Одна в поле воин (страница 17)

Страница 17

Она испугалась не подсмотревших интимную сцену девушек, не нежности Кости, она испугалась своей реакции: ей захотелось прижаться щекой к этой ладони, потереться о нее, приласкаться.

Вера молчала и смотрела на него, как смотрят дети на взрослых, совершивших дурной поступок.

– Верочка, я буду счастлив услышать любое ваше решение: согласитесь вы быть моей женой, любовницей, подругой. Я прошу вас только об одном – не прогоняйте меня, не отталкивайте. Вы смотрите на меня с ужасом. Я противен вам? Вера, ответьте мне!

Вера опустила глаза, забрала у него свою руку и отрицательно покачала головой. Она встала, тихо сказала: «Прощайте», – и пошла по аллее к выходу.

Вчера Игорь. Сегодня Костя. Контрольный выстрел в голову – ее добили. Поделом. Блудница! Слезы были вчера. Достаточно. Взять себя в руки. Выбросить глупые мысли из головы. Никогда больше не мечтать о Колесове! Не вести с ним мысленных бесед! Я – достойная женщина. Я буду вести себя как достойная женщина. Я должна себя уважать. Я буду себя уважать. Я сделаю всё, чтобы себя уважать.

Костя не помнил, сколько времени он просидел после ухода Веры. Хотелось выть, биться головой о скамейку. И в то же время – провалиться в глубокий сон, а проснувшись, забыть о случившемся.

– Ну, как прошло? – Рядом с ним плюхнулась на скамейку Галка Пчелкина.

Привет из зрительного зала, подумал Костя. Публика еще не знает – аплодировать или освистать нашего клоуна.

– Судя по твоему лицу, – продолжала Галка, – облом. Не печалься. Продолжай атаковать. Настоящая женщина не сдается после первого штурма.

– Иди ты со своими советами знаешь куда?

– Без грубостей. Скажи спасибо, что я втемяшила в башку Анне Рудольфовне, чтобы она была максимально деликатна со своей невесткой и упреками не подталкивала ее на путь порока и разврата.

– Спасибо.

– Колесов, у тебя сейчас лицо редкого в человеческой популяции бледно-зеленого цвета. Ты не собираешься в обморок падать?

– Галка, у меня такое ощущение, что я сейчас помру.

– Ты не поверишь, Костя, смотри сюда. – Она оттопырила карман белого халата и показала наполненный шприц с пластиковым наконечником, закрывавшим иглу. – Если бы мне кто-нибудь сказал, что мы с тобой, авторитетные врачи, как долбаные наркоманы, на лавочке, в больнице… Задери рукав и прикрой меня, я тебе сейчас вколю все счастье мира.

– Морфин? – спросил он, наблюдая, как Галина вводит лекарство.

– Легчает? – ответила она вопросом на вопрос. – Расслабься, на, возьми сигаретку.

– Не могу больше курить.

– Слушай анекдот. Мужик заявляет врачу: доктор, я еще мужчина в полном расцвете сил. У меня недавно пятый внук родился.

– Старо.

– Конечно, десять минут назад в приемном покое записали.

– Кажется, отпускает. Галка, ты ради меня пошла на должностное преступление.

– Не обольщайся, – она достала из кармана две использованные ампулы, – анальгин с демидролом. Колесов, ты подобные фокусы проделывал сотни раз. Не строй из себя пуп мироздания, твои переживания ничем не отличаются от страстей дяди Леши истопника и тети Клавы дворника. К сожалению и к счастью, всё пройдет. У тебя не вырастет хвост и не отвалятся уши. Ты будешь работать и в трудах праведных обретешь успокоение.

– Да, верно. От раны либо погибают, либо, оставшись в живых, о ней забывают. Я похож на выздоравливающего?

– Пока нет, но рана не смертельна. Костя, я тебе обещаю, что Мымру Колобкову урою так, что ей и о должности уборщицы в общественном сортире не придется мечтать.

– Брось, не связывайся.

