка в темноте. «Надеюсь, не радиоактивные», – подумал Птицын, и осторожно приоткрыл дверцу, благо пароль нашёлся тут же, на стикере, прикреплённом прямо на дверь. Изнутри, вопреки опасениям, ничего не выскочило, не выплеснулось и не вылетело. Внутреннее пространство сейфа было разделено на множество ячеек, и некоторые из них не были пусты. Какие-то пузырьки, рубиновое ожерелье, кроваво рдеющее в темноте, перочинный ножик самого обычного вида, советский ещё, но когда Валерка не подумав, протянул к нему руку, от ножика потянуло таким кровожадным восторгом и злобной радостью, что парень поспешно отскочил.

– Понял, не дурак! – пробормотал Птицын. – Без инструкции лучше не соваться.

Он достал из кармана чёрный шарик, пару секунд поглядел на него, и уже потянулся, чтобы положить на свободную ячейку… От шарика потянуло такой концентрированной тоской и разочарованием, что Валерке плохо стало.

– Эй! Я ж не навсегда. Просто чтоб тебе не приходилось всё время сдерживаться.

Валерка ожидал, что шарик превратиться в навью, но ничего так и не произошло, вот только тоска ничуть не уменьшилась.

– Ладно. Чёрт с тобой. Не хочешь – не надо. Но имей ввиду – если не сдержишься, я в тебе разочаруюсь!

Шарик «замолк», снова превратившись в странную безделушку, а Валерка, тщательно заперев дверцу сейфа, уселся за компьютером – гуглить, что такое речка Смородина. Информации, на удивление, оказалось много. Правда, только сказки и мифы, ну так и ждать чего-то другого было бы странно. Ожидаемо, река Смородина оказалась аналогом греческого Стикса – Валерка даже не удивился. Почитал несколько былин про богатырей, про берег из костей и Калинов мост.

– Короче, всё равно нифига непонятно. Где этот Калинов мост? Да ладно, пофиг, но хотя бы река-то где? Вряд ли же имеется ввиду что-то, что у нас по земле течёт. Змеи ещё какие-то, Горыныч. Совсем сказки, или не совсем? Так, три заставы на пути в Навь. Чёрные леса, чёрные грязи, а там и Пучай-река с Калиновым мостом. Так. Минуточку. Чёрные леса, да? И змей. Как это знакомо. Там, конечно, не чёрный лес был, а вполне зелёный, но если подумать, чёрный, это ведь синоним тёмного? Тёмный такой лес, даже мрачный, если вдуматься. И Змей, да.

Порыв тут же бежать на границу к знакомому Змею Валерка задавил в корне. Мысль о том, что не всё так просто с этой Смородиной остановила. Судя по сказкам, место непростое, и остаться там навсегда, особенно, если через неё всё-таки перейдёшь, проще простого. Что-то Валерке подсказывало, что прежде, чем туда соваться, лучше закончить все дела.

– И завещание написать, да, – покивал себе парень. – На кого только? Ни у Алисы, ни у Демьяна документов нет. И не сейчас. Если я сейчас начну, так сказать, «завершать дела», меня остальные не поймут. Не хочу их пугать. Но завещание я напишу, что бы там домовой ни говорил. Нет судьбы, как говорил терминатор. Он вон какой здоровый, так что ему я верю больше. Однако придётся ещё немного подождать, – парень достал шарик и внимательно в него всмотрелся, пытаясь почувствовать отклик, – Даже с завещанием дело не быстрое. Да и хорошо бы к самому пути подготовиться, да ведь? Дорога, сама понимаешь, непростая. Сдаётся мне, даже очень непростая. Там вон богатыри некоторые даже жён своих в жертву на куски рубили, чтобы перейти, а у меня и жены нет, да и если будет, я с ней так поступать не собираюсь, прости. Жён на куски у нас в другом городе рубить принято, а я, вроде как, нижегородец. У нас тут обычно по-простому, насколько я знаю. Задушить там, или зарезать… тьфу, вот ведь.

Сценки убийства всплыли в воображении и оказались слишком яркими и даже где-то притягательными.

– Не шали! – строго нахмурился Птицын на шарик, и на всякий случай добавил: – Чур меня!

Вроде отпустило, воображение улеглось, да и сладострастное удовольствие от воображения медленно гаснущих женских глаз куда-то испарилось.

– И не смей делать из меня маньяка! – обиженно добавил Птицын. – Давай уже как-то поуважительнее друг с другом. Я вот о твоих чувствах забочусь, не запираю тебя в сейфе. И рисковать, опять-таки собираюсь!

«Всё, теперь точно отпустило», – окончательно успокоился Валерка, опасливо поглаживая карман, в который спрятал навью. Чем дальше, тем сильнее он опасался это существо. Настоящая жуть, что уж там говорить! Одно дело, когда тебя могут просто убить, и совсем другое, если она может влиять на человека таким противоестественным образом. Птицын вспомнил, с каким восторгом ещё несколько секунд смаковал картины удушения, и его чуть не вывернуло.

– Если я прав, получается, что Навь от яви отделена тремя границами. И когда мир разделили надвое, одну его часть как бы спустили через первую из трёх. Звучит, в принципе, вполне стройно, лишь бы на самом деле так и оказалось, а то мало ли, сколько всего я за уши притянул!