– Нет, у меня, знаешь ли, извращенное чувство мести. Я не помню долго зла, которое мне причинили. Но обиды моим детям и близким не прощаю никому.

– Галка, ты настоящий друг. Выходи за меня замуж?

– Милый, я предпочитаю находиться в этой больнице в качестве доктора, а не в качестве пациента.

– Второй отказ за день, – вяло усмехнулся Костя.

– Вернулась самоирония, – констатировала Галина, – больной скорее жив, чем мертв. Пойдем потрясем Гершмана. Я видела, выписавшийся мужик ему бутылку коньяку подарил.

Глава 15

Луиза Ивановна ухаживала в больнице за Юрой, Вера занималась с детьми, а Татьяна и Анна не выходили из кухни. С азартом истосковавшихся по праздникам людей они готовили застолье. В их семье к приему гостей всегда относились ответственно.

Из приглашенных на маленькое торжество по случаю выхода Юры из больницы не смог приехать только Игорь Самойлов. Зато вернулся из командировки Сережа Крафт. Кроме него и Веры, за столом сидели соседи Самойловых Слава и Марина, Луиза Ивановна, Татьяна, Анна и Юра. Гости нахваливали блюда – заливную рыбу, три вида салатов, фаршированные помидоры и яйца, печеночный и сырный паштеты, селедку под шубой, пироги, буженину, мясной рулет и телятину с грибами. Шутили по поводу изобилия на столе при пустых магазинах. Но ели мало.

Анна не замечала, как через силу все пытаются выглядеть веселыми, поддерживают разговор и стараются скрыть удручающее впечатление, которое произвел на них Юра. Для Анны, видевшей его каждый день и помнившей живым трупом, теперь муж был молодцом – сам сидел, держал в руке кусочек хлеба. Вот только описался – пришлось вывезти, переодеть. Передвигали Юру в инвалидном кресле, которое купила Вера. Стоило оно баснословно дорого – сто пятьдесят долларов. Вера представила валюту, заработанную ею на печально закончившихся переговорах, как подарок на новоселье. Анна настояла: подари не коляску Кирюшке, а инвалидное кресло Юре. На оставшиеся деньги Вера купила стиральный порошок, несколько коробок, по двадцать пачек порошка в каждой. Праздничные подарки, что и говорить.

Когда Анна с Юрой выехали из комнаты, за столом повисла гнетущая тишина. Можно было несколько минут не притворяться, что с этим человеком, еще два месяца назад здоровым и сильным, все в порядке. Короткая щетина и пластырь на голове, склоненной к плечу; тупой, безучастный, устремленный в одну точку взгляд; кормление с ложечки; вытекающая изо рта жижа, – все знали, что с Юрой плохо, но по-настоящему ужаснулись, только увидев.

– Конечно, тяжело, – бормотала Луиза Ивановна. – Но Анечка такая молодец. И вам всем мы благодарны. Ничего, не расстраивайтесь, это жизнь.

– Вот и мы!

Анна вкатила Юру. Для нее было привычным переодевать его пять раз в день. И она не видела никакого конфуза в том, что он писался в штаны. Когда в постель, гораздо сложнее – приходится все перестилать. Она разговаривала с мужем, как с нормальным, призывала к тому же остальных.

– Сережа, расскажи о своей поездке в Мексику. Юра там тоже был две недели в командировке. Юр, ты помнишь? Дай я тебе губы вытру.

Крафт, не глядя на Юру, говорил о своих впечатлениях и не мог выбраться из паутины общих слов и сентенций.

– Юра, – тормошила Анна мужа, – ты понял, что это те самые Марина и Слава, которые приняли Кирюшу? Ох, перепугались вы, наверное, когда я к вам ворвалась среди ночи.

Слава, у которого акушерская история от многих пересказов обросла массой выдуманных забавных деталей, сейчас не мог двух слов связать. Не мог он общаться с безучастным телом, ему даже трудно было представить, что эта шевелящаяся мумия – отец замечательного малыша.

Дарья, в отличие от мамы, чувствовала скованность взрослых и не понимала их. Ей объяснили, что папа еще нездоров. Ну и что, у нее тоже недавно живот болел, когда они с Колькой наелись зеленых яблок. Конечно, папа не такой, как был прежде. Но мама обещала, что он выздоровеет.

– Дядя Слава, между вами с папой дохлый бобик? – спросила Даша.

– Какой еще бобик? – насторожилась Анна.

– Это она от меня услышала, – пояснил Слава. – Со сменщиком конфликт вышел. Он в мое дежурство машину разбил, а отвечать мне.

– И в машине была ваша собачка? – уточнила Луиза Ивановна. – Как печально.

– Да нет, это выражение такое: между нами дохлый бобик, значит – поссорились.

– Слава, вы просто кладезь фольклорный, – покачала головой Татьяна.

– Он никогда при детях не выражается, – вступилась за мужа Марина.

«Дашенька, вот кто спасет наше застолье», – подумала Вера и вслух спросила:

– Ты ведь была с бабушкой в Детском музыкальном театре? Поделись с нами впечатлениями.

– Весь спектакль простояла спиной к сцене, – пожаловалась Луиза Ивановна, – и в полный голос канючила: «Пойдем в столовую, бабушка!»

– Что же тебе не понравилось, дочь? – спросила Анна.

– Во-первых, они поют.

– И что в этом плохого?

– Взрослые тетеньки делают вид, что они маленькие мальчики, и, вместо того чтобы ясно разговаривать, скучно воют протяжными голосами. Во-вторых, там по углам были такие служительницы, которые в разные моменты начинали хлопать, чтобы весь зал тоже хлопал.

– Ты, конечно, не хлопала? – спросила Вера улыбаясь.

– Конечно, – подтвердила Даша, – а свистеть – меня Колька научил – бабушка не разрешала. Мне не нравится, когда меня заставляют хлопать, когда мне не нравится.

– Логично, – заметил Сергей, – мне бы тоже не понравилось.

Воодушевленная поддержкой, Даша продолжала:

– В-третьих, там хорошая столовая, ну ладно, буфет, буфет. И по стенам красиво развешано.

– Так не говорят – «красиво развешано», – поправила Таня племянницу. – Что развешано?

– Картины разные из сказок. И шоколадки тоже с рисунками из сказок продают. Бабушка мне пять штук купила.

– Полпенсии, – вздохнула Луиза Ивановна.

– Я пойду братика проведаю. – Даша вышла из комнаты.

Луиза Ивановна продолжала жаловаться на поведение внучки, но Вера, Таня и Анна, не слушая ее, настороженно смотрели друг на друга.

– Братика она проведает, – повторила Таня.

– Пять шоколадок, – напомнила Вера.

– Караул! – подытожила Анна, и они бросились в детскую.

Не успели. Щеки и нос малыша были уже вымазаны коричневой массой, а сам он сосал плитку, которую держала у его рта старшая сестрица.

Ревели дети хором: Дарья, получив от матери шлепок, верещала, наказанная за попытку отравить брата, а Кирилл, лишившийся сладкого, заявлял о своем неудовольствии классическим плачем младенца.

Радостное настроение не покидало Анну и после ухода гостей. Она покормила Кирюшу, помогла Татьяне домыть посуду и убрать остатки еды в холодильник. Потом застелила постель: на Юриной половине кровати положила на матрас клеенку, сверху простыню. Вот сейчас наконец она ляжет рядом с ним, прижмется к нему. Вдруг ее тело, ласки разбудят в нем желание и это станет мощным толчком к выздоровлению?

Юру она положила на спину, а сама устроилась у него на плече, крепко обняла за талию, ногу закинула на его ноги. Пыталась устроить его руки так, чтобы они покоились у нее на спине, но не получалось – они сползали безвольными плетями.

– Родной мой, милый, – шептала Анна. – Как хорошо! Как я соскучилась! Слава богу, ты со мной. Теперь мне кажется, нет, я уверена, все будет замечательно. Ты такой теплый, сильный – я без тебя истосковалась…

Муж не отвечал. Он спал.