– Между прочим, когда человек разговаривает сам с собой, это признак душевного расстройства! – раздался за спиной голос домового. Интонации звучали так назидательно, что Валерка на секунду почувствовал себя на лекции в универе.

– А от любого душевного расстройства может помочь тёплая бабёшка под боком! – тут же разрушил образ домовой. – Тем более, вон она, всего этажом выше лежит под одеялом, вся в неге и ожидании!

– Да что б тебя! – возмутился Птицын. – Прекращай, правда! Не буду я к ней приставать, она ещё маленькая! Я её на девять лет старше! Подрастёт – посмотрим. И детей делать буду только когда буду уверен, что не оставлю их одних младенцами, ясно тебе? Какой тебе толк, если их в детдом заберут? А будешь напирать, вот ей-ей, дам обет безбрачия! На крови поклянусь!

Глава 5, в которой Валерка спасает представителя власти

Совершенно случайно, в сердцах, Птицын нащупал способ оградить себя от матримониальных планов домового. Угроза дать обет безбрачия подействовала на нечисть лучше, чем прямой запрет. Он даже предложил убрать из душа зеркало, чтобы хозяин уж точно не совершил такую чудовищную ошибку, но тут Птицын, смущаясь, велел оставить всё, как есть. Трудно противиться воображению, а образ Алисы перед зеркалом прямо-таки запечатался в голове.

Проснулся Валерка очень рано, – всё же накануне вырубился ещё до вечера, – но общение с навьей и домовым, да изучение сказок про речку Смородину заняло достаточно много времени. Когда парень вернулся на этаж, остальные домочадцы уже тоже были бодры и готовы к свершениям. Алиса металась по кухне, что-то готовя – Валерка осознал, что не отказался бы заморить червячка. Мягко говоря. Пара бутербродов да бутылка Буратино явно не тянула на полноценный дневной рацион. Получается, накануне он почти ничего не ел – по возвращении домой мысли о еде даже не возникло. И теперь, почувствовав запах чего-то мясного и жарящегося, Валерка едва удержался от того, чтобы умыкнуть сковородку прямо с плиты.

– Доброе утро, Валерий, – поприветствовал его Демьян, тоже с явным нетерпением посматривающий на Алисины старания. – Поделишься планами? Будем готовиться к приёму?

– Можно, в принципе, – пожал плечами парень. – Но до приёма ещё четыре дня, успеется. Для начала лучше бы с Лёхой пообщаться. Тянет меня за душу та бойня в вампирском доме, боюсь, как бы не нашли нас.

– Это по отпечаткам пальцев, да? – заинтересовался упырь. – А что, у всех граждан города их берут? И потом сверяют? Это как вообще возможно, такую уйму народа проверить? Хотя… компьютер, да?

– Вообще, наверное, да, – кивнул Птицын. – Только пальчики у всех жителей города не снимают, конечно же. Только у преступников. Вот только у меня их откатали, совсем недавно.

– Мне трудно поверить, княже, что ты специально совершил какое-то злодеяние. Уж больно ты добрый человек! – удивился Демьян.

Пришлось рассказывать историю с недотыкомками – Демьян очень веселился. Правда, только пока слушал:

– Ты, князь, сильно не расслабляйся. Недотыкомки – твари презираемые, всерьёз их никто не воспринимает, в обществе не принимает. Между тем, эти твари – существа зловредные и злопамятные. Прямо на нас нападать они не решатся, но пакостить будут, тут к гадалке не ходи. Порой в тяжелый момент сделанная гадость может и хребет переломить, как последняя капля. Будем стеречься, да и устрашить ещё пару раз, если случай представится, не помешает – чтобы эффект закрепить.

Валерка только вздохнул. Он уже и так понял, что любить на той стороне его никто просто так не собирается, так что недотыкомкой больше, недотыкомкой меньше – не всё ли равно?

Телефон вчерашние приключения, как ни удивительно, пережил. Даже экран не треснул. Правда, успел высадиться в ноль, так что пришлось подождать, пока подзарядится. Зато, как только засветился экран и подгрузилась система, уведомления посыпались одно за другим. О пропущенных звонках, конечно же. И адресат знакомый.

– Ну, на ловца и зверь бежит, – пробормотал Птицын, и ткнул в имя звонившего.

– Вот прям сейчас я занят, – без приветствия ответил Лёха, – но через десять минут освобожусь. Не вздумай за это время опять исчезнуть, хорошо? Очень тебя прошу!

– Да не исчезну, жду, – ответил Валерка и принялся ждать в тревоге и недобрых предчувствиях. Очень он опасался, что полицейский искал его по какому-то неприятному поводу. Например, объявить о том, что он, Валерка, теперь в розыске.

Телефон завибрировал даже раньше, чем через десять минут, и новости оказались действительно неприятными, хотя и не такими, как боялся Птицын.

– Слушай, проводник хренов, – без обиняков начал Лёха, – до твоего появления на улицах не находили обескровленные трупы, а тут за ночь сразу два. Можешь даже не пытаться говорить мне, что ты здесь ни при чём! Знаешь, я прямо-таки требую объяснений. Только не по телефону. Ты где сейчас?